Очерки по истории религии и атеизма

На индийской земле, по-видимому, культ сомы получил новый стимул для своего развития. В ведических книгах говорится: «О Сома, вылитый, чтобы Индра выпил, теки чистым, сладчайшим и увеселяющим потоком». «Мы пили Сому, мы стали бессмертными, мы вышли на свет, мы познали богов». В гимне, посвященном соме, сказано: «Там, где вечный свет в мире, где находится солнце, в том бессмертном, нетленном мире помести меня, о Сома… Где есть хотенья и желанья, где чаша светящегося Сомы, где пища и радость, там дай мне бессмертие. Где есть счастье и наслажденье, где процветают радости и удовольствия, где желания нашего желания достигнуты, там дай мне бессмертие» [69]. Впоследствии брахманы широко использовали культ сомы в своих классовых интересах.

Из законов Ману, отражающих общественные отношения рабовладельческого общества, видно, что единственными производителями материальных благ в древнеиндийском обществе являлись шудры и вайшьи: «Если бы вайшьи и шудры уклонились от своих обязанностей, они повергли бы весь этот мир в разрушение» [70]. В законах Ману проводится идея, что шудры не способны участвовать в решении государственных дел: «Царство того государя, который смотрит, когда шудра произносит свое решение, погибнет, как корова в болоте». Мегасфен (IV–III вв. до н. э. — греческий посланник при дворе Чандрагупты) указывает, что вайшьям также строго запрещалось принимать участие в политической жизни страны. Изолированность сельских общин сознательно поддерживалась брахманами и кшатриями. По законам Ману, вайшьи не смели даже помышлять о том, чтобы отказаться «ходить за скотом». Они должны были твердо знать свое место и обязанности. При малейшем отклонении от этих обязанностей вайшьев беспощадно наказывали.

Можно предполагать, что авторы законов Ману были очевидцами народных волнений и убедились, что восстания и бунты вайшьев и шудр могли привести к падению рабовладельческого строя. Поэтому законы предписывали царю «строго принуждать» эти две касты к исполнению своих обязанностей. В особенно тяжелом положении находилась каста шудр. Закон запрещал брахману обучать шудру священным книгам и снимать с него грехи. За оскорбление брахмана или кшатрия шудра подвергался телесным наказаниям: за брань ему отрезали язык, за оскорбление касты втыкали в рот раскаленный железный гвоздь длиной в десять пальцев, за попытку учить брахмана его обязанностям в уши и рот шудры вливалось кипящее масло. Изощренные пытки являлись неотъемлемыми атрибутами религиозных систем брахманизма, христианства и ислама.

Кришна-младенец

В священных книгах цинично говорится, что шудра создан богом, чтобы «быть рабом брахмана». Шудра имел право только «на остатки пищи, старое платье и старую домашнюю утварь». Шудра, даже отпущенный своим хозяином, не освобождался от рабства, ибо оно якобы является врожденным состоянием. Унизительная и безвыходная жизнь раба, естественно, могла вызвать желание смерти как освобождения от мук, как средства обретения вечного покоя. Это и явилось причиной ритуальных самоубийств. К. Маркс писал: «Мы не должны забывать, что эта лишенная достоинства, неподвижная и растительная жизнь, эта пассивная форма существования вызывала, с другой стороны, в противовес себе дикие, слепые и необузданные силы разрушения и сделала в Индостане самое убийство религиозным ритуалом» [71].

Страх и наказание и в брахманизме были главным орудием укрепления государственной власти. Царь не может править страной, не прибегая к наказаниям. В законах Ману записано: «Подобно цапле, он (т. е. царь. — А. А.) должен обдумывать свои дела; подобно льву, он должен обнаруживать свою силу; подобно волку, он должен брать (свою добычу); подобно зайцу, он должен уходить в безопасное место» [72]. Если бы царь не наказывал тех, кто этого заслуживает, сильнейшие спекли бы слабых, как рыбу на вертеле; ворона стала бы клевать жертвенный пирог, а собака лизать царственные снеди, и не осталось бы ни у кого собственности. Если бы не страх перед наказанием, низшие захватили бы место высших, касты смешались бы, все преграды рухнули. «Но где наказание смело выступает, уничтожая преступников, там подданные не возмущаются, если только правитель хорошо судит» [73].

При кастовом строе наказания обожествлялись. Наказание — могучий властелин, искусный правитель, мудрый применитель законов, в нем лучшее ручательство исполнения четырьмя кастами их обязанностей. Наказание управляет человеческим родом и покровительствует ему; оно бодрствует даже тогда, когда все спит. Наказание есть сама справедливость. «Наложенное осмотрительно и кстати, оно доставляет людям счастье, но примененное неосторожно, совершенно их парализует». Поэтому древнее законодательство не скупится на самые страшные и строгие меры наказания — смертную казнь, лишение какого-либо члена тела, изгнание, конфискацию имущества.

В законах Ману прямо говорится о классовом характере государственной власти, которая призвана защищать от' неимущих собственность рабовладельческих классов. Естественно, что при таком положении вещей господствующим классам- незачем было скрывать классовый характер своей идеологии.

Вся история древнеиндийского рабовладельческого общества заполнена острой борьбой между кшатриями и брахманами за власть. Дворцовые перевороты следовали один за другим. В результате одного из них в государстве Магадхи власть захватали кшатрии. С развитием рабовладельческого строя касты становились все большим препятствием для роста производительных сил. Необходимо было преодолеть узкие рамки кастовой организации общества. Развитие торговли, ремесел в городах создало условия для появления новой прослойки — купечества, ставшего впоследствии серьезным политическим конкурентом брахманов в борьбе за власть. Войны, восстания крестьян, рабов, городских ремесленников и торговцев против брахманов обостряли классовые противоречия рабовладельческого общества.

Один из руководителей Коммунистической партии Индии Данге, характеризуя этот период, писал, что господствующие касты брахманов и кшатриев, разбогатев за счет вайшьев и шудр, построили города и замки для защиты не только от внешних, но и от внутренних врагов в лице трудящихся, чьих восстаний они так боялись. Чем более беднели вайшьи, тем ближе они становились по своему положению к покоренным, шудрам. «Если прежде вайшии обладали рабами — шудрами, то теперь они сами стали рабами и продавались в рабство, подобно шудрам. То, что вайший когда-то принадлежал к общине завоевателей — ариев, давало ему лишь право на совершение ведического обряда при рождении, браке и похоронах. На это не мог претендовать ни один раб — шудра. Низведенный до положения раба на земле, вайший пытался хотя бы сохранить для себя место на небе. Но вскоре и это было у него отнято. Господствующие классы во главе с брахманами монополизировали и небо…» [74]

Об остроте социальных противоречий свидетельствуют древнеиндийские литературные источники, в которых отразился страх правителей индийских государств перед народом. «Внутренней опасности надо беречься, внешняя менее значительна, потому что внутренняя опасность, о царь, в одно мгновенье разрушает самые прочные устои» [75]. В «Артхашастре» эта мысль проведена еще ярче: «Когда народ беднеет, то становится алчным; когда он алчный, то становится мятежным; когда он мятежный, то добровольно переходит на сторону врага или свергает своего собственного властителя» [76].