Христианин в языческом мире, или О наплевательском отношении к порче

Богословие — наука практическая. Помимо теоретических выкладок, я предложу для пастырского обсуждения очень простой вопрос. В московском Музее искусства народов Востока открылась «школа магии». Один из ее уроков описывается в газете «Мегаполис-экспресс» [186]. По уверению оккультистки, некий «Учитель», в Москве «исполняющий поручения своих зарубежных коллег», «совершил надо мной обряд раскрещения». Раскрещенная ученица, научившись оккультной практике, затем якобы смогла материализовать душу своего умершего мужа и даже зачала от него через два года после его смерти…

Предположим, что по прошествии времени эта «раскрещенная» ведьма решила покаяться и вернуться в Церковь. Должен ли священник крестить ее вторично? Священник должен проверить глубину ее покаяния — да. Уяснить меру решительности ее отказа от ее колдовского прошлого — да. Призвать ее к публичному отречению от сатаны и дел его — да. Наложить епитимью — да. Но должен ли священник перекрещивать ее? Перекрещивание означало бы, что сатана может налагать свою печать на человеческую душу с такой же силой, как и Спаситель, что он может изничтожить крещальный дар Бога человеку. Это означало бы признание того, что по влиянию на нашу жизнь Бог и диавол равномощны. Такое предположение было бы кощунством. И церковная традиция о подобных случаях говорит однозначно: как бы ни были велики грехи человека по крещении, но крещение не повторяется: «Верую во едино крещение во оставление грехов». И это значит,что нет у сил тьмы власти до конца стереть печать Христову в душе человека.

Кроме того, вопрос здесь стоит и аскетически. К чему приковано наше зрение, что мы переживаем острее: могущество нашего врага или силу нашего Господа? Вера в «порчу» и боязнь ее есть именно привязанность взгляда ко злу. Но если в поле нашего зрения не Бог, — значит, мы сами находимся в состоянии отпадения от Бога. И значит, тем беззащитнее мы пред стихиями падшего мира. Следовательно, чем более человек интересуется «порчей» и «сглазами», чем больше боится их — тем и в самом деле он дальше от Бога и тем доступнее он для предметов своего страха. Поэтому не колдунов надо искать, а Бога, не на «порчу» озираться, а Бога взыскивать.

Поэтому в творениях святых учителей Церкви отсутствует тема «порчи» и противостояния ей. Христианин не должен обращаться к нецерковным религиозным практикам — об этом Отцы предупреждают постоянно. Но если предположить, что язычество само может вторгаться в жизнь того христианина, который и не помышлял взывать к духам — то что же остается от той свободы, которую, по торжественному уверению апостола Павла, даровал нам Христос?

Напомню, что свт. Василий Великий (Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах, 55) среди причин болезни не отмечает «наведенную порчу» или вред, причиненный христианину колдуном-язычником (которых во времена свт. Василия было весьма много). И страшнее всех чудовищ, опаснее сонма бесов и всех бесноватых свт Иоанн Златоуст полагает завистливого сребролюбца: «Я желал бы жить со множеством беснующихся, нежели с одним из страждущих такой болезнью (сребролюбием). Сребролюбцы считают врагом своим человека, не причинившего им никакого вреда, желают сделать рабом свободного и ввергают его в бесчисленные бедствия; напротив, беснующиеся ничего другого не делают, как только в самих себе питают болезнь. Первые ниспровергают множество домов, заставляют хулить имя Божие, являются заразой городов и всей вселенной; а мучимые бесами более достойны сожаления и слез… Представим себе человека, извергающего из очей своих огонь, черного, вместо рук имеющего на обоих плечах своих висящих драконов; представим у него такие уста, в которых вместо зубов вонзены острые мечи, а вместо языка находится источник, изливающий яд и испускающий смертоносное питие; представим, что чрево его пожирает более всякой печи, истребляет все ввергаемое, а ноги как бы крылатые и быстрее всякого пламени. Пусть лицо его будет составлено из собачьего и волчьего; пусть он не будет произносить ничего человеческого, но будет издавать из себя звуки нестройные, отвратительные и страшные; путь даже в руках у него будет пламень. Может быть, вам представляется страшным сказанное мною; но я еще не изобразил его надлежащим образом. К сказанному надобно присовокупить и еще нечто: пусть он поражает встречающихся с ним, пожирает и терзает плоть их. Но сребролюбец гораздо и хуже и такого чудовища» [187].

Сегодня на сребролюбцев (по-современному — банкиров) навешивают ордена, а народ пугают байками о «порчах».

Но нет такого понимания «духовной брани» в творениях свт. Василия Великого, св. Макария Великого, свт. Григория Богослова.

Св. Николай Японский прожил свою жизнь среди язычников. В своем дневнике он отмечает случаи враждебного отношения японцев к нему и к Православию. Отмечает свои неудачи и болезни. Но ни разу св. Николай не предполагает, что напасть свалилась на него вследствие колдовства язычников.

Не видно следов страха перед «порчей» и у русских апостолов, трудившихся среди сибирских и американских шаманистов. Ничего не говорят они о заговоренных предметах и косых взглядах, через которые якобы передаются болезни и проклятия. Например, митрополит Нестор Камчатский (в пору своего служения на Камчатке — еще иеромонах) описывает странную болезнь камчадалов — навязчивые подражания: «Однажды в церкви сторож неожиданно зацепил подсвечник и он покатился по наклонному полу. Большинство молящихся в церкви с испугом почти поголовно так же упали на пол и покатились, подражая движению подсвечника… Достаточно внезапного потрясения, и одержимые начинают делать и говорить непроизвольно, бессознательно то, что им прикажут. Припадок продолжается недолго, после чего больные мгновенно приходят в себя». Но слово «одержимый» здесь митр. Нестор употребил в светском значении этого слова, а не в духовном. Он тут же поясняет: «Предполагают, что заболевают жители Камчатки на почве недостаточного и скверного питания юколой, которую вялят под открытым небом с весны до осени» [188]. Как видим, среди причин этой психической болезни миссионер не увидел действий шаманов.

Единственное место Писания, из которого можно было бы вычитать представление о том, что через предмет, к которому прикоснулся колдун, опасен для случайно подобравшего его христианина — «а других страхом спасайте, исторгая из огня, обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью» (Иуд. 1, 23). Но святоотеческое толкование этого места исключает возможность грубо-оккультного понимания этого текста: «Оскверненная одежда есть жизнь, оскверненная многими преступлениями вследствие плотской страсти. Ибо о каждом человеке узнают, праведен он или нет, по образу жизни как бы по одежде. Один имеет чистую одежду, добродетельную жизнь. Другой — оскверненную, жизнь с делами злыми. Или, лучше: одежда, оскверненная плотью, есть такой навык и настроение совести, обременяющие душу памятованием о порочных движениях и действиях плоти, смотря на которые постоянно как на одежду свою, душа наполняется зловонием страстей» [189].

Вслушаемся в наставления прп. Антония Великого, переданные свт. Афанасием Великим: «Где знамение крестное, там изнемогает чародейство, бездейственно волшебство» (Житие Антония, 78). «Демоны все делают, говорят, шумят, притворствуют, производят мятежи и смятения к обольщению неопытных, стучат, безумно смеются, свистят, а если кто не обращает на них внимания, плачут и проливают уже слезы, как побежденные… Не должно нам и бояться демонов, потому что они бессильны и не могут ничего более сделать, как только угрожать» (Там же, 26-27). «Диавол есть человекоубийца искони. Между тем мы живы еще, и даже ведем образ жизни, противный диаволу. Итак, явно, что демоны не имеют никакой силы» (Там же). «Чтобы не бояться нам демонов, надо рассудить и следующее. Если бы было у них могущество, то не приходили бы толпою, не производили бы мечтаний, не принимали бы на себя различных образов, когда строят козни; но достаточно было бы прийти только одному и делать, что может и хочет, тем более, что всякий имеющий власть не привидениями поражает, но немедленно пользуется властью, как хочет. Демоны же, не имея никакой силы, как бы забавляются на зрелище, меняя личины и стращая детей множеством привидений и призраком. Посему то наипаче и должно их презирать как бессильных» (Там же). «Даже над свиньями не имеет власти диавол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны просили Господа, говоря: Повели нам ити в свиней . Если же не имеют власти над свиньями, тем паче не имеют над человеком, созданным по образу Божию» (Там же, 29). «Посему нам должно бояться только Бога, а демонов презирать и нимало не страшиться их» (Там же, 30).