Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик

Если еще раз оглянуться на все приведенные примеры проявления человеческого тщеславия, то становится видно, как оскверняются и наше поклонение, и благовестие, и служение всякий раз, когда с их помощью мы пытаемся воздать славу людям (то есть самим себе), а не Богу.

Слава не от Бога, а от человеков

Возлюбить Божью славу больше, нежели славу человеческую, значит еще и то, что мы будем искать одобрения у Бога, а не у людей.

Это тоже было проявленным стремлением Иисуса. «Не принимаю славы от человеков», — говорил Он (Ин. 5:41). Более того, нам известно, что Его презрел и даже отверг собственный народ, что умер Он настоящим изгоем, на римском кресте. Однако Бог утвердил Его, во время крещения и в момент преображения провозгласив Своим возлюбленным Сыном, в Котором было Его благоволение (Мк. 1:11), и, в конечном итоге, оправдал Его, воскресив из мертвых и вознесши на небеса (см.: Рим. 1:4; Флп. 2:9–11).

Однако стремления фарисеев были совсем иными. Они в первую очередь заботились о том, чтобы находиться большом почете у людей, а не у Бога, и это оказывало дурное влияние на каждый аспект их жизни.

Во–первых, это не давало им покаяться. Они не верили в Иисуса потому, что боялись общественного мнения. «Как вы можете веровать, — спрашивал их Иисус, — когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин. 5:44) Когда Иисус назвался Мессией, Сыном Божьим и Спасителем, они думали лишь об одном: «А что скажет Синедрион?» Тщеславие ослепило их и не позволило увидеть славу Христа! То же самое происходит и сегодня. «Боязнь пред людьми ставит сеть» (Прит. 29:25). Иисус Христос все еще продолжает наставлять Своих будущих последователей: «Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми ангелами» (Мк. 8:38).

Во–вторых, это мешало их свидетельству. То есть именно по этой причине большинство фарисеев не верили в Христа; но те немногие, кто все же уверовал в Него, оставались Его тайными последователями и не исповедовали свою веру открыто. Иоанн пишет, что к концу служения Иисуса «из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедовали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию» (Ин. 12:42,43). Их взоры были обращены на людей. Но даже они не могли предвидеть те насмешки и презрение, которые достались бы им, исповедуй они веру в Христа открыто и при всех. Они же жаждали популярности и похвал. То же самое эгоистическое желание возвыситься в глазах окружающих затыкает рот многим нынешним христианам именно тогда, когда им нужно громко свидетельствовать о Господе. Кроме того, такое желание губит служение всякого проповедника, который больше заботится о том, как угодить своим прихожанам, а не Господу (их и своему). Повиноваться и служить «не в глазах только… как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога» (Кол. 3:22) — эта заповедь вполне применима не только к домашним слугам или современным служащим, но и к служителям Евангелия. Наше служение никогда не получит Божьего благословения, пока мы честно не махнем рукой на мнения других и не воскликнем: «У людей ли я нынче ищу благоволения или у Бога? Людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал. 1:10).

В–третьих, от этого портилось их поведение в обществе. Все их манеры на людях были пропитаны тщеславием. Вот как описал это Иисус: «Книжники и фарисеи… все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища [140] свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах, и председания в синагогах, и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: „Учитель! Учитель!" (Мф. 23:2, 5–7; ср.: Мк. 12:38–40).

Таким образом, и в своей одежде, и в тех собраниях, что они посещали, и в местах, которые они занимали, и в почетных титулах, которыми их наделяли, — во всем этом они любили выделяться и принимать почет и уважение окружающих. Более того, они изо всех сил старались завоевать всеобщее восхищение.

В–четвертых, — и это было, пожалуй, самым серьезным — любовь к славе начисто губила их религиозную жизнь, их «набожность». Поэтому в Нагорной проповеди Иисус предостерегал Своих учеников, чтобы они не последовали дурному примеру фарисеев (Мф. 6:1–6, 16–18): «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас», — говорил Он (ст. 1). В одном из переводов этот стих совершенно справедливо выделен в качестве отдельного вступительного абзаца. Это общее наставление о том, как творить благочестивые дела; вслед за ним Иисус перечисляет три конкретных примера, говоря о щедрости (ст. 2–4), молитве (ст. 5, 6) и посте (ст. 16–18). Все это весьма подчеркнуто соблюдалось фарисеями: все они давали милостыню бедным, проводили время в молитве и воздерживались от пищи по духовным причинам. Против самих этих дел Иисус не возражал. Напротив, поскольку каждое из трех Его наставлений–примеров начинается словом «Когда…» (а не «Если…»), то, по всей видимости, Он желал, чтобы Его ученики тоже совершали все эти добрые дела. В какой–то степени они выражают наш христианский долг: щедрая милостыня ближнему, которого мы любим и которому служим; молитва — Богу, от Которого мы во всем зависим; а пост — для нас самих как упражнение в воздержании и самодисциплине.

Значит, фарисейская и христианская набожности отличаются не тем, что именно должен делать человек, а тем, как и почему он это делает, — а также тем, каковы последствия его дел.

Это настолько важно, и то отличие, на которое указал нам Иисус, является настолько значительным для современной религиозной практики, что нам стоит остановиться и подробнее взглянуть на эти стихи.

Каждый из трех абзацев начинается одинаково. Сначала Иисус сравнивает два возможных способа (фарисейский и христианский) совершать благочестивые поступки, затем Он говорит о двух разных мотивах, которые могут за этими поступками стоять, и, в заключение, упоминает о двух альтернативных наградах за это.

Альтернативные формы религии

Он начинает с того, что называет две альтернативные формы набожности, а именно: тайное благочестие — и благочестие напоказ. Подробно, даже с ноткой юмора, Иисус описывает религиозную кичливость фарисея. Собираясь подать милостыню, тот оглушительно трубит, чтобы все заметили, как он щедр (Мф. 6:2). Становясь на молитву, фарисей выбирает себе самое заметное место в синагоге или прямо на улице (ст. 5). Постясь, он нарочито делает мрачное лицо, не умывается и не причесывается, а может, даже пачкает лицо пеплом, чтобы оно выглядело бледным и измученным от сурового воздержания, — и смотрит при этом весьма уныло (ст. 16).

Легко смеяться над этими иудеями–фарисеями; наше христианское фарисейство далеко не так забавно. Может, мы и не трубим перед собою, но нам нравится видеть свое имя в списках людей, прилежно отдающих десятины и пожертвования. Может, мы и не молимся на перекрестках, но нам нравится, когда за нами закрепляется репутация людей, дисциплинированных в своей молитвенной жизни. Может, мы и не надеваем рубища, не посыпаем голову пеплом, но уж если мы решили попоститься, то нам, конечно, хотелось бы, чтобы об этом узнали все.

С другой стороны, христианская набожность — это тайная набожность. Слово «тайно» заметно выделяется во всей этой части Нагорной проповеди, так как повторяется шесть раз. Так, в ст. 3,4 говорится, что если уж мы даем милостыню, то мы не только не должны никому рассказывать о своей христианской щедрости, но и не разрешать левой руке знать, что в этот момент делает правая. Это значит, что нам не нужно самодовольно напоминать себе о собственном поступке и поздравлять себя с таким достижением. Напротив, давая, мы должны как можно меньше думать о себе.