Новая история Второй мировой

Советские войска дорого заплатили за освобождение Украины, еще дороже обошлась Венгрия. Армия и флот США понесли непропорциональные достигнутым результатам потери на Сайпане и Окинаве.

Но все это не имело никакого значения и никакого отношения к тонкому искусству стратегии.

«За потерянное качество у черных нет никакой компенсации, поэтому дальнейшее, по существу, не требует особых комментариев. Следует лишь заметить, что белые вторую часть партии играли далеко не лучшим образом».

II

В 1941–1945 годах Рузвельту в значительной удалось реализовать свою стратегию. Иногда приходится читать, что больной и старый президент в Ялте «уступил русским Европу». Но как можно уступить то, что тебе не принадлежало? А вот заплатить чужими деньгами за свою покупку — высший пилотаж для любого политика.

Ялтинская конференция, выстраивающая послевоенное устройство мира по американским геополитическим чертежам, была апофеозом деятельности Рузвельта на посту лидера Великой Западной Демократии. Разумеется, он никому не мог доверить ее проведение и должен был лететь в Ялту сам.

Но стратегические поражения в сражениях за Малайско — Индонезийский барьер и Восточные Соломоновы острова, а также опоздание с открытием Второго фронта в Европе (в значительной мере вызванное недееспособностью британской армии, убедительно продемонстрированной Э. Роммелем в Африканской кампании 1941–1942 годов) привело в тому, что победа США оказалась не столь полной и всеобъемлющей, как того хотел президент. И если ему удалось блистательно разыграть вариант, обеспечивающий разрушение Британской империи силами стран «Оси», то Советский Союз вышел из войны в значительно лучшем состоянии, чем предполагалось.

Президента Рузвельта это не очень беспокоило. Он полагался на свою дипломатическую изощренность, хорошие личные отношения со Сталиным и, не в последнюю очередь, на возможность геоэкономической игры с СССР в рамках «плана Маршалла». Само собой разумеется, что этот план должен был распространиться на СССР — именно в этом состоял «главный вариант» стратегического замысла Рузвельта на 1945–1948 годы.

Но Рузвельт умер еще до окончания войны в Европе, до атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, до капитуляции Японии. Для Черчилля и еще в большей степени для нового президента США Трумэна советские «большевики» были и оставались «бабуинами».

Не то чтобы в конце 1940‑х годов Европа всерьез оказалась перед перспективой военного конфликта между бывшими союзниками, но… такие Альтернативы существуют.

В мае 1945 года советская армия была ведущей военной силой Европы. Конечно, Сталин не имел дееспособного флота, отставал в силах ПВО ^практически не располагал стратегической авиацией. Однако фронтовая авиация была готова прикрыть сухопутные силы от любой атаки с неба; несколько более или менее случайных воздушных стычек между советскими и американскими истребителями демонстрировали это достаточно наглядно.

В 1945 году Соединенные Штаты уже располагали атомным оружием. Пока это были урановые и плутониевые бомбы первого поколения — мощностью около 20 килотонн, доставляемые к цели с помощью стратегических бомбардировщиков В-29. Штабные расчеты, проделанные в 1948 году в ходе проработки плана «Дропшот», показывали, что атомная бомбардировка Советского Союза даже при самых оптимистических представлениях о ее эффективности причинит экономике и вооруженным силам СССР меньший ущерб, нежели операция «Блау» 1942 года. То есть ядерная война против Советского Союза оставалась рискованным мероприятием с непредсказуемыми результатами и последствиями. Поэтому план «Дропшот» не был реализован.

Началась «холодная война», которая растянется более чем на четыре десятилетия и поставит мир лицом к лицу с реальной перспективой всеобщего уничтожения. К Карибскому кризису 1962 года Советский Союз и Соединенные Штаты обладали уже не атомным, а термоядерным оружием и надежными средствами его доставки — межконтинентальными ракетами. Был достигнут «стратегический паритет», и в мире надолго воцарилось «равновесие страха. Война перешла сначала в экономическую, потом в информационную и, наконец, в психологическую стадию. В итоге Советский Союз оказался не в состоянии найти адекватный ответ на вызов со стороны Западного мира, значительно превосходящего СССР в экономическом и ресурсном отношении.

Соединенные Штаты вновь насладились победой, которая на этот раз предоставила им возможность перекраивать не только географию мира, но и его историю.

Однако законы стратегии, являющие собой одну из форм положений классической диалектики, не отменял никто, и равные позиции по–прежнему преобразуются в равные. А это значит, что американская Империя, сменившая Британскую, унаследовала и ее хронические болезни. Подобно Великобритании 1939 года, современные Соединенные Штаты перегружены обязательствами по всему миру, не могут внятно обозначить свои цели и не имеют позитивной стратегии. Следовательно, при всей мощи американских вооруженных сил и всех возможностях американской экономики Великая Западная Демократия обречена на поражение в той «войне нового поколения», которая развертывается сейчас у нас на глазах.

«Но это уже совсем другая история».

★

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ТЕХНОЛОГИИ ВОЙНЫ

Сюжет первый: об истории и ее уроках

В последние годы я перестал понимать, в чем польза изучения истории. Раньше, когда господствовали марксистские представления об историческом процессе, знание событий прошлого помогало выстраивать схемы развития — часть из которых могла оказаться достаточно полезной. Сейчас подобная схематизация истории признается если не вредной, то по крайней мере ненаучной. Считается, что задачей истории является обнаружение фактов, а не поиск связей между ними. Такие связи рассматриваются как произвольные или случайные, а то и вообще существующие лишь в умах исследователей.

Начнем с того, что никаких «исторических фактов» в природе не существует. Любой факт подразумевает наличие наблюдателя — во–первых, и воспроизводимость — во–вторых. Исторические события невоспроизводимы в принципе, а историк, как правило, не является их современником и не может рассматриваться в качестве «квантового наблюдателя». Следовательно, так называемые «исторические факты» на деле являются «контекстными интерпретациями». Это отнюдь не делает историю наукой второго сорта. Именно контекстными интерпретациями, а вовсе не фактами, оперируют, например, астрофизика, палеонтология, а отчасти даже физика элементарных частиц. Да и насквозь математизированная демография не чужда работе с интерпретациями.

Но всякое интерпретирование есть построение модели, схематизация. А это противоречит современной постмарксистской трактовке исторической науки и, как в подобных случаях говорят физики, «заметается под ковер». Поэтому современная история схематизирует нерефлексивно, заставляя пользователя тупо запоминать интерпретации и верить, что он запоминает факты.

Во–вторых, заученная информация о событиях прошлого на практике совершенно бесполезна. Это, в общем, понимают все, поэтому такое знание рассматривается как часть «общечеловеческой культуры». Сразу же хочется спросить, какой именно культуры — их же много? И почему взрослый образованный и культурный человек может путаться в таблице Менделеева, не знать законов Ньютона, ошибаться в элементарных тригонометрических образованиях, не уметь дифференцировать и даже испытывать трудности в решении квадратных уравнений, но при этом обязан знать, кто, кого и когда разгромил при Грюнвальде и понимать, чем различались между собой Третья и Четвертая Государственные Думы?

В принципе, на последний вопрос можно ответить, взяв за основу историю рода и ту естественную связь, который каждый человек имеет со своими предками и которая во многом, предопределяет его жизнь. Но как раз локальные истории в круг обязательного чтения культурного человека не входят.