Армия генерала Власова 1944-1945

Интересное признание генерал-лейтенанта Е. И. Балабина опубликовал С. И. Дробязко. В одном из частных писем Бала-

бин писал, что после создания КОНР и публикации манифеста канцелярия Власова в Далеме получала в день до 400 (!) заявлений с просьбой о зачислении на службу в ряды власовской армии. Еще в одних воспоминаниях нескольких лнц (1949 г.) содержится такой отзыв о минувших событиях: «Канцелярии не успевали справляться с почтой, получая десятки тысяч писем. Каждый жертвовал что мог. Остовцы, не имевшие ничего, присылали как пожертвование, одну или две марки⁷. Приносились обручальные кольца, нательные кресты и другие драгоценности».

Интересное свидетельство о реакции на Пражский манифест для известного историка Б. И. Николаевского оставил в 1950 г. в сугубо частном порядке русский эмигрант, кадровый офицер Абвера, обер-лейтенант Д. Кандауров, служивший в 1941-1945 гг в органах военной разведки и фронтовых спец-подразделениях на Востоке⁸. Для нас отзыв Кандаурова тем более интересен, что касается отрезанного от Германии линией фронта осенью 1944 г. участка в Курляндии, куда нерегулярно доходили лишь противоречивые слухи о Власовском движении.

«Пражский манифест генерала Власова произвел впечатление не только на русские войска, но и на немцев, на гражданское население и на латышей. В конце я скажу о его действии на советские войска и на партизан. О манифесте многие узнали по радио, но не многие обратили на него особое внимание главным образом потому, что в Курляндии его содержание передавалось по-немецки. Через два-три дня пропагандисты получили печатный текст манифеста и стали разъяснять его иа собраниях. Чем больше манифест читали и понимали, тем большая радость охватывала всех русских бойцов, которые начинали верить, что теперь - с немцами или без немцев - шею большевикам свернут. Большое впечатление производило то обстоятельство, что в свое время, Власов под Москвой разбил немцев - это особенно ставилось ему в заслугу, говорили, что он делал все, чтобы не попасть в плен, и попал раненым и не добровольно⁹. Ходили уже легенды о том, как Власов “обложил” Гитлера при личном разговоре и прогнал Гиммлера “взашей”¹⁰ и что теперь в Германии он делает что хочет, а именно -сговаривается с американцами, чтобы, когда разобьют немцев, вместе ударить по Советам. Пункты манифеста разбирались каждый в отдельности и с содержанием их все соглашались. Крестьяне и бойцы

больше всего радовались отмене колхозов. Немцы тоже радовались, особенно фронтовые, и поздравляли русских товарищей, считая, что они теперь приобрели мощного союзника. [...] В штабе к манифесту относились более сдержанно, особенно в Абвере¹ >, так как подозревали, что Гитлер Власова надует.

С переднего края манифест начали распространять среди советских войск: начиняли текстом манифеста специальные снаряды, которые, разрываясь, разбрасывали листы далеко вокруг; в более глубокий тыл манифест сбрасывали с самолетов. Это произвело впечатление: через несколько дней начался поток перебежчиков, среди которых было много офицеров, до капитанов включительно¹². Первыми словами на нашей территории у этих перебежчиков были: "Отправьте меня немедленно к Власову, с вами (ю есть с немцами) я говорить не желаю”. Бывали дни, когда, несмотря на то, что Курляндия была окружена, и всем было ясно ее безнадежное положение, - перебегало на разных участках по 100 человек¹³. Всех перебегавших отправляли в отделы пропаганды, откуда подозрительных (как агентов) передавали в соответствующие органы, а остальных сажали на пароходы и отправляли в Германию. О дальнейшей судьбе этих людей я не знаю. [...]

Текст манифеста разбрасывался также в лесах Курляндии с особой припиской о том, что добровольно явившимся партизанам обещается амнистия и отправка в РОА. если они того захотят. Являться стало немало, но среди настоящих партизан было немало дезертиров и просто уголовных. С этими лесными жителями пришлось повозиться, пока их всех распределили по категориям. Интересно, что в РОА просились, обыкновенно, настоящие, боевые партизаны, пришедшие из лесу по убеждению. Некоторых из этих бывших партизан я встретил потом в РОА, а два или три из них и сейчас живут в Баварии. Латыши манифеста явно испугались. "Опять будет Россия, - говорили они.-Конечно, лучше иметь несоветскую Россию, но уж самостоятельными мы при Власове вряд ли будем”. Мои русские агенты в большинстве просили отправить их немедленно в РОА. Я сам просил об этом для себя, но мне было категорически отказано».

Свидетельство выросшего в Зарубежье Кандаурова согласуется с тем обстоятельством, что, несмотря на консервативные настроения, царившие в белой военной эмиграции, и на общую сдержанность в отношении идейных позиций КОНР* белоэмигранты приняли манифест все-таки позитивно. Редактировавший с октября 1944 г. в Вене газету «Борьба» полковник Е, Э. Мес-онер'⁴ вспоминал в 1950-е гг.: «Офицеры в массе не были в восторге от политической программы, имевшей базой злосчастный “Февраль”, но в факте опубликования манифеста они видели признание Гитлером за Россией права на существование». С другой стороны, позиция служивших в Вермахте белоэмигрантов была предельно ясной. Достаточно образно ее выразил чин Русского Корпуса штабс-капитан А. Н. Полянский, произведенный 5 сентября 1944 г. по окончании курсов в лейтенанты Вермахта. «Мог ли я подумать в Петербурге во время войны с Германией, получая приказ о производстве из пажей Пажеского Его Величества корпуса в офицеры Русской Императорской армии, - писал Полянский, — что через 26 лет я получу приказ о производстве в офицеры германского Вермахта? Причем, надевая немецкий офицерский мундир, не буду чувствовать себя изменником своей родины, а наоборот, ее защитником и бойцом за освобождение России от красных захватчиков и лишь тактическими соображениями принужденным к этому». Ниже мы более подробно рассмотрим вопрос о службе участников Белого движения и их детей в рядах власовской армии.

Однако, едва ли не самой интересной, на наш взгляд, может быть признана оценка органов СД. Например, доступный нам отчет описывает реакцию слушателей на радиопередачу, прозвучавшую 19 ноября 1944 г. в одном из лагерей для остарбайтеров в районе Веймара. Неизвестный сотрудник СД подчеркивает сильное впечатление, произведенное речью генерала Власова в связи с учреждением КОНР и провозглашением Пражского манифеста: «Мужчины и женщины в равной степени находились под обаянием этой передачи в связи с ценностью ее политического содержания». Особенно, по словам источника, «им понравилась фраза: “Мы не наемники, а союзники Германии”». В перечне последующих высказываний со стороны отдельных слушателей фигурировали фразы о готовности служить в РОА, поддерживать дело генерала Власова, а также осознанно работать, «до того момента, когда освободительным комитетом будут поставлены другие задачи» [курсив наш. - Прим. К. А.].

В заключение мы приведем менее оптимистическое, но тоже, на наш взгляд, достаточно показательное свидетельство 42

капитана В. Валентинова¹⁵, офицера связи по делам восточных Добровольцев 6-й армии Вермахта, в составе которой к осени 1944 г. насчитывалось более 25 тыс. граждан СССР, числившихся в Восточных войсках Вермахта и постоянно пребывавших на фронте: «Пражский манифест не мог поднять настроение. Почти все считали, что подходящий момент упущен. Но многие хотели быть в русской армии, даже умереть, поэтому просьбы о переводе к А. А. Власову продолжались. Всех [восточных добровольцев. - Прим. К. А.] хотели отправить в Вену, но ни один командир части не согласился это делать». Таким образом, содержание Пражского манифеста вкупе с ин-ституциализацней власовского военно-политического центра в значительной степени повлияло на расширение людских ресурсов, которые могли бы быть использованы при формировании войск КОНР. Возникла перспектива консолидации русских воинских частей и подразделений, де-факто существовавших иа стороне противника, как на фронте, так и в тылу.