Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и совет

Образ «августейшей сестры милосердия» использовался в целях патриотической мобилизации и позднее, когда императрица становилась все менее популярной. В сентябре 1916 года члены Св. Синода во главе с новым обер-прокурором Николаем Павловичем Раевым отправились в Царское Село, чтобы поднести императрице Александре Федоровне старинную икону и адрес, «благословенную грамоту» по случаю двухлетней годовщины служения ее сестрой милосердия. Это была одна из последних пропагандистских акций, призванных способствовать популярности царицы. В грамоте, в частности, так описывалась деятельность всех русских сестер милосердия и главной, образцовой сестры — царицы:

Правда, один из участников церемонии, протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский, ощущал во время вручения грамоты императрице некоторую неловкость, он чувствовал фальшь этой церемонии. Ему показалось, что и сама царица восприняла это чествование с недоумением. Однако близкая к императрице придворная дама, напротив, сохранила об этой церемонии хорошее впечатление ^{281}.

Однако, похоже, пропагандистский эффект от действий Св. Синода не был значительным. Хотя «благословенная грамота» печаталась в газетах, она, по свидетельству председателя Государственной думы, ожидавшегося впечатления не произвела ^{282}. Конечно, Михаила Владимировича Родзянко вряд ли можно назвать непредвзятым мемуаристом, однако пока не удалось обнаружить источников, которые бы опровергали его суждение.

Патриотическая мода и эволюция образа сестры милосердия

Впрочем, восприятие образа императрицы — сестры милосердия общественным мнением во многом определялось не только отношением к личности царицы, особенностями монархической традиции или тогдашними этическими воззрениями; многое зависело и от специфического культурного контекста эпохи Первой мировой войны. Первоначально эта политика царской репрезентации вполне соответствовала распространенной патриотической моде. Как уже отмечалось, костюм сестры милосердия в годы войны стал необычайно популярным, появились даже соответствующие детские платья с красным крестом (маленькие девочки в форме медицинских сестер и мальчики в военной форме на улицах российских городов собирали деньги на патриотические цели). Женские журналы настойчиво призывали своих читательниц отказаться от роскоши, а то и вообще забыть про моду на время войны, появились и особые общества, боровшиеся с расточительством. Рекомендовалось носить простые белые и черные наряды со значком и красным крестом из ленты ^{283}.

Образ сестры милосердия стал наиболее ярким символом патриотической мобилизации всех женщин России, представительниц разных сословий и классов: «Аристократки, женщины из среднего класса, из простонародья, с дипломами и без них, всех их объединил Красный Крест». Об объединении самых разных женщин в воюющих странах под знаком Красного Креста писала и западноевропейская печать. Русские газеты с сочувствием цитировали Макса Нордау, который отмечал перемену воззрений, интересов, произведенную войной в женской среде и превратившую модницу, эстетку, суфражистку в сестру милосердия ^{284}.

Распространение этой патриотической моды на Красный Крест, однако, не могло не сопровождаться ее одновременным снижением, опошлением. Многократное тиражирование образов сестры милосердия в прессе сопровождалось появлением художественных штампов.

Это было отмечено в тогдашней литературной критике: в «батальной» беллетристике эпохи мировой войны русская женщина выступала прежде всего как идеальная, благородная сестра милосердия. Критик писал:

Довольно быстро столь распространенное художественное явление стало объектом шаржей и пародий, иронизировавших по поводу тех незатейливых приемов, к которым прибегали авторы, создававшие и тиражировавшие востребованный патриотическим читателем образ женщины в краснокрестной форме. Героем сатирического очерка «Милосердная сестра» стал честолюбивый редактор нового художественного журнала. Первая же прочитанная им рукопись, носившая заголовок «Милосердная сестра», была принята им с искренним восторгом: «“Сестра милосердия” звучит как-то официально, холодно. От “милосердной сестры” веет теплотой. Наш простой народ умеет давать названия очень метко». Однако каждая новая рукопись, просматривавшаяся редактором, вновь и вновь была посвящена очередной «милосердной сестре», созданной незатейливым воображением очередного литературного поденщика: «Правой рукой милосердная сестра ловко работала хирургическим ножом, в то время как левой она перевязывала раны, поила чаем оперируемого и нежно гладила его волосы». Раздраженный редактор откладывает прозаические произведения и с надеждой приступает к чтению стихов. Однако и поэзия оказывается населенной образами «милосердной сестры»:

Параллельно с опошлением образа сестры милосердия в литературе и искусстве шло и ее бытовое снижение. Настоящие медицинские сестры Красного Креста, серьезно и добросовестно исполнявшие свои тяжелые профессиональные обязанности, были порой возмущены стремлением кокетливых и легкомысленных современниц облачиться в популярный наряд, не обременяя себя при этом лишними трудами. Сестра царя великая княгиня Ольга Александровна, сама добросовестно исполнявшая свой тяжелый долг сестры милосердия на фронте, уже в сентябре 1914 года с ощутимым негодованием писала в личном письме: