Между двух стульев (Редакция 2001 года)

– Еще и Тридевятая Цаца!.. – Петропавел совсем сник.

– Воспряньте, – произнес Гуллипут с мрачным сочувствием. – Лучше расставаться с предубеждениями весело, поверьте мне: я вырос в гоготе и хохоте.

– Мне домой надо, – буркнул, проглотив комок, Петропавел. – Тут у Вас с ума можно сойти.

– Можно, – согласился Гуллипут, – если обращать внимание на частности. Вы не обращайте… Кстати, многое из того, что происходит, Вам не обязательно оценивать, как Вы это постоянно делаете. Оценки Ваши ничего не меняют в мире: он существует независимо от них. Вы же согласились, например, называть Шармен – Шармен, а не Кармен.

– Мне никто не предлагал выбирать, – Петропавла поразила осведомленность Гуллипута.

– Из мелочей не нужно выбирать. Важно правильно сделать Большой Выбор. До него Вам еще далеко. Что же касается Шармен и Кармен…

– А это одно лицо? – озаботился Петропавел.

– Нет, но допустимо определить одно через другое, – вздохнул Гуллипут за его спиной. – Кармен есть Кармен, а Шармен есть Шармен… то есть, я хотел сказать: Кармен есть Шармен, а Шармен есть Кармен – надеюсь, Вам понятно? Хотя Шармен все-таки гораздо последовательнее будет. Интересная, между прочим, особа – шальная! Влюбляется в каждого, кто попадается ей на глаза, и любит его до тех пор, пока на глаза не попадется кто-нибудь другой: тогда она начинает любить другого, а прежнего забывает. И когда через любое время встречает уже забытого, всякий раз влюбляется в него заново. Вот характер!

– А Тридевятая Цаца – кто такая? – со всевозможной осторожностью спросил Петропавел. – Очень уж имя странное…

– Не более и не менее странное, чем любое другое. Имя, темя, племя, стремя… Связь между именем и объектом таинственна. Семя, вымя… Вы есть, наверное, хотите. – Петропавел даже не успел осмыслить последнее заявление, а Гуллипут уже скомандовал: – Спуститесь в долину и идите к кусту, который на отшибе.

– На отшибе дерево, – возразил Петропавел.

– Хорошо, идите к нему. Я пойду следом.

Короткой колонной они спустились в долину. Возле дерева стоял транспарант: «Яблоня. Куст». «Почему куст? – подумал Петропавел. – Когда это явно дерево!» Вблизи дерево оказалось липой.

– Угощайтесь, – предложил Гуллипут из-за спины. – Только пройдите немного вперед, я тоже поем. Более или менее.

Петропавел прошел вперед и поинтересовался:

– Чем тут угощаться?

– Как чем? Плодами! Плодами воображения. – И Гуллипут аппетитно зачмокал.

Петропавел пристально вгляделся в липу.

– Тут одни листья. Вы листья, что ли, едите? – спросил он наконец.

– Значит, у Вас нет воображения. Было бы воображение – были бы и плоды. – Почмокивание Гуллипута не прекращалось.

– Вы бы хоть не чмокали так! – укорил его Петропавел, страдая. – Мне от этого тоскливо.

Сбоку, из-за спины Петропавла протянулась рука, державшая нечто невообразимое – огромный оранжево-голубой шар, очень отдаленно напоминав­ший мандарин, арбуз, дыню, ананас и гранат.

– Нате, – сказал Гуллипут, – ешьте тогда плод моего воображения. Голодный Петропавел не задумываясь впился зубами в плод воображения Гуллипута и в три присеста уничтожил этот плод.

– Спасибо, очень вкусно, – честно сказал он. – Не понимаю только, как такое могло вырасти на липе.

– На яблоне, – поправил Гуллипут.

– Это липа. Зачем вводить людей в заблуждение неправильной надписью?

– Чтобы было о чем подумать во время еды. Ничто не должно становиться привычным: привычное превращается в обыденное и перестает замечаться. Этак можно вообще все на свете проглядеть: ведь нет ничего, что рано или поздно не стало бы привычным. Лучше всего, когда мы пытаемся выяснять суть даже того, что кажется очевидным. Интересные, доложу я Вам, случаются открытия.

– Какие же, к примеру? – не без сарказма спросил Петропавел.

– К примеру, такое: все верно и ничто не верно. Если, конечно, Вас это устроит… Более или менее. Но Вас это вряд ли устроит: в Вашей голове сложилось представление о должном – с этим представлением Вы и идете в мир. И что же Вы о нем знаете? А вот: яблоня – это яблоня, липа – это липа, большой – это не маленький, маленький – это не большой. Не слишком-то много… А жизнь подкрадется – и щелк по носу!.. Вы вот объясните этому кусту, что он – дерево. Прикажите ему быть таким, как надо Вам: эй, куст, цыц! Ты – дерево! Но ему, видите ли, все равно, одобряете Вы его как куст или нет. Он не спрашивает Вашего мнения, не нуждается в Ваших рекомендациях, предписаниях, не нуждается в том, чтобы Вы отсылали его к стандарту, к норме… Вы для него – никто… Ему просто-напросто плевать на Вас. Как, впрочем, и мне. Более или менее.

Забыв о мерах предосторожности, Петропавел возмущенно обернулся, но увидел только, как по дороге удаляется что-то большое или приближается что-то маленькое…