Персидский фронт (1909-1918) Незаслуженно забытые победы

Нельзя сказать, что такие события в Персии летом 1915 года не беспокоили Петрограда и Лондона. Там понимали, что надо использовать все возможное для нейтрализации германо-турецкого влияния на правительство в пока нейтральной Персии. Ибо в противном случае эта страна могла в Великой войне оказаться на стороне Берлина и Стамбула.

Обстановка накалилась до такой степени, что вскоре дело дошло до открытых вооруженных столкновений. Начала их враждебная России сторона. В начале осени большой отряд персидской жандармерии, которым командовал шведский майор Чальстрем, напал по дороге из Тегерана в Хамадан на русскую миссию барона Черкасова, консула в Керманшахе (город в Иранском Курдистане). Она следовала в этот город с обозом (имущество миссии и ее сотрудников, продовольствие) на основании российско-персидской договоренности о водворении ее по месту службы. Российские дипломаты возвращались в Керманшах, откуда летом их изгнали религиозные фанатики.

Охранявшие караван миссии триста с лишним шахских казаков после короткого боя с жандармами частью рассеялись, то есть бежали, а частью сложили оружие и сдались в плен нападавшим. Барон Черкасов со своими сотрудниками был вынужден спешно возвратиться в Хамадан. Вскоре он вернется в этот город вместе с полком казаков-кубанцев из экспедиционного корпуса и будет исполнять свои консульские обязанности.

Ситуацию внутри и вокруг Персии решили «выправить немалой суммой в английских фунтах стерлингов и золотых русских рублях». Великобритания и Россия официально «заявили о намерениях оказать Тегерану значительную финансовую помощь, сначала в виде единовременных авансов, а затем ежемесячными субсидиями, начиная с 8 сентября 1915 года».

Заявления о такой финансовой помощи подействовали на персидские правящие круги, на шахский двор. Но каким образом? Шах по мотивам личных взаимоотношений уволил церемониймейстера двора Эхтесаболь-Молька, человека влиятельного и хорошо осведомленного. Тот по спорным по сей день побуждениям (не только из чувства мести) довел до сведения посланников России и Британии подробности двуличной игры главы правительства Мустоуфи-эль-Мемалека.

И фон Эттер, и Чарлз Марлинг поняли, что глава Кабинета министров делает все от него возможное, чтобы дать германцам и туркам выигрыш во времени. Для первых — закончить формирование отрядов своих сторонников в самой Персии. Для вторых — перебросить из Месопотамии в Персию регулярные войска. И тогда два союзных по Антанте государства в противодействии таким замыслам оказались бы застигнутыми врасплох.

Теперь фон Эттер и Марлин имели полное право потребовать объяснений, что они и незамедлительно сделали. Министрам Мустоуфи-эль-Мемалека пришлось оправдываться и пытаться убедить посланников России и Англии в том, что они здесь ни при чем. Что якобы в иранском Курдистане, в Керманшахе мятеж против шахской власти подняли расквартированные здесь отряды жандармерии во главе со шведскими, немецкими и турецкими офицерами. И что жандармов поддержали вооруженные отряды «борцов за веру» — муджахидов.

Министры доказывали, что против мятежников уже посылались отряды шахских казаков, но все безуспешно. Они или разбегались в начале боевых столкновений. Или, как правоверные мусульмане, «садились в бест», то есть укрывались от преследователей, тоже правоверных мусульман, в святых местах — мечетях, мавзолеях. А в святых местах оружие не обнажалось.

Члены правящего кабинета говорили фон Эттеру и Чарлзу Марлингу слова вполне правдоподобные, но дипломаты имели совсем иную достоверную информацию. И не только высказанную им бывшим церемониймейстером шахского двора, но и полученную ими по другим каналам.

Само собой разумеется, что посланники сразу же доложили о признаниях Эхтесаболь-Молька в Лондон и Петроград. Реакция оттуда не заставила себя ждать. Министры иностранных дел Великобритании и России Эдуард Грей и Сергей Сазонов выступили с резкими официальными заявлениями, которые сразу же стали известны властным структурам шахской Персии.

Их суть сводилась к тому, что заключенный тегеранским кабинетом тайный союз с противниками Антанты развязывает ее державам руки в отношении нейтральной Персии, вплоть до оккупации ее своими войсками и последующего раздела страны. О разделе персидской территории на зоны влияния речь уже не шла.

В условиях идущей Великой войны это были не пустые слова: Антанта не могла допустить того, чтобы Персия оказалась на стороне кайзеровской Германии и султанской Турции. Тогда большая война пришла бы на границы российского Туркестана и британской Индии и свою роль в ней мог бы сказать «мусульманский фактор Востока».

Угрозы, которые прозвучали в адрес Персии из уст глав МИДов двух держав Антанты, заставили официальный Тегеран предпринять ряд шагов в «обратном направлении». Но таких шагов от правительства Мустоуфи-эль-Мемалека в Берлине и Стамбуле вряд ли могли ожидать. Персидскую столицу пришлось покинуть германскому послу принцу Генриху Рейсскому с его дипломатическим аппаратом, а также послам Австро-Венгерской империи и Турции. Из Тегерана пришлось уехать и наиболее одиозным сторонникам персидского-германского сближения.

Изменилось и «лицо» шахского Кабинета министров. В его состав были введены три сторонника сближения Персии с Россией и Англией, то есть с воюющей Антантой. Это были престарелый принц Сапехдар (или Сепехдар), получивший портфель военного министра, представитель Каджарской династии Ферман-Ферма, ставший министром внутренних дел. То есть эти два человека возглавили силовые структуры нейтральной страны. Третий русофил и англофил стал министром без портфеля.

Пока шли эти перестановки и уменьшалось количество дипломатов, аккредитованных в Тегеране, противники Антанты на персидской территории не теряли времени даром. То есть за какие-то считаные дни внутриполитическая обстановка в стране накалилась до предела, когда могли вспыхнуть боевые столкновения в жизненно важных центрах Персии.

В непосредственную близость от столицы стали сходится немалые числом вооруженные отряды кочевых племен, в первую очередь воинственных бахтиаров, обитавших западнее Исфахана. Кочевники «подбадривали друг друга» призывами истребить русскую казачью бригаду, стоявшую в Казвине. Съехавшиеся туда беглецы из различных городов страны являли собой богатую военную добычу, взятие которой всегда являлось «делом жизни» кочевых племен, где каждый дееспособный мужчина имел оружие и коня.

Вокруг города Хамадана и на перевале Султанбулаг полным ходом началось возведение различных оборонительных сооружений. Полевыми фортификационными работами руководили опытные немецкие и турецкие офицеры. Такое строительство всегда требовало больших средств и много рабочих рук, но в данном случае деньги были.

В священном для мусульман-шиитов городе Кум (к югу от Тегерана) с легкой руки графа Каница было создано два прогерманских комитета. Один — «национальной обороны», другой — «защиты ислама». И тот, и другой комитеты выпускали воззвания с призывом к правоверным взяться за оружие.

Глава персидского правительства Мустоуфи-эль-Мемалек, внешняя политика которого отличалась известным двуличием, в стороне от этих событий не был. Он стал настойчиво уговаривать правителя юного Султан-Ахмед-шаха покинуть столицу и перебраться в священный Кум. Появление там шаха могло консолидировать силы, которые выступали против держав Антанты.

В своей книге «Персидский фронт. 1915–1918» свидетель тех событий А.Г. Емельянов так описывал возможный сценарий последующих событий. С прибытием шаха в город Кум ожидалось объявление антирусского джихада, то есть священной войны против России. После этого по всей стране начались бы истребление иноверцев (не только российскоподданных) и грабеж их имущества, нападения на русские казачьи отряды, инциденты на государственной границе и тому подобное.

Фигура шаха могла стать действительно «козырной» в том противостоянии, учитывая значимость восточного монарха из династии Каджаров в умах большинства его верноподданных, прежде всего этнических персов. Белоэмигрант Ю.Н. Данилов так описывал ту ситуацию вокруг юного Султан-Ахмед-шаха: