Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала
Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Сегодня мало кто из критиков следует предложенному Стритером методу во всем. Большинство признает, например, что невозможно ни с уверенностью доказать существование кесарийского текста ( см.), ни выделить ясно очерченные текстуальные семьи, соотносящиеся с какими-либо центрами раннего христианства, кроме Александрии. В то же самое время, необходимо помнить, что Стритер сослужил науке ценную службу, показав, как классический метод классификации рукописей может быть использован для того, чтобы установить историю передачи текста — ибо выделить древнейшие формы текста можно только зная его историю.
IV. Альтернативные методы текстологии
Конец двадцатого века принес с собой оживление интереса к византийскому типу текста. Его выказывали те, кто верил, что оригинальный текст лучше всего сохранен средневековыми рукописями, составляющими большинство всех дошедших до нас текстуальных источников [390]. Подобные взгляды есть отличительная черта небольшой, но весьма шумной группы критиков, которые, как и Дж. В. Бёргон столетием ранее ( см.), отдают предпочтение «тексту большинства», отвергая мнение Хорта о том, что сирийский (или, иначе, византийский) тип текста представляет собой позднейшую рецензию, характеризующуюся менее ценными, вторичными чтениями, но напротив — веря в то, что Бог сохранил необходимую чистоту того типа текста, который стоит за Библией короля Иакова. Хиллс (Hills) пытался отстаивать даже подлинность Comma Johanneum (1 Ин 5:7–8) [391].
Другая группа ученых, также предпочитающих византийский текст, но признающих, что Textos Receptos представляет собой один из многих конкурирующих вариантов византийского текста, приводят аргументы на вид более утонченные [392]. Так, например, Морис Робинсон (Robinson) и Уильям Пирпонт (Pierpont) в своем издании «Новый Завет в его греческом оригинале согласно византийскому тексту или „Тексту большинства“» (The New Testament in the Original Greek According to the Byzantine/Majority Textform) провозглашают мнение, согласно которому «с точки зрения передачи текста, в отсутствии каких-либо радикальных и надежно зафиксированных сдвигов рукописной традиции, единая текстуальная форма должна была, как ожидается, господствовать в подавляющем большинстве рукописей» [393]. Отсюда они с уверенностью выводят, что с большей долей вероятности исходный текст должен был сохраниться именно в большинстве рукописей — а именно тех, которые «демонстрируют высокий уровень текстуального единообразия» [394].
Похожую позицию отстаивают Зейн Ходжес и Артур Фарстад, издатели «Греческого Нового Завета согласно тексту большинства». Аргументация их базируется на весьма схожих исходных теоретических предпосылках: «В любой [рукописной] традиции, которая не знала резких разрывов континуитета, индивидуальное чтение, возникшее ранее всего, скорее всего и окажется представленным в большинстве рукописей» [395].
Реальная история новозаветной рукописной традиции, однако же, была далека от нарисованной картины «непрерывной и ничем не потревоженной передачи текста». Во времена гонений на христиан императорскими указами прямо предписывалось отбирать и сжигать рукописи Нового Завета. К счастью, некоторые книжные собрания пережили диоклетиановы попытки уничтожить христианскую литературу как таковую. Одним из таких собраний была богатейшая Кесарийская библиотека, которой пользовались Ориген, Евсевий и даже Иероним. Но и она была уничтожена мусульманами в 638 году. Дальнейшее распространение ислама в VII веке привело к тому, что под мусульманским господством оказались три из пяти древних патриархатов — Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский. Христианское население Северной Африки, Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии резко сократилось. Все это, естественно, отразилось и на судьбе уже существующих и изготовлении новых библейских рукописей в данных регионах. Более того, хотя греческий язык и был некогда lingua franca Римской Империи, однако к шестому веку его едва понимали за пределами Византии. В силу этого верный вывод о том, что 90 % новозаветных рукописей содержат текст византийского извода, следует дополнять и другим, столь же верным — что созданы они были уже после того, как сфера употребления греческого языка сжалась до границ византийского государства.
Но и это еще не все. Существует эмпирическое доказательство того, что в новозаветной текстуальной традиции действительно происходили крупные переломы. Как было отмечено выше ( см.), во многих случаях можно заметить, что отцы церкви цитируют варианты текста, которые некогда были весьма распространены, но до настоящего времени дошли в единичных рукописях или же полностью утрачены. [396] Подобное состояние дел совершенно исключает возможность решения текстологической проблемы простым перечислением количества рукописей, поддерживающих то или иное вариантное чтение. Вывод из всего сказанного таков: пусть даже и следует поблагодарить Пирпонта и Робинсона, с одной стороны, и Ходжеса и Фарстада, с другой, за то, что и те, и другие издали текст большинства в той его форме, какая гораздо более, нежели Textos Receptos, приближается к Новому Завету, которым по преимуществу пользовалась византийская церковь, [397] но их издания весьма далеки от того, чтобы воспроизвести оригинальный текст Нового Завета [398].
Промежуточную позицию в продолжающемся споре о византийском тексте занимает ныне покойный Гарри А. Стурз [399]. Этот ученый в своей книге отстаивал точку зрения, согласно которой византийский текст не является ни оригинальным, ни всецело вторичным; это ранняя независимая редакция, заслуживающая внимания и уважения в той же мере, что и александрийский или западный тип текста. Примерно треть книги Стурза представляет собой длинные списки, таблицы и схемы, позволяющие читателю проследить за тем, как в полутораста отрывках, взятых из всех книг Нового Завета, типично византийские чтения поддерживаются одним ранним папирусом или несколькими. Опираясь на подобные наблюдения, Стурз приходит к выводу о том, что византийский текст возникает как минимум во втором веке и представляет собой независимую текстуальную традицию.
К сожалению, среди примерно ста пятидесяти вариантов, приведенных Стурзом, весьма мало типично византийских. Большинство из них встречается и в невизантийских источниках текста. Далее, следует спросить себя: доказывает ли присутствие того или другого византийского чтения, что византийский текст существовал как текстуальный тип? Ведь последний подразумевает соединение определенных чтений в определенной характерной последовательности, в то время как ни об одном из изученных Стурзом папирусов нельзя сказать, что он содержит византийский текст как таковой. Существуют и другие серьезные доводы — например, почему каких-либо следов знакомства с данным текстуальным типом не выказывает никто из отцов ранее Василия Великого и Иоанна Златоуста. Словом, вывод очевиден: Стурзу не удалось доказать, что византийский текст возник ранее IV века.
Разочаровавшись в тех результатах, которые приносит в оценке разночтений опора на внешние свидетельства — поддержку со стороны отдельных рукописей, семейств рукописей и локальных текстов, — некоторые исследователи обратили свой взгляд на разночтения как таковые, надеясь отыскать среди каждого набора вариантов то чтение, из которого наиболее убедительным образом можно было бы объяснить появление всех прочих [400]. Для такого подхода придумывали разные определения, иногда называли «рациональной критикой» [401]. Прилагательное «рациональный» в данном контексте указывает не на иррационализм всех остальных подходов, а на то обстоятельство, что критик, пользующийся данным методом, занят по большей части отысканием рациональных причин, основанных на внутреннем значении каждого чтения, которые позволили бы доказать оригинальность одного чтения и вторичность всех остальных. Чаще такой подход назвали эклектичным [402], поскольку применяя его, текстолог уделяет меньше внимания тому, чтобы датировать рукопись и отнести ее к той или иной семье, вместо этого сосредотачиваясь на внутренних, или контекстуальных вопросах. Таким образом, издатель текста следует то одному, то другому набору свидетельств в соответствии с тем, что признается авторским стилем или случайностями переписывания. Доведенное до крайности пренебрежение внешними данными разночтений отчетливо проступает в осуществленных Полем Мазоном (Mazon) изданиях греческих классиков, где в аппарат включаются только разночтения сами по себе, без упоминания источников, из которых они заимствованы [403].