Великая Отечественная на Черном море. часть 2 (СИ)

Другой случай сообщил командир 161-го стрелкового полка Л.А. Гапеев: «Полк занимал оборону от Молочной фермы до Черного моря. В тылу 1-го батальона у Горбатого моста, проникшая в ночь на 1 июля диверсионная группа фашистов расстреляла поодиночке спавших в кабинах шоферов стоявшей у моста колонны автомашин. Находившийся в концевой автомашине командир застрелил одного диверсанта, остальные двое скрылись».

Как свидетельствуют участники последних боев, переодеваясь в красноармейскую или краснофлотскую форму, немецкие диверсанты, предатели, старались посеять панику в ночное время в районе 35-й береговой батареи и побережья Херсонесского полуострова при приходе катеров для эвакуации, пользуясь тем, что там были во множестве неорганизованные группы воинов. Зафиксированы факты, когда немецкие лазутчики в нашей форме разносили отравленную воду. В большей части случаев их разоблачали и уничтожали. Член группы особого назначения ЧФ Н. Монастырский писал, что 1 и 2 июля на аэродроме они вылавливали немецких провокаторов в форме матросов, которые подбивали одиночных бойцов стрелять по нашим самолетам, жечь боезапас, когда каждый патрон был на счету. Член этой группы В. Гурин в своих воспоминаниях написал, что после подрыва батареи группы фашистов на шлюпках и катерах высадились на мысе с целью пленить командный состав. Фашисты были одеты в красноармейскую форму и сумели просочиться в район 35-й батареи, при этом внесли панику среди бойцов. Всю ночь шел бой, и вылавливались десантники, а утром после рассвета они стали явно заметными по выхоленным лицам и были полностью ликвидированы. Их шлюпки и катера захватили счастливчики из бойцов на берегу.

Несмотря на то, что в течение 30 июня большая часть командиров и комиссаров соединений и частей Приморской армии и Береговой обороны были отозваны для эвакуации, организация обороны СОРа по секторам продолжала действовать. Вот некоторые подробности действий командования IV сектора обороны. Как вспоминает начальник штаба 345-й стрелковой дивизии полковник И.Ф. Хомич, комендант IV сектора полковник Капитохин 30 июня утром убыл с КП, не сказав никому ни слова. Пришлось временно исполнять его обязанности начальнику штаба.

Во второй половине дня эти обязанности уже исполнял начальник штаба 95-й дивизии майор А.П. Какурин, как об этом написал начальник связи 95-й стрелковой дивизии подполковник И.Н. Пазников: «…В 18.00 30 июня на КП 4-го сектора, находившегося у Панорамы, позвонил начальник штаба Приморской армии полковник Н.И. Крылов и продиктовал приказ командующего армией генерал-майора Петрова исполняющему обязанности коменданта 4-го сектора начальнику штаба 95-й стрелковой дивизии майору А.П. Какурину: «К часу ночи 1 июля 1942 года имеющимися силами и средствами занять и удерживать линию обороны от бухты Стрелецкий до перекрестка дорог юго-восточнее 2-3 км хутора Пятницкого. Командный пункт сектора – хутор Пятницкого. Этот приказ, являлся основанием для отхода к району мыса Херсонес в составе 4-го сектора».

Полученный приказ предусматривал боевые действия войск сектора на указанных позициях в течение всего дня 1 июля 1942 года. Как представляется, аналогичные приказы с указанием новых рубежей обороны и действий на 1 июля получили от Крылова и коменданты других секторов. В сообщении Пазникова обращает на себя внимание разрешение на самостоятельный отход частей сектора к району мыса Херсонес к концу дня 1 июля. Это обстоятельство можно объяснить только тем, что штаб армии подлежал эвакуации и не было уверенности в сохранении связи с секторами по многим причинам, а также тем, что находившийся в частях сектора комсостав к вечеру 1 июля должен был прибыть на 35-ю береговую батарею для эвакуации в ночь с 1 на 2 июля 1942 года, как предусматривалось это планом частичной эвакуации. Это подтверждается информацией из воспоминаний Пазникова, приводимой далее по тексту. Кроме того, этим сообщением Пазникова подтверждается факт, что организация обороны Приморской армии в составе секторов СОРа действовала до конца суток 1 июля 1942 года.

Таким образом, остатки Приморской армии и Береговой обороны согласно решению командования СОРа должны были выполнить свою последнюю боевую задачу – прикрыть район эвакуации для вывоза старшего комсостава армии, а затем драться до последней возможности или прорываться в горы к партизанам. Прорваться в горы в условиях плотной блокады войсками противника по всей территории Гераклейского полуострова, как показали последующие дни, массе войск было невозможно. Армию, оставшуюся без боеприпасов, безусловно, ждали уничтожение и плен.

О планах и целях эвакуации в войсках и среди населения города не было известно. Информация распространялась больше в виде слухов. По вспоминанию вольнонаемных служащих военных предприятий и учреждений с утра 30 июня руководство их получило указания всем работникам следовать на эвакуацию в бухты Стрелецкую, Круглую, Камышовую, Казачью и эвакуироваться там на имеющихся плавсредствах.

В ночь на 1 июля из западных бухт Севастополя уходили самостоятельно на Кавказ 30 катерных тральщиков, три катера МО, 4 буксира, шхуна и другие плавсредства, а всего 43 единицы. На буксире «Курортник» была отправлена большая группа связистов флота и города. Однако, из всех ушедших плавсредств до берегов Кавказа дошло лишь 17 единиц, которые доставили 304 человека.

Все оставшиеся в Севастополе катера, баржи, буксиры, киллектор, гидрографическое судно «Горизонт», два недостроенных тральщика, плавкраны, которые не имели хода, или не подлежали перегону на Кавказ, были уничтожены или затоплены флотской командой под руководством исполняющего обязанности начальника плавсредств и гаваней ЧФ капитана 2 ранга И.А. Зарубы.

О последних действиях руководства города рассказал бывший начальник МПВО Корабельного района Севастополя Лубянов: «30 июня 1942 года в штольне командного пункта МПВО города состоялось последнее совещание актива города. На нем секретарь горкома партии Б.А. Борисов дал распоряжение всему активу отходить в сторону Камышовой бухты, где предполагалась эвакуация.

Уходить надо было группами по 13-20 человек. Часть актива погибла от налетов немецкой авиации». И далее он пишет, что «…я с заведующим обкома партии Петросяном дождались у входа в 35-ю батарею Б.А. Борисова (председатель горисполкома Севастополя) и А.А. Сарину (секретарь горкома партии), прибывших, примерно, в 18-19 часов. Спросили их, где суда, на чем эвакуироваться? Сказали: идите в Казачью бухту. Там есть деревянный помост. Ночью с 1 на 2 июля будут катера. Октябрьский выделил 70 мест для актива».

В момент общения с Лубяновым Сарина и Борисов наверняка уже знали, что их включили в списки первой очереди эвакуации на подводной лодке, поэтому они могли обещать остальным «активистам» все что угодно…

Как следует из этого сообщения вопросы эвакуации решались на ходу, и трудно сказать кто из актива города в реальности смог воспользоваться этим сообщением и пропусками с красной полосой, хотя в отчете начальника Политуправления ЧФ дивизионного комиссара Расскина отмечено, что «…в период с 1 июля до 20 часов 4-го июля в Новороссийск из Севастополя прибыло в числе прочих 70 человек партактива города». К примеру, Лубянову не удалось воспользоваться этой возможностью и ему пришлось быть участником защиты 35-й береговой батареи после 2-го июля. Эти свидетельства являются неопровержимым доказательством того, что даже партийный актив города не был эвакуирован организованно, а в самолете с Октябрьским и в подводных лодках с Петровым и Моргуновым оказалось много случайных людей. Только так можно объяснить тот факт, что на плацдарме были «забыты» (?) секретарь Крымского обкома Меньшиков, секретарь севастопольского горкома Терещенко и другие ответственные партийные руководители.