Заметки вашего современника. Том 2. 1970-1983 (сокр. вариант)

Перед этой публикацией я позвонил Вадиму Лейбовскому, ныне – пресс-атташе знаменитого офтальмолога Святослава Фёдорова, который рассказал, что он написал об этой истории ещё в 1980-х гг. для журнала «Журналист», но опубликовать не сумел и разрешает это сделать мне. И Виталию Головачёву тоже позвонил.

Он сказал, что зла на нас не держит, но и прощать нас за старый грех не хочет.

Некоторые из участников розыгрыша в Евпатории: Михаил Чернышев, Николай Железнов, Анатолий Ткачев, Михаил Ребров, я, Юрий Апенченко, «наша жертва» Виталий Головачев и Андрей Ивахнов

Книжка 67

Февраль – май 1975 г.

Москва – Байконур – Москва – Звенигород – Москва – Баку – Москва

Поймал себя на том, что я как-то туманно представляю, что же происходит с ракетой, когда отдаются последние предстартовые команды. Сегодня попросил Патрушева 97 рассказать мне суть этих команд.

«Минутная готовность!» Эта команда не означает, что через минуту ракета взлетит. Обычно она даётся за 6-7 мин до отрыва от земли и означает, что до команды «Ключ на старт!» остаётся одна минута. Включаются все бортовые системы ракеты, все станции стартового комплекса, в пневмогидросистему стартового комплекса подаётся давление.

«Сброс ШО!» Отключается «Штепсель Отрывной», который связывает космический корабль и ракету с землей. Это – необратимая операция, подсоединить ШО снова уже нельзя.

«Ключ на старт!» При этой команде начинается запитка всей автоматики пуска двигателей, т.е. взводится, как курок, вся электрическая схема запуска.

«Протяжка один!» К ракете и кораблю эта команда отношения не имеет. По ней наземные станции начинают запись данных о состоянии бортовых систем. По этой команде включается многоканальный наземный регистратор. Бумажная лента протягивается под самописцами, отсюда и название.

«Продувка!» Наземная автоматика включает продувку магистралей горючего и окислителя сжатым азотом, что должно исключить возможность вспышек и детонации в камерах сгорания двигателей.

«Ключ на дренаж!» До этой команды датчики позволяют подпитывать баки ракеты компонентами топлива. Дренажные клапаны открыты, ракета «парит» жидким кислородом. По этой команде подпитка прекращается и дренажные клапаны закрываются.

«Протяжка два!» Включается регистрирующая аппаратура собственно стартового комплекса. Включаются автоматические кинокамеры, снимающие старт.

«Наддув!» Включается наддув баков ракеты. Избыточное давление должно вытеснять из них компоненты топлива. Датчики докладывают и о готовности к старту третьей ступени ракеты.

«Земля – борт!» Отходит кабель-мачта с многоканальным штекером. Прекращается соединение 3-й ступени с землёй, она начинает работать автономно от бортовых источников питания. Это тоже необратимая операция. Снова вставить штекер, не выходя из командного бункера, нельзя. Это – кульминация старта: на оценку ситуации «стреляющему» даётся 13с 98.

«Предварительная!» Это, собственно, уже не команда «стреляющего», а констатация команды, которая поступает от стартового временного механизма. При пилотируемых запусках временной механизм высвечивает цифры: 10, 9, 8, 7 и так далее до 0. Этот временной механизм и дает команду на пирозажигательные устройства, которые вставлены в сопла ракетных двигателей и которые, собственно, и должны «поджечь» ракету. Временной механизм открывает сначала клапан магистрали окислителя, затем клапан горючего, раскручивается ТНА – турбонасосный агрегат, топливо под давлением поступает в камеру сгорания, где и поджигается пирозажигалками. Зажигается транспарант: «Предварительная!». При этом «стреляющий» должен убедиться, что «поджог» произошёл во всех 32 камерах сгорания. Если пирозажигалки не срабатывают, «стреляющий» может дать команду «Сброс схемы», т.е. пульт, с которого оператор управляет стартом, обесточивается.

«Промежуточная!» Двигатели выходят на режим работы. Опоры стартовых устройств испытывают всё меньшее давление, ракета начинает подниматься очень медленно. Только поднявшись на 30 см, она отрывается от опор. «Сброс схемы» допустим до того момента, когда поднимающаяся ракета вырвет находящийся внизу ШР – штепсель разрывной – и контакт подъёма покажет, что ракета оторвалась от стартового комплекса.

«Подъём!!!» – орёт радостный «стреляющий» во всё горло. Всё время думал, какая бездна напряжения и ответственности в этих командах...

Космодром. Гостиница «Центральная». Лёша Горохов берёт утром в буфете стакан кефира, чай и гаванскую сигару. Жалуется:

— Чёрт знает что! Меньше, чем в два рубля, невозможно уложиться!

Старт «Союза», который так и не получил номера, потому что полёт его продолжался всего 23 минуты. Космонавты Василий Лазарев и Олег Макаров летят на орбитальную станцию «Салют-4», где должны проработать два месяца. С интуицией у меня плохо, заранее я мало что чувствую, но на этот раз почувствовал, что полёт этот добром не кончится: уж слишком много гостей понаехало: сын Анастаса Микояна – Алексей – командующий ВВС Средне-Азиатского военного округа с женой и детьми, заместитель главнокомандующего Военно-Морским Флотом адмирал Амелько, республиканское начальство из Алма-Аты и др. Из Москвы тоже людей было больше, чем нужно. На наблюдательном пункте мы прогуливались с адмиралом Амелько, который очень мне понравился статью, культурой речи и врождённой интеллигентностью высших морских офицеров, которая особенно резко контрастировала с незатейливым воспитанием космодромного начальство. Амелько пригласил меня на Тихоокеанский флот, на вертолётоносец «Киев», по его словам, корабль совершенно замечательный. Потом ко мне прицепился первый секретарь ЦК ЛКСМ Казахстана (кажется, его фамилия Каламетдинов, я его до этого не встречал), и совершенно умучил меня дурацкими вопросами. Как только ракета взлетела и скрылась в облаках, главком Ракетных войск Толубко позвонил на дачу (день-то субботний) начальнику Генерального штаба Куликову и доложил, что «старт прошел успешно». В это время главный казахский комсомолец схватил меня за уши и начал страстно целовать. Я вырвался и сказал, что целоваться рано: шёл отсчёт по 190 секунде.

— Вот слушай, когда объявят время «540 секунд полёта», тогда и будем целоваться...

И в этот момент как раз и раздалось по громкой связи:

— Нет сигнала о работе третьей ступени...

Потом крик Олега Макарова:

— На борту авария! Аварийный спуск!!

После этого Петя Климук несколько раз переспросил: «Полёт нормальный?», но ответа не получил. Генералы мгновенно сгрудились у телефонов, расстелили большую карту. Керимов и Глушко стояли бледные и недвижимые. Наверное, Глушко вспомнил, что он впервые за все годы на космодроме не поехал на вывоз ракеты на старт, послал вместо себя Семёнова 99. Наверное, вспомнил и подумал: не воздалось ли за сей грех...

Мне очень понравилась решительность Ефимова 100. Он подошёл к столу, на котором стоял единственный телефон без наборного диска, снял трубку и сказал:

- Ефимов. Всю авиацию от Новосибирска до Владивостока – в воздух! — положил трубку, сел в машину и уехал на КП 101. Никогда в жизни не слышал команды столь масштабной! Могу себе представить, что тут началось! Ведь дело было в субботу, на аэродромах сидели только дежурные экипажи. Что это? Война? Какой-то полковник подскочил к динамикам громкой связи и отключил. А в преддверии космоса, в корабле тем временем разворачивалась своя драма. Когда третья ступень носителя не включилась, сработала автоматика аварийного спуска. Начали взрываться пиропатроны, освобождая космический корабль от всего лишнего: приборного отсека, тормозной двигательной установки и т.п. От взрывов пиропатронов корабль бросало в разные стороны. Макаров матерился, кричал Лазареву: