Новая история Второй мировой

Вторую половину января и почти весь февраль на полуострове царило затишье — советские войска собирали силы для наступления. Проблемой было то, что до окончательного установления ледового покрова в Керченском проливе (между Еникале и косой Чушка) наладить здесь регулярную переправу крайне затруднительно. Зато зима оказалась холодной, поэтому в феврале через пролив удалось организовать ледовую дорогу.

О том, какое значение придавалось советским командованием крымскому направлению, говорит хотя бы то, что еще в конце января Ставка ВГК направила в штаб Крымского фронта своего представителя, заместителя наркома обороны, начальника Главного политического управления, армейского комиссара 1 ранга Льва Мехлиса. Именно на этого сталинского любимца обычно и принято возлагать ответственность за дезорганизацию работы командования фронта и остальные ошибки, приведшие к одному из двух крупнейших поражений Красной Армии в 1942 году.

Однако при ближайшем рассмотрении ситуации выясняется, что все было не так просто. Мехлис уже имел опыт налаживания работы тыла Волховского фронта — причем ком–фронтом Мерецков крайне высоко оценивал его работу. Прибыв в Керчь 20 января, Мехлис развил бурную деятельность. Он начал бесконечные дрязги с командующим фронтом генералом Козловым, которого сразу же оценил достаточно низко («зажравшийся барин из мужиков»). В свою очередь, остальные мемуаристы называют Козлова «безвольным» и утверждают, что Мехлис помыкал им как хотел. Тем не менее сам Мехлис почему–то не просто активно требовал замены Козлова, а просил, чтобы вместо него на должность ком–фронта прислали… К. Рокоссовского. Именно по этому поводу Сталин позднее сказал знаменитую фразу: «Вы просите у нас кого–то вроде Гинденбурга. Но Гинденбургов у нас нет».

Уже позднее, в марте (а не сразу, как об этом пишет Штеменко) Мехлису удалось добиться смещения штаба фронта генерал–майора Толбухина и замены его генерал–майором Вечным. Впоследствии Толбухин станет маршалом — а Вечный, уже известный своими военно–аналитическими работами, прославится как организатор издания уникального 24-томного «Сборника материалов по изучению опыта войны». Представляется, что для роли начальника штаба он был все–таки более приспособлен, нежели Толбухин.

Всего к концу февраля на полуострове удалось сосредоточить 11 стрелковых и 1 кавалерийскую дивизию, а также 3 стрелковых и 3 танковых бригады — 199 танков, в том числе

36 KB и 20 Т-34. В тылу, на Тамани, находились еще две стрелковые дивизии и 79 танков Т-26. Общая численность сил Крымского фронта на полуострове составляла 150–170 тысяч человек, а также порядка 25 ООО лошадей и 7000 автомашин.

Увы, согласно донесениям Мехлиса, значительную часть войск Крымского фронта составляли представители кавказских народов (грузины и азербайджанцы), имевшие крайне низкую боеспособность и зачастую даже не знавшие русского языка. Мехлис раз за разом требовал, чтобы вместо «кавказцев» присылали русское пополнение или хотя бы слали «политбойцов», знающих кавказские и русский языки. Увы, более качественных подкреплений у Ставки для Крыма не нашлось.

В целом идея опираться при прорыве укрепленных позиций на узком участке фронта на количество бойцов, а не на их качество была крайне неудачной. В этой ситуации гораздо более эффективен обратный прием — штурмовать позиции небольшим количеством наиболее элитных войск, которые не будут в атаке мешать друг другу. Для большего эффекта их можно построить в два эшелона, периодически сменяющих друг друга — именно так осенью 1941‑го Манштейн атаковал советскую оборону на Перекопском перешейке, такую тактику быстрой смены эшелонов в 1945 году будут использовать советские войска в Берлинской операции.

Тем не менее наступление Крымского фронта началось 27 февраля 1942 года одновременно с наступлением войск Севастопольского оборонительного района. Велось оно лишь силами двух армий — 51‑й и 44‑й. 8 дивизий при поддержке трех танковых бригад атаковали северный участок Ак—Монайских позиций, занимаемых 4 немецкими и одной румынской дивизиями. В ночь с 27 на 28 февраля обстрел позиций противника под Феодосией вели крейсер «Молотов» и линкор «Парижская Коммуна».

Начавшиеся весенние дожди и болотистая местность западнее Ак — Моная мешали использовать технику, танки вязли в раскисшей болотистой земле почти по самые башни — именно эту картину так красочно описал побывавший на Крымском фронте Константин Симонов. Однако «предчувствие поражения», столь убедительно переданное писателем, скорее всего, является аберрацией послезнания. На самом деле именно в этом наступлении советским войскам удалось добиться пусть тактических, но все же хоть каких–то успехов. Удар был нанесен севернее селения Кой—Ассан и пришелся по расположенной на левом фланге немецкой обороны 1‑й румынской дивизии, которая была полностью разгромлена. Советским войскам удалось несколько потеснить противника, продвинувшись на десяток километров вдоль берега озера Сиваш до деревни Киет. В ближайшие дни немцам удалось «запечатать» прорыв, но они потеряли четыре артиллерийских дивизиона, в том числе один, дивизион 88‑мм зенитных орудий.

Следующее наступление, предпринятое 13 марта, вылилось в череду тяжелых кровопролитных боев со значительными потерями с обеих сторон. Результаты оказались незначительными, при этом советские войска потеряли 157 танков — правда, из них лишь около 30 безвозвратно. В этот раз советское наступление также поддерживалось силами флота — однако ночные артобстрелы берега по площадям, пусть даже и с участием линкора и крейсеров, были малорезультативными. Использовать же крупные надводные корабли (от эсминца и больше) днем, когда их огонь приносил бы максимальный результат, командующий Черноморским флотом вице–адмирал Октябрьский не разрешал, опасаясь потерь от вражеской авиации.

20 марта силами свежей 28‑й легкопехотной и только что прибывшей из резерва ОКХ 22‑й танковой дивизии Манштейн нанес контрудар из района Кой — Ассана к побережью Азовского моря, стремясь отрезать советские части, находящиеся в киетском выступе.

Однако немецкий удар тоже не достиг никаких результатов, а танковая дивизия из 142 танков потеряла 110 — правда, часть из них еще при марше к фронту по раскисшим дорогам. Безвозвратно было утрачено 32 танка, из них 8 захвачены советскими войсками в исправном состоянии. Никогда ранее немцы не использовали свои подвижные войска столь бездарно — для лобовых атак на укрепленные позиции при высочайшей плотности фронта.

В итоге 22‑ю танковую дивизии пришлось вывести в тыл на переформирование, а командование Крымского фронта в свою очередь осознало, что в условиях распутицы пытаться наступать по болотам вдоль берега Сиваша не имеет смысла. Поэтому направление ударов было переориентировано — следующее наступление, начавшееся 9 апреля, велось уже на южном фасе образовавшегося в феврале выступа и имело целью захват Кой — Ассана с последующим выходом на Феодосию. Это наступление флотом уже не поддерживалось. Результатов оно так же не принесло никаких и к 12 апреля окончательно выдохлось, после чего войска Крымского фронта прекратили все активные действия. Советское командование приступило к наращиванию сил для нового наступления, которое планировалось на середину мая.

К началу мая на Керченском полуострове сложилась следующая обстановка. Войска Крымского фронта, в составе уже 16 стрелковых и 1 кавалерийской дивизий, 3 стрелковых и 4 танковых бригад, после пополнений достигли численности в 250 тысяч человек при 245 танках (в том числе 41 КВ и 7 Т-34). Вопреки распространенному мнению, войска фронта были эшелонированы: в первой линии находилось только 7 дивизий, еще 4 дивизии — в районе второй линии обороны, а остальные — далеко позади нее. 157‑я стрелковая и 72‑я кавалерийские дивизии вообще располагались в районе тыловой полосы обороны, проходившей по Турецкому валу. Это было сделано по требованию прибывшего на полуостров 28 апреля главнокомандующего войсками Северо — Кавказского направления маршала Буденного. Другое дело, что завершить эшелонирование и оборудовать для отведенных войск тыловые позиции до начала немецкого наступления просто не успели.