Краткий конспект истории английской литературы и литературы США

Гвендолен вращается в обществе, прекрасно поет на званых вечерах, участвует в живых картинах [10], ездит верхом и стреляет из лука, флиртует и даже разбивает сердца молодых людей, к которым она «не питает ни малейшего интереса: её интересует лишь их благоговение, которого она не могла ожидать от женщин».

Клесмер, пианист и композитор (предполагают, что его прототипом был Ференц Лист, творчеством которого занимался в своих работах Дж. Льюис), критически отзывается о пении Гвендолен, исполнявшей Беллини — вероятно, потому, что сам он — поклонник Вагнера. Это задевает её самолюбие. И лишь его положительный отзыв о пластике Гвендолен в «живой картине» примиряет её с «опасно умным» музыкантом.

О Гвендолен говорят, что она «не успокоится, пока весь мир не будет лежать у её ног». Автор характеризует свою героиню как человека с сильной решимостью любой ценой получать то, что может доставить удовольствие. Безусловно, она, как и Доротея в «Мидлмарче», продукт определенного образования и воспитания, прививших ей набор определенных жизненных взглядов и устремлений. Она не танцует вальса и польки — парных танцев, которые считаются неприличными. Она не возражает, когда её сравнивают с самой Дженни Линд [11], тешит свое тщеславие знакомством матери с великой Рашель [12], но выдает свой неосознанный антисемитизм размышлениями о том, что фигура у неё лучше, чем «у этой тощей еврейки».

Завидный жених — тридцатипятилетний богатый наследник лорд Гранкур, прямолинейный, надменный и скучный любитель лошадей и собак — разочаровывает Гвендолен своим холодным тоном и бесстрастным взглядом, но и интригует, когда во время танцев старается быть в поле её зрения.

«Гранкур монолитен и прост, как многие образы викторианских романов, но до ужаса реален», — писала о нем Б. Харди.

Он быстро и твердо решил жениться на Гвендолен и делает ей предложение в своей обычной сухой и лаконичной манере: «Он никак не мог представить себе, что Гвендолен может ему отказать». Она же в случае согласия на его предложение рассчитывала «дать ему понять, что не собирается отказываться от свободы, или, в соответствии с её излюбленной формулировкой, не намерена поступать так, как поступают все другие женщины». Своенравие Гвендолен раздражает Гранкура, у него срывается с уст проклятие (Damn — весьма «крепкое» для литературы того времени слово, у Теккерея оно заменялось многоточием). Но «в разговорах с ним она была менее дерзкой и игривой, чем с другими вздыхателями», раздумья приводят Гвендолен к выводу, что брак с Гранкуром был бы не так уж плох: он обеспечил бы ей «положение, роскошь, свободу делать, главным образом, то, что ей нравится», да и сам Гранкур казался ей «восхитительно спокойным и свободным от всяческого вздора <...>, и чем меньше у него было личных вкусов и желаний, тем свободнее во вкусах и желаниях должна была бы стать его жена». Свою мать, которая надеется, что Гвендолен «будет счастлива в этом браке не менее, чем все другие женщины», девушка уверяет, что сможет сделать из Гранкура «собачонку для будуара». Да и дядя Гвендолен, Гаскуань — некогда капитан Гаскин, изменивший имя с принятием сана священника — уверяет племянницу, что «каждая здравомыслящая женщина была бы счастлива с Гранкуром» и предостерегает её от возможности стать «жертвой собственного кокетства и безрассудства».

Страшное открытие останавливает Гвендолен на пути к замаячившему впереди замужеству, сулившему ей независимость и власть: некая Лидия Глэшер сообщает ей, что девять лет назад бежала от мужа ради Гранкура, от которого родила впоследствии четверых детей, но так и не стала его женой. Гвендолен надолго уезжает из дому.

Гранкур, узнав о её пребывании на заграничном курорте, отправляется на поиски девушки, но прибывает на место спустя несколько дней после её отъезда. В доме своего дяди он встречает Деронду. Здесь следует новая ретроспекция, из которой читатель узнает, что Даниэл также приходится племянником сэру Хьюго Мэллинджеру. Автор знакомит нас с юностью героя, росшего в доме Мэллинджера, а затем учившегося в Итоне и далее — в соответствии со своей «мальчишеской любовью ко всемирной истории, которая вызвала у него желание чувствовать себя как дома за границей и следовать в своем воображении средневековым бродячим студентам» — за рубежом. Даниэл благороден: он помогает заболевшему товарищу по Итону, Хансу Мейрику (которому при крещении покойный отец-травер дал имя в честь Хольбейна [13]), получить высший балл и сам оказывается на втором месте.

Для семьи Ханса Даниэл стал чем-то вроде идеала. И в его семью юноша приводит однажды молодую еврейку Майру, которую спас от самоубийства. Этот поступок дает Даниэлу почувствовать, что «он стал взрослее в тот вечер, вступил в новую фазу жизни — возможно, как спаситель». В то же время он заставляет его задуматься над сложным вопросом: «как можно быть уверенным, что вырвать человека из лап смерти — значит спасти его?»

Семья Мейрика описана автором с большим теплом: в их доме «столы и стулья были старыми друзьями, которых предпочитали новым, и вся обстановка оставляла место для широкого взгляда на жизнь и её тщательно продуманного устройства, открытого для музыки, живописи и поэзии». У Мейриков «не всегда была служанка, чтобы топить камины и подметать комнаты», оперу они слушали только с галерки, «но в некоторых вопросах были весьма дотошны и не могли поверить, что повадки леди в светском обществе столь полны грубого эгоизма, мелких ссор и слэнга, как это пытаются представить так называемые литературные фотографии». Наконец, «мать и дочерей объединяли тройственные узы: семейная любовь, восхищение изящными ремеслами, которые они почитали за лучший вид труда, и привычное трудолюбие». Мать и две дочери занимаются рукоделием, а младшая Кейт — начинающая художница.

Тепло, забота и участие встречают Майру в доме Мейриков. Это типично диккенсовская почти сказочная антитеза неприютному миру, окружающему героиню. В то же время этот коллективный портрет скромной интеллигентной семьи вызывает в памяти не только идеальные образы вроде епископа Мириэля из «Отверженных» Гюго, но и вполне реальные характеры русских интеллигентов, немногие из которых еще живут, к счастью, радом с нами.

Майра — дочь актера Коэна-Лапидуса, выходца из Польши, который увез дочь в Америку, разлучив её с любимыми матерью и братом. Лапидус в прошлом — учитель, он владеет несколькими языками, а в театре не только играет, но и ставит пьесы, которые сам переводит или пишет. Дочь знает наизусть не только Шекспира, но и Шиллера, поет, играет в спектаклях небольшие роли. Однако ни аплодисменты, ни сама атмосфера сцены и кулис не радуют девочку. В попытках Лапидуса заставить Майру быть актрисой, в её сопротивлении этим его попыткам, а особенно — в различии отношения дочери и отца к религии, во всей этой «стене между отцом и дочерью» ясно читается отражение личного конфликта Элиот-Эванс с её отцом, оставившего, как мы уже упоминали, неизгладимый след в душе писательницы: «Между нами никогда не было доверия, но мне так жаль его!» — говорит Майра.

Вернувшись на Европейский континент, Лапидус проводит время в игорных домах. После краткого пребывания в тюрьме он пытается сблизить дочь с неким Графом — темной личностью, к которому Майра питает отвращение. Она бежит из Праги и с трудом добирается до Лондона, где обнаруживает, что улица, на которой она жила, снесена, и следы матери и брата потеряны.

Даниэла трогает стремление Майры отыскать свою мать: сам молодой человек тоже пытается выяснить, кто были его родители, которых он никогда не видел.

Головокружительны сюжетные и психологические коллизии романа: Мардохей оказывается братом Майры, Эзрой; мать Даниэла, принцесса Леонора Халм-Эберштейн, — еврейка.