Слово живое и мертвое

– Это твое последнее слово? – спрашивает он. – Последнее слово, которое ты от меня слышишь.

– Да, последнее, больше ты от меня ничего не услышишь (или уж: Да, последнее, между нами все кончено!).

Недобрый старик, да еще хмельной, огрызнулся в таких выражениях:

А надо бы:

– Я не позволю, чтобы меня постоянно отодвигали на задний план.

– Нечего меня (вечно) оттирать…

Такая речь трижды нелепа и неправдоподобна в книгах очень современных, в устах героев нынешних (а подчас и послезавтрашних – в фантастике!).

Не странно ли, что бойкий журналист в разгар стремительно несущихся событий говорит обстоятельными, гладкими, зализанными фразами из учебника: «Вы не возражаете против того, чтобы я включил магнитофон?»

А естественней (да еще при таком характере и профессии, в такой обстановке!) просто: Я включу магнитофон – не возражаете?

Из другой книги. Муж разговаривает с женой: «Так случилось, что необходимость в приобретении… запонок совпала с достаточным для их покупки количеством денег в моем кармане». А нужно: Мне понадобились приличные запонки, и я как раз был при деньгах.

И чуть дальше: «Мы договорились… что не позволим себе опуститься и стать неряхами, как это происходит с некоторыми семейными парами, занимающимися разведкой планет… Ты, наверно, помнишь ту ужасную пару… мужа и жену, пригласивших нас пообедать…»

Рассказ-то, конечно, фантастический, где же еще супружеская чета может заниматься «разведкой планет». Но вряд ли даже в самых фантастических условиях, в самом дурном сне люди разговаривают эдаким языком!

Из семейной ссоры в современном детективе: «По крайней мере я могу поведать миру, что ты на самом деле собой представляешь и как ты обращаешься со мной».

У автора

I

can

let

the

world

Врач – больному: «Покажите мне, как глубоко вы можете вздохнуть».

Буквально – и совершенно неправдоподобно. Тот, кто вывел это на бумаге, наверняка не раз слышал и сам: «А ну-ка, вздохните поглубже…»

В сердцах, в жарком споре люди говорят так:

– …с тобой я никогда не был полицейским, – сказал он напыщенно и возмущенно (хоть бы – со злостью!).

– Да ты вообще ни разу в жизни не был ничем другим. И не можешь быть. Фараон уже никогда человеком не будет.

Право, этой женщине, в таком разговоре естественней было бы выражаться иначе. К примеру: Да ты всю жизнь такой! И не переменишься, куда тебе! Фараон – он фараон и есть!

Легкая, насмешливая полупритча-полусказка. Но в первом варианте перевода фантастические персонажи разговаривали так, как показано в левой колонке, хотя лучше бы – как показано справа:

– Ты совсем не изменился с тех пор, как я видела тебя (столько-то) лет тому назад.

– …За те годы, что мы не виделись (за столько-то лет, что…), либо: – Мы столько лет не виделись, а ты ничуть не изменился.

– Будут мужчины спорить за право танцевать со мной первыми?

– И мужчины будут наперебой меня приглашать?

– Они будут (!!!)

– Да, еще бы! (или даже – все как один! Ибо тут важна не буква, а окраска, тон)

– А в городе все увидят меня красивой? Это не просто воображение или твое притворство?

– …увидят, что я красивая? Может быть, ты меня обманываешь?

Поневоле вспомнишь, как бойко и бездарно переводила хорошенькая mademoiselle в «Дорогих уроках» Чехова…

Или: «Да, черт подери, компания была невеселая, клянусь, нет!» Нет, не верится! Ни во сне, ни в бреду, ни в пьяном виде живой человек так не скажет. Так может написать только обделенный слухом и чутьем переводчик-формалист. Суть и настроение, а не форму этого сердитого возгласа наверняка лучше передаст что-нибудь вроде: Да, невеселая была компания, черт подери, можете мне поверить. Или тоном выше: Вот провалиться мне, компания была не из веселых!

Плохо, если герой книги изъясняется неестественным, «не разговорным» языком. Ну, а если он вдруг заговорит «не своим голосом»? Беда, если автор не слышит неуместной развязности, никчемной выспренности, фальшивых интонаций.

Трудно поверить, что врач способен заявить тяжело больному, да притом давнему своему другу: «И вот, глядя на вас сейчас и принимая во внимание состояние вашего здоровья вообще, я полагаю, что вы прооколачиваетесь с нами еще несколько месяцев, а то и лет».

Спешу успокоить читателя: до печати дело не дошло. Переводчик пытался передать to be around нестандартным оборотом, но где же, как говорится, был слух его души? Получилась смесь кальки и развязности, по меньшей мере странная в таком разговоре. Мужественному человеку, другу врач может сказать правду, но не теми словами! Естественней и тактичней: думаю, вы протянете, продержитесь еще несколько месяцев.

Интонация говорящего зависит от его нрава, от всей обстановки и настроения. Тут в переводе никак нельзя рабски следовать форме, синтаксису подлинника. Энергичный, напористый, грубоватый человек скажет скорее

не так:

а иначе:

– Здесь нужно все уничтожить.

– Мы тут не оставим камня на камне.

– Вы нам вовсе не нужны!

– Обойдемся без вас!

– Выхода нет, так как дело наше не терпит промедления (а получается длинно, долго и медленно!)

– Выхода нет, дело наше спешное!

И если человек спешит, станет ли он выговаривать нескончаемое: «Иду незамедлительно»?

Совсем иначе звучит каждое слово у литератора, наделенного подлинным слухом, душевным чутьем.

Лирическая повесть. Две старушки совершили легкомысленный не по годам поступок – купили машину, не очень умея ею управлять, покатили по улице и чуть не задавили человека.

– Как ты думаешь, он умер?

– Мистер К.?

После недолгого молчания следует короткий ответ: «Да». И если так сделать в переводе, смысл ответа окажется: «Да, умер». Поэтому переводчик отходит от буквы подлинника, и ответ звучит иначе: «Кто же еще…»

Все окончилось благополучно. Старые проказницы больше не будут кататься по городу, но им разрешено оставить машину у себя. И поначалу переводчик написал: «И на том спасибо». Но спохватился: уж очень лихо получается для этих старушек, для их настроения, ведь они еще не оправились от испуга. И переводчик находит психологически и стилистически верный тон: «Все-таки утешение…»

Речь старика. В подлиннике дословно: «Я знаю, у вас самые похвальные намерения. Но так как я нахожусь уже в весьма почтенном возрасте, то с моими желаниями все-таки следует считаться в первую очередь…»

В переводе: «…но я все-таки уже достиг весьма почтенного возраста. И с моими желаниями не грех считаться…»

Переводчик не следует покорно и слепо за подлинником, отбрасывает все лишнее, перестраивает фразу по-русски, и она становится ясной, непосредственной, ей веришь. Ибо служебные, подсобные слова и словечки в живой речи нередко оказываются помехой. Фраза спотыкается, точно у иностранца – новичка в русском языке.

«Как я могу быть уверен, что вы не придумаете все, что хотите?» Нормальный человек, даже и полицейский комиссар, скажет хотя бы: Откуда мне знать, что вы не выдумываете? (А допрашивая человека попроще, он и сказал бы, пожалуй, просто: Почем я знаю, может, вы все врете.)