Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения

И если бы в некоем царстве, в некоем государстве, по примеру «Истории замечательных изобретений», создавалась бы «История замечательных головоломок» и в ней тоже, как водится, содержались бы и притчи и анекдоты, то одна из притч прозвучала бы примерно так:

«Не могу не поделиться с потомками тем, — сообщает в своих мемуарах Великий Головолом, — как мне удалось разрешить знаменитую проблему четырех точек.

Много дней я трудился над ней за рабочим столом, не разгибая спины, и извел рулон папируса. Как-то раз, совсем уже отказавшись от непосильной задачи, я зашел в кофейню поиграть с приятелем в шахматы. Партия складывалась неудачно. Безуспешно пытался я провести свои пешки в ферзя.

И тут нашло наитие. Как сверкнуло что-то… Я увидел головоломку решенной. Треугольник из прямых линий соединял четыре точки. С криком «эврика» я выбежал из кофейни».

Счастливец бежал по улице, крича «эврика», полагая, что в кофейне на него нахлынуло вдохновенье. А ведь это клетчатая доска прошептала ему подсказку, но он даже не заметил, кто шептал.

Подумаешь, пожалуй, что изобретения делаются так: изобретатель взглянул, увидел и изобрел.

И в самом деле, некоторые ученые пишут: первые изобретения люди сделали, созерцая происходящее вокруг.

Скажем, лежал человек на берегу реки, увидел — плывет древесный ствол. Дай, думает, прицеплюсь к стволу, поплыву вместе с ним. А тут удача — подвернулся ствол с дуплом. Пловец залег в дупло, плывет по воде сухим. А потом и сам стал долбить стволы, выжигать дупла; надоело мокнуть в воде. Так, говорят, была изобретена лодка.

Или вот порох. Теперь порохов тысячи. Но как был найден самый первый порох?

Ученые опять говорят: путем наблюдения.

Но где отыщешь порох? Пороха не лежат под землей в залежах, как железо и каменный уголь.

Полагают, дело было так. Где-то в Индии или в Китае имеется земля, очень богатая селитрой. Люди разводили на этой земле костры. Дожди вымывали из земли селитру на поверхность. Селитра смешивалась с золой и углем пепелищ. Смесь высыхала на солнце — получался взрывчатый состав, порох. Возможно, пишет ученый, люди вначале и не подозревали о военном применении пороха, а использовали эту смесь только для развлечения.

Не правда ли, занятно?

А вот еще занятнее!

В серьезном, даже академическом журнале недавно была высказана такая история изобретения мыла. В дни праздников, рассуждает историк, древние люди умащивали свои волосы благовонными маслами, а в дни скорби посыпали главу пеплом. Так как в те беспокойные времена ситуации «за здравие» довольно часто чередовались с ситуациями «за упокой», а люди не имели привычки мыться, то в первобытных шевелюрах оседали и соединялись жир и щелок — эти две необходимые составные части мыла. Прическа какой-нибудь тогдашней модницы, если верить солидному автору, представляла собой небольшой мыловаренный завод — только не зевай, соскребай мыло и фасуй в нарядные пакетики!

Тут уж, как говорится, хоть стой, хоть падай!

Но забавнее всего одна из историй изобретения способа добывания огня трением. И его, утверждает кое-кто, человек открыл, созерцая.

Человек, писал один ученый, наблюдал во время бурного ветра, что ветви деревьев так сильно терлись друг о друга, что загорались от трения. Это, мол, и надоумило человека самому потереть друг о друга кусочки дерева, чтобы получить огонь.

Мы нарочно не даем здесь имени и портрета того ученого, кто придумал эту историю. Его облик ясен без портрета. Это кабинетный ученый, не видящий дальше своего носа.

Замечали ли вы когда-нибудь, даже в самую сильную бурю, чтобы ветки на деревьях загорались? Конечно, нет. И никто не замечал. Было бы, однако, неправильным считать, что подобные анекдоты из истории техники родились по простодушию или недомыслию авторов. В них отразились пережитки аристократических взглядов на человеческий труд, сложившихся в рабовладельческую эпоху.

Еще древний ученый Плиний уверял, что изобретатель пилы нашел свой инструмент в готовом виде, прогуливаясь по пляжу на морском берегу. Там валялась большая зубастая рыбья челюсть. Плиний никак не мог допустить, что такая выдающаяся личность, как изобретатель пилы, когда-нибудь трудился. В его время физический труд считался позорным уделом рабов, а приличным занятием людей свободных считалось размышление и созерцание, и, конечно, к большим изобретениям, по Плинию, свободные люди должны были приходить умозрительным путем, не замарав руки. С отголосками таких взглядов надо считаться, когда читаешь историю изобретений.

Это ошибочные взгляды. Наблюдательность только тогда помогает делать изобретения, когда она не праздна и не бесстрастна. [7]

Люди действительно многое заимствовали, многому учились у природы, только делали это, наверное, по-иному.

Представьте, работает в древней пещере первобытный оружейник-каменотес. Он вытесывает себе из кремня каменный топор.

Тяжелый труд. Оружейник старается изо всех сил. И с таким азартом бьет камнем по камню, что искры летят кругом.

Искры!

Попадает искра в подстилку, сухую траву — дымок, огонь. Вот вам— первобытное огниво.

Или так. Сидит первобытный мастер, сверлит что-нибудь деревянное. В руках у него сверло, вроде лука со стрелкой. Стрелка захлестнута тетивой. Мастер водит луком взад и вперед, как скрипач смычком. Стрелка-сверло вертится. Пробует мастер пальцем сверло — горячо! — разогрелось от трения. Нажимает мастер — всей силой налегает на сверло. Вырастает гора опилок. Так раскалилось сверло — прикоснуться больно.

Вдруг — пых! — задымили опилки, затеплился огонек.

Вот вам прибор для добывания огня трением. Он до самых недавних дней оставался таким у отсталых народов. По виду не отличишь от сверла.

Представьте теперь осаду древнего города. Город окружен высочайшей каменной стеной: не город — крепость.

Обложил неприятель город круговой осадой — подает сигнал к штурму.

Грозно покачиваясь, движутся к городу осадные башни. Похоже, снялись со своих мест и бредут к городским стенам величественные водокачки.

Башни подступают к башням городской стены. Внутри башен — лестницы. По ним вбегают наверх неприятельские воины. И пока развертывается бой на высоте крепостной стены, толпы врагов бросаются к ее подножию.

Но и горожане не зевают. Сбрасывают вниз на вражьи головы все, что только может устрашить и отвратить врага.

Летят, кувыркаясь, бревна, утыканные гвоздями, словно иглами ежа. Сползает, зловеще шурша, раскаленный жгучий песок. Огненными струями растекается горящая смола.

Но удваивает натиск враг. Дикий вой стоит у подножия.

Тут уж не разбирают, валят все, что идет под руки.

Тащат к стене какую-то падаль.

Кидай!

Улья, осиные гнезда, горшки с ядовитыми змеями.

Кидай!

Крокодил из зверинца.

Кидай!

— Огня! — кричат со стены. — Больше огня!

Открывается адская кухня.

Горожане лихорадочно готовят горючие смеси.

Нефть, асфальт, смола, уголь — все идет в ход, — все горючее, все зловонное, все едкое. Одна мысль стучит в головах: как бы позлее составить варево, как бы покрепче донять врагов.

Вот тут, из этих горючих смесей, в головах, раскаленных ненавистью, в упоительном азарте боя, тут и родилось, нам кажется, величайшее военное изобретение — порох!

Изобретений не делали глазеющие лежебоки. Изобретения делали те, кто сходился с природой в рукопашную.

Изобретения родятся в труде, в борьбе, в бою. Настоящий изобретатель— это борец и труженик.

Семюэль Броун был тоже охвачен азартом боя, когда он вышел в сад. Одна страсть жгла его сердце — выстроить мост! А когда большая страсть зажигает человека, человек как бы прозревает. Каждый пустяк озарен и на виду, в каждом закоулке светло, будто бы огонь, полыхающий в груди, освещает их ярче солнечного света. Краем глаза замечаются самые тайные подсказки, ум стремительно делает заключения, и человек, сам не зная как, приходит к необыкновенным решениям.