Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

2.2. Синтетичность / аналитичность. Этот принцип связан с предыдущим. Так, лексика русского языка ориентирована на целостное представление явления или события в пределах одного слова. Во фразе: Она сбежала по лестнице – в глаголе сбежала, помимо общей идеи движения, выражено и направление движения вниз (приставка с-), и способ действия (корень – беж-).

По-французски та же фраза будет звучать: Elle descendit l'escalier en courant – буквально 'она сошла (de-scendit) по лестнице бегом' (en courant – точнее 'в беге'), т. е. в глаголе, помимо движения, выражена только идея направления вниз, а идея способа действия передана другим словом – существительным. В английском же языке: She ran down the stairs – буквально 'она сбежала вниз по лестнице', напротив, в глаголе, помимо общей идеи движения, выражен только способ действия (корень run), а другим словом – наречием передано уже направление вниз.

Но и во французском, и в английском языках, в сравнении с русским, ситуация передается расчлененно, т. е. аналитически. Причем подчеркнем, что здесь аналитичность – лексическая, не грамматическая, хотя, конечно же, она связана и с грамматическим аналитизмом этих языков.

Это же противопоставление синкретизма русского слова расчлененности и аналитизму слова английского или французского выражается в ряде случаев, когда одному русскому глаголу в этих языках соответствует устойчивое словосочетание десемантизованного глагола (в первоначальном несвязочном значении 'быть', 'стать', 'получать', 'иметь' и пр.), передающего общую идею действия или состояния, с конкретизирующим существительным или прилагательным: болеть – be ill, бояться – be afraid of, заботиться – take care of и пр.

В качестве некоторого обобщения отметим, что синкретичный способ передачи действия или события, присущий русскому языку, в чем-то более архаичен, так как он сохраняет некоторые элементы образности, символичности, тогда как аналитичный способ тяготеет к абстрактно-логическому, более рационалистическому типу представления информации в слове, которому свойственно подчеркивать только логическую суть действия или события и не обращать внимание на несущественное. Так, для передачи идеи местонахождения вполне достаточно использовать слово, в обобщенном виде выражающее эту идею – например, находиться. Сказать же о стакане, что он на столе стоит, а о книге, что она на столе – лежит, есть избыточная образно-метафорическая квалификация данного действия, в которую «попадает» зачем-то и образ самого предмета (это ничего существенного, с логической точки зрения, в информацию об этом действии не добавляет).

2.3. Лексикализованность / грамматикализованность. Этот принцип тоже коррелирует с двумя предыдущими, как бы являясь их формально-языковой основой. Выше уже было сказано, что лексика и грамматика противопоставлены не содержательно, а как разные способы выражения смысла. Однако эти способы не равноценны: грамматический способ передает информацию о мире в силу своей языковой специфики в более формализованном, схематизированном виде, чем лексический, которому присуще тяготение к конкретно-чувственной репрезентации предмета, признака или действия.

Так, одной из ярких примет семантических процессов во французском и английском языках является тенденция к десемантизации глаголов, выражающих основные действия или состояния – быть, иметь, получать, брать, делать и пр.: они либо становятся лексически полузнаменательными показателями при существительных и глаголах, выражающих основное лексическое значение: take part 'брать часть', т. е. 'участвовать', be late 'быть поздним', т. е. 'опаздывать', либо полностью десемантизуются в роли морфологических показателей форм времени: have read 'прочитал' (перфект). В русском же языке либо аналогичные глагольные показатели сохраняют лексическое значение – принимать участие, потому что они фразеологизованы, либо вообще используется полноценная лексическая единица – участвовать.

Поэтому если по-французски и по-русски мы скажем одинаково – иметь право, то с другими существительными по-французски можно иметь любое понятие: высокие достоинства, хорошую репутацию, сильную боль и пр. А по-русски здесь будет лексикализация, т. е. использование при каждом существительном «своего» глагола – высокими достоинствами мы обладаем, хорошей репутацией пользуемся, а сильную боль испытываем.

На уровне имен неполная или полная десемантизация выражается, например, в том, что во французском языке возможно использование десемантизованных метафорических существительных со снятой образностью в типовых контекстах нераспределенно, т. е. свободно, в абстрактном значении – 'много', 'мало' и т. п. Так, существительное paquet 'кипа, связка, пакет' может регулярно использоваться в сочетании с любым конкретным существительным для обозначения множества – paquet de hommes (буквально 'пакет людей', т. е. просто 'множество людей'), paquet de mer (буквально 'пакет моря', т. е. 'сильный плеск (морской) воды') и пр. В русском языке каждое конкретное существительное «требует» своего субстантивного обозначения множества: масса людей, но гора песка, но куча яблок, но море времени; и при этом образ сохраняется за счет того, что выбор слова для обозначения множества связан с семантикой управляемого существительного – нельзя *куча воды. Это также лексикализованный способ обозначения данного смысла.

То же можно отметить и в сфере прилагательных. Так, французское прилагательное plein, прямое значение которого 'полный' подверглось десемантизации и стало означать просто либо 'наличие / отсутствие чего-либо', либо 'большое количество', в этой роли присоединяется к любому существительному: en pleine rue – 'посреди улицы, т. е. на людях', en plein air – 'на свежем воздухе, т. е. много воздуха', en plein vent – 'под открытым небом, т. е. много неба, или на ветру', и даже: en plein hiver – 'среди зимы' en plein conseil – 'во время заседания', en pleine activite – 'в разгар деятельности'.

Наблюдается десемантизация и в предикативном прилагательном или глаголе. Русская фраза В этой части города есть (имеется) много парков по-французски передается с помощью предикатива on voit 'видно (видны)': Dans cette partie de ville on voit beaocoup de jardin – буквально 'в этой части города виднеется (видно) много театров'. Правда, по-русски мы тоже можем сказать, например: В этой части города видна высокая башня, но тогда предикатив видна обязательно сохранит свое лексическое значение.

Десемантизации по линии формальной грамматикализации во французском языке может подвергаться и метонимия: так, по-французски вполне нормально и нейтрально звучит, например, в начале предложения Un jeunesse… (буквально 'одна, некая юность') в смысле 'одна юная девушка'. По-русски такое, конечно, тоже возможно, но только в специализированном, например, поэтическом контексте, где это употребление будет обладать сильной стилистической маркированностью. Ср., например: Если бы молодость (причем не обязательно именно 'молодая девушка' но вообще – 'молодой человек') знала, если бы старость могла… Как считает В.Г. Гак, метонимия как замена целого частью утрачивает во французском языке экспрессивную функцию, потому что грамматикализуется, становится общеязыковым приемом построения высказывания.

Можно утверждать, что французский язык располагает устойчивой моделью десемантизации, формализации метафорических и метонимических конкретных значений, превращения их в обобщенные выразители логически «чистого», свободного от избыточных образных наслоений смысла. Снова мы можем говорить о большей конкретности, образности, «лексичности» русского слова в сравнении с французским.