Знаем ли мы русский язык?
Знаем ли мы русский язык? читать книгу онлайн
Трудно безупречно говорить по-русски. Ошибки допускают самые грамотные люди. Главное – стараться их исправлять, постигать логику языка, интересоваться его историей и бесконечно наслаждаться его красотой. Вместе с автором вы разберетесь во всех тонкостях русского языка.
Вы прочтете увлекательные истории о происхождения различных слов, получите ответ на вопрос: почему мы употребляем «слова-паразиты», и если это просто дурная привычка, то можно ли от нее избавиться, откроете для себя, что модными бывают не только одежда, книги и фильмы, но и слова, узнаете самые популярные ошибки из радио и телеэфира.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мы часто чувствуем себя «изнемождёнными» только из-за Велимира Хлебникова. Он придумал это слово!
Глагол «стушеваться» вошел в литературный язык благодаря Федору Михайловичу Достоевскому.
Ну а планов «громадьё» мы строим с подачи Владимира Маяковского.
Кстати, кому-то, может быть, интересно узнать, сколько всего слов в русском языке? В Большом академическом словаре зафиксировано 131257 слов. В Толковом словаре живого великорусского языка Даля около 200 тысяч слов. Но цифра эта всё же условна. Язык в количественном отношении неисчислим.
Чем больше наш словарный запас, тем ярче наша речь. А она в каком-то смысле творец нашей судьбы. Верно сказал Сократ: «Заговори, чтоб я тебя увидел».
Язык А.П. Чехова
Любой филолог нам скажет, что язык по своей природе консервативен и неохотно впускает в себя новые слова. Но гениям русской литературы порой становилось тесно в границах дозволенного, и они дерзко наделяли язык своих героев новыми словами и выражениями.
Предлагаю открыть томик Антона Павловича Чехова.

Самый интеллигентный, тактичный и скромный классик русской литературы был и самым большим шутником. Искромётная фантазия Чехова в стремлении разрушить языковой шаблон неистощима.
Как весело и ловко он обращался с суффиксами! И привычные слова вдруг приобретали новые яркие оттенки. «Ерундишка» – это уж совсем что-то никчемное, это гораздо точнее, чем «ерунда»! А знаменитое чеховское «чепухенция»? Ещё лучше! И удивительное дело, вроде и «припечатал» Антон Павлович словом, а не грубо, не обидно, улыбчиво… «Спасибище»… Прочитаешь такое и сразу понимаешь силу чувства благодарности. Не просто «стихи», а «стишины»! Видимо, тот, кого писатель наградил этим словом, начертал нечто величественное.
А как вам понравится выражение «мантифолия с уксусом»? Филологи с ног сбились в поиске этимологии этой самой «мантифолии».
В рассказе «Оратор» некто Поплавский уговаривает своего приятеля Запойкина произнести на похоронах речь: «Поедем, душа! Разведи там на могиле какую-нибудь мантифолию поцицерони-стей, а уж какое спасибо получишь!»
Понятно, что «мантифолия» – это витиеватая речь. Ну а уж когда она «с уксусом», то это вообще что-то непредсказуемое!
Кстати, Антон Павлович был чрезвычайно требователен к себе и порой называл «мантифолией» и «канифолью с уксусом» написанное им самим.
Чехов был мастером каламбура и пародии. Скажем, его раздражали общепринятые пафосные обращения. Высмеивая их, он изобретал свои: «ваше великолепие», «ваше вдовство», «ваше целомудрие»…
А какой букет обращений к любимым женщинам?! Влюблённые, заимствуйте: «Золотая, перламутровая и фильдекосовая Лика!»
Антон Павлович оставил нам выражения, ставшие крылатыми. Например, «свадебный генерал». Перевожу на современный язык: это некая ВИП-персона, приглашенная в незнакомое общество за деньги для придания вечеринке солидности.
«Человек в футляре» – так мы говорим о том, кто опасается всего нового и яркого, благоговеет перед любым начальством и слепо следует циркулярам. Вспомним незабвенного чеховского Беликова, который всегда ходил «в темных очках, фуфайке, уши закладывал ватой, а когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх».
Чехов показал нам и «небо в алмазах». Правда, у него это выражение было высоким – символом Идеального. Оно впервые появилось в пьесе «Дядя Ваня» в словах Сони: «Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка».
Сегодня выражение «небо в алмазах» стало скорее угрозой. «Я покажу тебе «небо в алмазах»!» Видимо, имеется в виду, сделаю нечто такое, что искры из глаз посыплются.
Вслед за Чеховым мы повторяем афоризмы, часто забывая о их авторстве. «Краткость сестра таланта». «Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не Отечеству». «Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой». «Ехать с женой в Париж – всё равно что ехать в Тулу со своим самоваром».
Наконец, именно Антон Павлович завещал нам «по капле выдавливать из себя раба» и помнить, что «в человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
Язык М.В. Ломоносова
Вы, наверное, замечали, что некоторые ораторы говорят вроде бы и возвышенно, и красиво, и пафосно, а вызывают отталкивающее впечатление.
Михаил Васильевич Ломоносов предупреждал, что подобными словами следует пользоваться «с великой осторожностью, чтобы слог не казался надутым». Какая меткая характеристика – «надутый слог»! Я всегда вспоминаю об этом, когда меня «заносит».
Вообще трудно переоценить то, что сделал для русской словесности Михаил Васильевич. Белинский называл Ломоносова «Петром Великим нашей литературы», а Пушкин утверждал, что Михаил Васильевич «не только основал университет, но и сам является нашим университетом».
Студенты любого факультета могут учиться по книгам великого русского учёного-энциклопедиста. Нас же интересует его вклад в развитие русского языка.
Сегодня много говорят о том, что язык консервативен. Любой намёк на реформу принимается в штыки и будоражит общество. Возможно, кто-то удивится, но в своё время таким дерзким возмутителем спокойствия был и великий Ломоносов. Он призывал развивать живой, понятный, образный язык. «Весьма обветшавшие», по выражению Михаила Васильевича, церковнославянские слова – например, такие, как «мя», «тя», «вем», «бо», – отжили свой век и должны занять место на музейной полке, считал Ломоносов. Туда же отправилось «свене». Его заменило слово «кроме». Вместо «овогда» стали повсеместно говорить «иногда».
Просторечные слова также подверглись критике учёного. Скажем, он резко возражал против употребления слова «утре» вместо слова «завтра». «Новым словам не надобно старых окончаниев давать, которые неупотребительны», – записал он на полях книги.

Наши учёные должны поклониться Ломоносову за создание русского научного языка. Ведь если бы не он, то не исключено, что до сих пор в научном мире были бы в ходу такие неблагозвучные для русского уха термины, как «солюция» и, страшно сказать, «пендула»! Благодаря Михаилу Васильевичу мы их знаем как мирные и безобидные «раствор» и «маятник». Пафосную «циркумференцию» заменило мягкое слово «окружность». «Аддиция» превратилась в «сложение», «триангул» стал «треугольником», а «текен» – «чертежом».
Михаил Васильевич был убежден: «Того, что русскому языку весьма несвойственно, из других языков не вносить».
«Опыт», «наблюдение», «земная ось», «градусник», «преломление», «равновесие», «диаметр», «квадрат», «кислота» и «минус» – все эти термины тоже были введены великим творцом слов Ломоносовым. Он был и физиком, и лириком в одном лице. Романтичные «созвездие» и «полнолуние» тоже подарил нам этот титан русской словесности.
Тем, кому самым скучным на свете кажется слово «грамматика», мы ответим изречением Ломоносова: «…тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики».
Он был автором первой русской грамматики, по которой мы, собственно, и живём до сих пор. Не поверите, но и сегодня наши двоечники совершают всё те же ошибки, от которых Михаил Васильевич предостерегал ещё в середине XVIII века в своей «Русской грамматике»: «Окончаниями от правил отходит немалое число глаголов, из которых знатнейшие суть: даю, ем, хочу. Я хочу, ты хочешь, он хочет, мы хотим, вы хотите, они хотят. Говорят иные – хочем, хочете, хочут. Однако непристойно».
