Истинноверующий: Мысли о природе массовых движений

как вера в будущее делает нас более восприимчивыми к перемене. Богатые и бедные, сильные и слабые, те, кто достиг многого или малого, — все могут бояться будущего. Когда настоящее кажется нам совершенным, то (26:) единственно, чего мы можем ожидать, — это продление в будущем настоящего, и в подобном случае перемена может быть только к худшему. Поэтому все, кто многого достиг и кто живет полной и счастливой жизнью, обычно являются противниками радикальных новшеств. Консерватизм инвалидов и людей старше среднего возраста также берет свое начало из страха перед будущим. Они во всем видят признаки упадка и считают, что всякая перемена ведет не к лучшему, а к худшему. Не верят в будущее и обездоленные. Будущее кажется им миной, заложенной на их пути: двигаться нужно очень осторожно. Желать перемен для них — все равно, что самому напрашиваться на неприятности.

Что касается надеющихся — совсем неважно, кто охвачен дикой надеждой: энтузиаст-интеллигент, или жадный до земли крестьянин, спекулянт, стремящийся к быстрой наживе, или солидный купец и промышленник, простой рабочий или знатный аристократ — все они настоящего не берегут, часто разрушают его и тем самым создают новый мир. Революции поэтому могут совершаться не только бедняками, но и привилегированными. Движение «огораживания» в Англии XVI и XVII веков было революцией богатых. Шерстопрядильная промышленность выросла до высокого уровня, и овцеводство стало выгоднее земледелия. Землевладельцы выгнали со своих земель арендаторов, огородили общинные пастбища и этим произвели глубокие перемены в общественной и экономической структуре страны. «Лорды и аристократы нарушали общественный порядок, разрушали древние законы и обычаи, — чаще давлением и запугиванием, а иногда и насильственно»[8]. Другая революция, совершенная богатыми, произошла в Англии в конце XVIII и начале XIX века. Это была промышленная революция. Новые, дух захватывающие возможности механизации воспламенили тогда воображение (27:) фабрикантов и купцов. Они начали революцию, «такую же до крайностей радикальную, как и те, что воспламеняли когда-то умы сектантов»[9]; в сравнительно короткое время эти почтенные, богобоязненные граждане изменили лицо Англии до неузнаваемости.

В дни, когда по улицам носятся надежды и мечты, робким лучше всего запереть свои двери, закрыть окна и сидеть спокойно, пока все не утихнет. В мире так часто случается, когда между надеждами, — как бы они сами по себе ни были благородны и хороши, — и теми действиями, которые они вызывают, возникает чудовищный разрыв. Получается так, как если бы девушки, обвитые плющом, и юноши, украшенные гирляндами, вдруг превратились бы в четырех всадников Апокалипсиса.

6.

Для того, чтобы броситься с головой в предприятие, связанное с большими переменами, люди должны быть крайне неудовлетворенными, не очень бедными и иметь такое чувство, что, обладая могучей доктриной, непогрешимым вождем или новыми методами, они получают доступ к источнику всесокрушающей силы. Одновременно 8 Polanyi Karl. The Great Transformation (New York Farrar and Rinehart, Inc,1944), p. 36.

9 Ibid., p. 40.

они должны иметь преувеличенное представление о возможностях и перспективах будущего. И, наконец, они должны быть совершенно несведущими в трудностях, связанных с их предприятием. Опыт в этом случае — помеха. Люди, начавшие Французскую революцию, не имели никакого политического опыта. Так же и большевики, и нацисты, и революционеры Азии. Опытный человек появляется позднее; он вступает в движение, когда оно уже на ходу. Английский политический опыт, наверно, и оберегает англичанина от массовых движений. (28:)

Глава II. Стремление к перевоплощению

7.

Существует коренная разница между соблазном массового движения и соблазном практической деятельности. Практическая деятельность дает людям возможность продвижения — соблазн ее большей частью исходит из личных интересов. Массовое движение, в частности в фазе его подъема, привлекает не тех, кто хочет продвинуть свое нежно любимое «я», а тех, кто старается освободиться от своего нежеланного «я». Массовое движение привлекает и удерживает последователей не тем, что оно удовлетворяет желание самопродвижения, а тем, что оно может дать удовлетворение страсти к самоотверженности.

Люди, смотрящие на свою жизнь как на непоправимо испорченную, не могут найти достойной для себя цели в самопродвижении. Перспектива личной карьеры не может вызвать у них ни мощного усилия, ни веры, ни твердых убеждений. На личную заинтересованность они смотрят как на нечто позорное, недостойное и порочное, как на что-то нечистое, и успешная карьера для них совсем не удача. Все то, что предпринимается лично для себя, для своего «я», кажется им обреченным. Все, что берет свои корни и начала в личном «я», хорошим и благородным быть не может. Искреннейшее стремление таких людей — это стремление к новой жизни, к возрождению или, если этого нет, к возможности приобретения новой основы для гордости, уверенности, надежды, целеустремленности, чувства собственного достоинства — путем отождествления себя с каким-нибудь «священным делом»: активное массовое движение и дает им обе эти (29:) возможности. Когда они примыкают к движению как союзники до конца, то находят возрождение к новой жизни в тесно сплоченном коллективе; когда они присоединяются как сочувствующие, то обретают основы для гордости, уверенности, целеустремленности тем, что отождествляют себя с усилиями, достижениями и перспективами движения.

Неудовлетворенные находят в массовом движении возможность стать другими людьми, получая видную роль или, по крайней мере, некоторые качества, которых они не могут обрести исходя из ограниченных ресурсов собственного «я».

Конечно, среди первых приверженцев каждого массового движения имеются и авантюристы, которые надеются, что движение пустит в ход и их колесо фортуны и вынесет их к славе и власти. Правда, некоторую самоотверженную преданность проявляют иногда и те, кто идет в иные объединения, в ортодоксально-политические партии и в организации практического типа. Но факт остается фактом: практическое предприятие не может существовать, если оно не дает удовлетворения личному интересу, а силы и рост массового движения во время подъема прямо зависят от способности движения вызывать и удовлетворять страсть к самоотверженности. Как только массовое движение начинает привлекать к себе людей, заинтересованных в своей личной карьере, — значит, оно прошло фазу своего подъема и уже занято не созданием нового мира, а старается сохранить и удержать существующее. Это значит, что движение перестало быть движением, а стало предприятием. Гитлер считал, что чем больше «постов и должностей может раздать движение, тем ниже качество его кадров, и в конце концов эти политические паразиты начинают численно подавлять победоносную партию до такой степени, что честный борец прежних дней перестает узнавать свое (30:) движение… Если так случается, это значит, что миссия движения окончена»[10].

О природе полного перевоплощения, которое делает человека истинноверующим, о самопожертвовании и объединенном действии рассказывается в главах части третьей. Здесь же мы рассмотрим только частичное перевоплощение.

8.

Вера в «священное дело» частично заменяет утраченную нами веру в самих себя.

9.

Чем меньше у человека оснований говорить о своем собственном превосходстве, тем больше он готов утверждать, что превосходством обладает его страна, его религия, его раса или его «священное дело».

10.

Своими собственными делами человек больше занимается тогда, когда они имеют смысл; в противном случае он бросает свои бессмысленные дела и лезет в чужие.

10 Hitler Adolph Mein Kampf (Boston Houghton Mifflin Company, 1943) p. 105.

Вмешательство в чужие дела выражается в сплетнях, кознях, в сований носа туда, куда не следует, а также в лихорадочном интересе к общественным, национальным или расовым делам. Убегая от самого себя, мы или бросаемся на шею соседу, или хватаем его за горло.