Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история

Предсказание от 22 сентября 1931 г., если считать его подлинным, в известной мере объясняет позицию Чан Кайши в последующие годы. Японские агрессоры вновь подхватили одну из тем «21 требования», сформулированных во время Первой мировой войны, — тему экономической зависимости Японии — упорствуя в давнем стремлении к экспансии на китайскую территорию. На достигнутом они не остановились. Новый акт агрессии в июле 1937 г. представлял собой еще одну провокацию, призванную оправдать широкомасштабное вторжение в Китай.

Конфликт в период между этими двумя инцидентами не прекращался, а Чан Кайши по-прежнему не желал признавать истинные размеры бедствия. Военные, выражая всеобщее возмущение, разжигаемое китайскими студентами, даже арестовали его, но вскоре освободили по совету Сталина, который понял причины его поведения.

В каком-то смысле «сианьский инцидент» отображает в миниатюре дилеммы, стоявшие перед китайскими руководителями в конце 1936 г., когда страну захлестнула ненависть к Японии. Эта история потрясает неожиданными поворотами сюжета.

Перед лицом растущей опасности войны на Западе и заключения Антикоминтерновского пакта Мао почувствовал необходимость перемирия с Чан Кайши, чтобы успешнее сражаться с японцами. Чан, со своей стороны, задумал нанести коммунистам последний удар в виде «шестой кампании окружения». Провести операцию поручили генералу Чжан Сюэляну. Но тот счел, что в своих переговорах с Мао Цзэдуном Чан Кайши сформулировал чрезмерные требования, и решил арестовать его в городе Сиань на северо-востоке Китая (провинция Шэньси). Атакованные посреди ночи охранники Чан Кайши достаточно долго отбивались, дав ему возможность бежать в заснеженные скалистые холмы. Его потом нашли спрятавшимся в узком гроте, трясущимся от холода в одной ночной рубашке и неспособным четко говорить, потому что он в панике забыл надеть зубной протез. Молодой капитан отнес его на спине в ставку главнокомандующего к генералу Чжан Сюэляну. Генерал извинился за обхождение, которому подвергся Чан Кайши, и вновь потребовал от него изменить политику ^{160}.

«Я — генералиссимус, — ответил тот. — Вы должны оказывать мне уважение. Если вы рассматриваете меня как своего узника, то лучше убейте меня, но не унижайте» ^{161}.

Мао Цзэдун, поднятый по тревоге Чжан Сюэляном, предложил отдать Чан Кайши под суд и казнить. В это время супруга Чан Кайши в Чунцине развернула активную деятельность, добиваясь переговоров, тогда как правое крыло Гоминьдана собиралось бомбить Сиань. В Москве Димитров считал, что Чжан Сюэлян не стал бы действовать без согласия Мао, однако врагом Китая номер один по-прежнему остается Япония и необходимо восстановить (как в 1927 г.) единый фронт коммунистов и Гоминьдана. Сталин через Чжоу Эньлая передал Чжан Сюэляну, что «арест Чан Кайши — это отнюдь не революционное событие, а японский заговор». «Объективно», согласно марксистской логике в сталинском варианте, так оно и было. Эдгар Сноу вспоминал: «Мао впал в дикую ярость, когда получил приказ отпустить Чана. Он ругался на чем свет стоит, топал ногами». Но потом решил все-таки подчиниться распоряжениям Коминтерна ^{162}.

Что же касается Чан Кайши, то, как только японцы начали захватывать оставшуюся часть страны, он счел себя обязанным разъяснить свою позицию: «Пока есть хоть малейшая надежда на мир, нельзя от этой надежды отказываться, и, пока критический момент, требующий жертвоприношения, не наступил, не стоит зря призывать к жертвоприношению».

Эти принципы Чан Кайши снова публично провозгласил в 1937 г., объясняя, что Китай слишком слаб, слишком раздроблен, чтобы вступить в войну с Японией. Сначала надо укрепить единство страны и тем самым увеличить ее силы. С 1928 по 1937 г. Китай набирался сил и в результате помешал врагу увеличить свое присутствие в стране, превратив захватчика в узника собственных завоеваний ^{163}. Подобное изложение политической стратегии Чана одним из его панегиристов, безусловно, содержит долю истины. По крайней мере, оно укладывается в логику прогноза, сделанного Чан Кайши в сентябре 1931 г. Данная стратегия сопровождалась перемирием, которое он заключил со своими соперниками и с Мао Цзэдуном, обосновавшимся в то время, по окончании своего Великого похода, в Яньани. Однако, формально демонстрируя непреклонность в вопросах государственного суверенитета и необходимости войны для восстановления территориальной целостности, разъяснения Чана затушевывали тот факт, что всю энергию своих армий он до сих пор направлял на победу над соперниками, а не над внешним врагом ^{164}.

В этом обвиняли Чан Кайши левые гоминьдановцы, и в частности Сун Цинлин, вдова Сунь Ятсена, из-за этого Мао Цзэдун требовал его расстрела, хотя после вмешательства Сталина пересмотрел приоритеты, поскольку в глазах Москвы только Чан Кайши олицетворял собой Китай как единое целое. С 1937 г. Мао, в свою очередь, посвятил себя борьбе с японцами, а не с их «дружком» Чаном; он полагал, что, действуя таким образом, эффективнее отдалит китайцев от Чан Кайши, нежели отняв у него власть насильно ^{165}.

Тем не менее японское вторжение в 1938 г. и после, сопровождавшееся всяческими ужасами, сильно изменило расклад карт: Пекин, Нанкин, Шанхай, а также Ухань, куда отступил Чан, пали к ногам японцев. Затем нашествие приостановилось. Чан Кайши заперся в провинции Сычуань, в Чунцине — недоступный, но вместе с тем изолированный, поскольку в 1940 г. англичане в угоду Токио перекрыли ему путь в Бирму. Он все время пытался вести с Токио переговоры, но на своих условиях. Поэтому, в конце концов, японцы отказались от переговоров с ним и предпочли иметь дело с небезызвестным в прошлом Ван Цзинвэем. Ван, которого станут звать «китайским Петеном», порвал с Чан Кайши и согласился возглавить марионеточное прояпонское правительство в Нанкине.

Таким образом, теперь возникло три Китая, включая Китай Мао, тоже превращенный в своего рода государство. И все три выступали от имени Единого фронта Гоминьдана или от имени реформированного Гоминьдана. На самом деле новый компромисс, достигнутый между Мао и Чаном в 1937–1938 гг. во имя идеи «объединить Китай, чтобы лучше сражаться», рухнул чуть ли не сразу после заключения. Казалось, свой метод — потерять территорию, но выиграть время — Чан Кайши применял в основном в соперничестве с коммунистами. Вполне логично объявив Японии войну после нападения на Пёрл-Харбор, он использовал оружие, поставленное ему Вашингтоном, не против оккупантов, а против Мао Цзэдуна, о чем горько сожалел генерал Стилуэлл ^{166}.

Что же касается Мао, то, несмотря на повторный призыв Коминтерна, Димитрова и Сталина искать соглашения с Чаном, он заявил, что об этом больше не может быть речи теперь, когда китайский народ понял, что, в отличие от Чана, Мао сражается с японцами по-настоящему.

КТО ГЛАВНЫЙ ВРАГ ДЛЯ РУЗВЕЛЬТА? КАК ДО, ТАК И ПОСЛЕ ПЁРЛ-ХАРБОРА — ГИТЛЕР

Как и после атаки на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке в сентябре 2001 г., шок от нападения на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 г. оказался настолько сильным, что с тех самых пор американцы, не щадя себя, не прекращают попытки понять, что же тогда все-таки произошло. Об этом написано уже около тысячи книг.

Теперь мы, конечно, знаем поминутно хронологию событий тех дней, которые предшествовали японской агрессии. Последняя стоила американцам 8 линкоров, 3 легких крейсеров, 3 эсминцев, 4 вспомогательных кораблей, 67 бомбардировщиков, 13 истребителей, 4 «летающих крепостей» (еще 150 самолетов получили повреждения), 2 403 человек убитыми и 1 178 — ранеными ^{167}.