Магия слова. Диалог о языке и языках

Впрочем, знать и понимать — не одно и то же. Любой переводчик скажет вам, что иногда люди, не владеющие формально языком друг друга, понимают собеседника с полуслова. А бывает, что никакой переводчик не может помочь тем, кто не понимает друг друга, даже если говорят они при этом на одном языке.

Переводчик — это, несомненно, одна из древнейших профессий, хотя о порядковом номере, наверное, можно поспорить. Она появилась, когда кому-то пришло в голову, что, кроме дубины по голове, можно таки найти другой способ достичь с кем-то консенсуса, с кем-то договориться, а с кем-то, на худой конец, и добазариться! Досталось переводчикам и почёта, и поношения! Рекомендовал ведь как-то Пётр Великий "толмачей и прочую обозную сволочь бить кнутами нещадно". Но, пока не нашлось инвесторов для проекта реконструкции Вавилонской башни, ещё потрудится эта братия на ниве собственной и международной дружбы и любви.

Дмитрий Петров, переводчик, преподаватель, Москва

Сколько на самом деле Дима Петров знает языков — тайна сия велика есть. Одни говорят — что 30, другие — 55, а третьи — и вовсе больше сотни. Сам Дмитрий Юрьевич эту мифологию не подтверждает, но и не опровергает. А на прямую пытку «сколько?» — даёт уклончивый, но корректный ответ: «В данный момент один — тот, на котором мы разговариваем». Или: «Что значит «знать язык в совершенстве»? Я и русского-то в совершенстве не знаю».

Познакомил нас с Петровым редактор журнала «Медведь» Игорь Свинаренко, друг Дмитрия и мой однокурсник еще по журфаку МГУ второй половины 1970-х годов. Весной 2006-го звонит Игорь Николаич: «Тут к вам парень от нас едет. Встреться — не пожалеешь». Ну, я и не придумал ничего лучше, как в семь утра поволочь Петрова за 250 км от Алма-Аты — в Чарынский каньон, местную природную достопримечательность. Как выяснилось позже, оба были «после вчерашнего», но целый час строили из себя таких правильных и даже общались на «вы». Зато уж вечером, когда кто-то из нас намекнул на предмет пивка, мы открылись друг другу, как бутоны навстречу солнцу.

В пивной я и взял у него первое интервью. Конечно, слегка ошалел от его полиглотства, от теории единства языков и психолингвистической методики ускоренного (за 4 дня!) обучения иностранным языкам. В неё я почему-то сразу поверил. А спустя полгода и на собственном опыте убедился, что она работает, когда между делом, за четыре вечера, под чутким руководством Димы, я заговорил по-итальянски.

Тогда, в первый день знакомства, спросил, есть ли у него печатные труды. И с удивлением узнал, что почти ничего, за исключением нескольких коротких статей в Интернете. Уже позже понял, что Петров по натуре — бродяга, и его проще представить на базаре в Марракеше, в индийском ашраме, в вертолёте над тундрой или, на худой конец, в Георгиевском зале Кремля, чем за ноутбуком — сочиняющим нетленку. Ну, я и предложил «записывать за ним козлиным пером».

Вот так, в продолжение нечастых встреч — то у него в Москве, то у меня в Алма-Ате, куда он регулярно прилетает вести языковые курсы, — главка за главкой и сложилась эта книжка.

Вадим Борейко, журналист, Алма-Ата

Глава 1

Магия слова

Д. Петров:В западной Амазонии, на стыке Бразилии, Перу и Эквадора есть регион, где живут несколько десятков индейских племён общей численностью не более пятидесяти тысяч человек. Дороги в тех краях ещё те, расстояния приличные, племена эти в течение столетий были изолированы друг от друга, поэтому языки (кстати, все бесписьменные) существенно между собой различаются. Народ местный, прямо скажем, «академиев» не кончал, да что греха таить, грамоте-то далеко не каждый обучен. И при этом средний тамошний индеец говорит, по меньшей мере, на десяти языках.

Племена там всё больше малочисленные — от 20 до 1500 человек, а общаться надо. И ведь общаются. И своими способностями даже особенно не гордятся. Пожимают плечами: а как же, ведь с этими надо так говорить, а вон с теми по-другому легче договориться.

В. Борейко: Да что там за языки у дикарей? Твоя моя понимай — и дело с концом!

— Как бы не так! Например, языки группы тукано обладают сложнейшей морфологией, разветвлённой структурой глагола с количеством форм, гораздо большим, чем в европейских языках.

— И как же носители этих языков овладевают ими без учебников и грамматических справочников?

—  Они просто не знают, что это трудно!Любой, кто предложил бы им формальное описание структуры тех языков, на которых они говорят, по меньшей мере, рисковал бы стать мишенью для стрелы, отравленной смертельным ядом кураре.

А вот другой пример. Зачем носителям арчинского языка, которых всего тысяча и которые все живут в одном дагестанском селе, 16 падежей и 8 классов существительного, 17 видо-временных форм и 10 наклонений глагола? Сами-то они об этом богатстве и понятия, скорее всего, не имеют, но ведь пользуются им!

— Странно. Структура современных мировых языков ведь гораздо проще.

— Принято считать, что эволюция — это движение от простого к сложному. Но почему-то в языке всё происходит наоборот. Латынь, санскрит, старославянский, древнегреческий и древнеанглийский обладают гораздо более богатой и сложной структурой, чем современные языки, которые произошли от них. Архаичные языки, даже не имеющие письменной традиции, оснащены большим арсеналом средств для описания мира и отношения к нему человека. У них всегда было больше форм, но меньше норм.

— Чем ты это объясняешь?

— Представляется, что у языков древности и у архаичных языков, существующих поныне, было какое-то более цельное, более непосредственное отношение к миру, в котором они возникли. Они воспринимали действительность как единое целое, в то время как современные языки стремятся как можно более рационально разбить Вселенную на составные части и построить из них схему. Недаром именно древние языки — латынь, санскрит, церковнославянский — продолжают использоваться как языки богослужения. Служения тому самому изначальному единству. Происхождение языка так же загадочно, как и происхождение Вселенной или возникновение жизни. Версий много, а как оно было — никто не знает. Я склоняюсь к тому, что появление языка людей было не эволюционным, а взрывным, и первоначально это была форма коммуникации, в которой слова были лишь одной стороной явления наряду с эмоциональными и интуитивными связями.

Слово всегда было инструментом творения, и само было творением.

Египетские жрецы стремились познать истинные имена вещей, так как только истинное имя открывало "силу сияния слова". Кельтские друиды говорили с богами на понятном им тайномязыке. Сакральные языки были и остаются частью практически любой культуры. А сколько разных странных, страшных и смешных законов и привычек связано с речью. От парламента до тюрьмы, от профессиональной среды до семьи — везде свой речевой этикет, свои нормы и свои табу.