«Новый завет»

Павел начинает разъяряться.

«Не думаете ли еще, что мы только оправдываемся перед вами? Ибо я опасаюсь, чтобы мне, по пришествии моем, не найти вас такими, какими не желаю…

Чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой, и чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили и не покаялись…

В третий же раз иду к вам. При устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово… Пишу прежде согрешившим и всем прочим, что, когда опять приду, не пощажу».

Впору было бы задуматься. Читателям. И напоследок Павел даёт добрый совет.

«Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть… О нас же, надеюсь, узнаете, что мы то, чем быть должны».

Можете не сомневаться.

«Для того и пишу сие в отсутствии, чтобы в присутствии не употребить строгости по власти, данной мне Господом к созиданию, а не к разорению».

Аминь.

Послание к галатам.

«Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом…»

Скачка разгоралась. Павла решили лишить апостольского звания и отлучить от иерусалимской церкви. Он не сдавался, не собирался даже. Как всегда, принял вызов и пошёл на «вы».

«… и все находящиеся со мною братия — церквам Галатийским».

Когда группа людей обращается к группе людей, то это не послание. Это уже воззвание, манифест.

Партия Иакова, к которой примкнул Пётр, решила воспользоваться плодами деятельности Павла и, так уж и быть, расшириться.

Убить Павла не получилось, но это не страшно — агентура Петра повела активную агитацию в павловских общинах. Был шанс оттеснить горячего проповедника.

Павел сделал своё дело — и может уходить. Так думали они, но не Павел.

«Удивляюсь, что вы от призвавшего вас так скоро переходите к иному благовествованию, которое впрочем не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие извратить благовествование…»

Галаты, видимо, поддались на уговоры и решили переметнуться.

«Но если бы даже сам Ангел с неба стал благовествовать вам НЕ ТО, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли от меня, да будет анафема».

Это уже открытый разрыв и Павел его ничуть не пытается избежать. Наоборот, он уже не ищет компромиссов и вслед за Христом заявляет: кто не со мной, тот против меня.

Если вы будете слушать иерусалимских красавцев — пощады не ждите. Иерусалим далеко, а я вот он — рядышком.

Устроить гонение на еретиков мне ничего не стоит — практика есть.

«Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошил ее, и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих преданий.

Когда же Бог, избравший меня, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовашим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск».

А ведь Лука не всё нам рассказал об обращении Павла. О походе в Аравию не было ни слова.

И ещё — Павел даёт понять, что если неофитом он не советовался с иерусалимской кликой, ибо ему хватало одной веры, то уж теперь и подавно не собирается этого делать.

Дело зашло так далеко, что Павел не выдерживает и начинает потихоньку выносить сор из избы.

«Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня. А в том, что пишу вам, пред Богом, не лгу.

После сего отошел я в страны Сирии и Киликии. Церквам Христовым в Иудее лично я не был известен, а только слышали они, что гнавший их некогда ныне благовествует веру».

Вот оно, как было. Ортодоксы отправили самого горячего из своих опричников в Дамаск — разгромить тамошних сектантов. Чтобы не допустить этого, люди Петра перехватывают Павла на подходе к Дамаску и «обращают» его.

Слепого, его приводят в сирийскую столицу, где завершают сеанс внушения. Хороший медиум, Павел проникается новой доктриной и со свойственной ему яростью начинает проповедовать. При этом, он настолько неуправляем и неуёмен, что иудеи Дамаска решают убить его.

Пётр, через посредников, выводит его из игры и прячет в Аравии, как туз в рукаве. Павла спускают в корзине с крепостной стены и обеспечивают ему агентурный выход.

Проходит три года. Видя, что никто не вручает ему ключей от церкви, Пётр начинает осторожно разыгрывать свою партию — вводит Павла в игру, вызывает его в Иерусалим.

Павел приходит в столицу, где его никто не знает, и две недели живёт у Петра, проходя «курс молодого бойца».

Неофиты Иерусалима незнакомы с Павлом, но Пётр и не собирается его «представлять» — оно и понятно. Зато, он представляет Павла Иакову — без этого нельзя, ибо Иаков главный.

Получив мандат Иакова и напутствие Петра, Павел идёт в Антиохию. И начинает выполнять задание, свято веря в свою миссию. А потом…

«Потом, через четырнадцать лет, опять ходил я в Иерусалим с Варнаввою, взяв с собой и Тита. Ходил же по откровению…»

За эти годы Павел многое понял. Уже были сборы денег и препирательства о том, сколько и кому давать. Это оскверняло его веру, и Павел решил отпочковаться — так же, как раньше это пытался сделать Пётр, но по совсем другой причине.

Все отговаривали Павла от этого похода, было ясно, что добром он не кончится. Но он в затруднительных обстоятельствах всегда молился. Помолился и в этот раз. Бог сказал, что надо идти. И Павел пошёл.

Что было в Иерусалиме, мы знаем — Павла подставили под суд синедриона. Суда он не боялся, но поведение отцов церкви его потрясло. Они двуличничали!

Иаков при всех называл его «братом» и послал на верную смерть. Павел не растерял своего простодушия и пытался узнать честно, в чём его вина.

Он спросил у «особо знаменитейших» — «не напрасно ли я подвизаюсь и подвизался», проповедуя среди язычников?

«Но они и Тита, бывшего со мною, хотя и еллина, не принуждали обрезаться, а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою…

Чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у нас».

Павла не обвинили в том, что он якшается с Титом, наоборот, ему сказали, что он молодец. Вот только очиститься надо бы. В Храме. А там и синедрион не за горами.

Он понял это позже — когда его тащили по лестнице, чтобы народ не растерзал. И когда Павла собрались бичевать, он уже принял решение. И начал играть свою партию. «Я римский гражданин». Теперь он будет использовать Петра так же, как Пётр использовал его самого.

«И в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного…

И знаменитые не возложили на меня ничего более. Напротив того, увидев, что мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных, Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным, только чтобы мы помнили нищих, что я и старался выполнять в точности».

Вот ещё интрига. Иаков, Пётр (Кифа), Иоанн — столпы. Увидев, что Павел ушёл из-под суда, они «согласились» на раздел сфер влияния. Им — обрезанные, а Павлу — необрезанные. А это немало — все церкви Асии, Греции и Италии. С чего такая доброта?

Только помните о нищих! В этом вся загвоздка. Собирай деньги со всего этого огорода и проповедуй, сколько хочешь, Павлик!

Но Павлик был уже учёным.

Его не спешили выкупать. Сначала было сунулись, а потом повременили. Не получается, дескать. Ты уж потерпи. Но деньги всё равно надо собрать, а связь мы тебе обеспечим.