Бесследно пропавшие Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести
Бесследно пропавшие Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
4.3. Поиск выживших родственников после войны
По окончании войны и Холокоста постепенно приходит осознание произошедшего и в этом контексте встает вопрос о родственниках. После первых недель свободы и некоторого физического восстановления у Леона Зельмана тоже стали возникать вопросы:
«Чем больше мы чувствовали себя людьми, тем лучше осознавали то, что с нами случилось. Я еще не знал окончательного ответа на вопрос о судьбе своих родных, мамы, Шайека. Мы ежедневно изучали списки людей в надежде узнать хоть что-нибудь… Возможно, кто-то из двоюродных братьев или тетка спаслись. Мы так быстро потеряли друг друга из виду. Уже завтра спасительный листок с фамилиями мог висеть на доске. Разговоры об этом были целительными: произнося друг перед другом слова надежды, мы находили то, чего искали – тепло и чувство защищенности»
Поиск становится каждодневным ритуалом, предпринимаются энергичные и творческие попытки найти хоть какой-нибудь ответ. Царит надежда найти родных выжившими. Но в то же время это и поиск истины. Выжившие хотят знать, что случилось, и уж если встрече не суждено состояться, то должны быть, по крайней мере, выяснены обстоятельства смерти и место, где погибли и захоронены разыскиваемые. Однако чаще всего и этот поиск был напрасен.
«Многие не находили ничего, и все равно продолжали каждый день ходить к доске объявлений. И для многих из нас постепенно становилось ясно: мы остались одни»
Ю. Кестенберг и И. Бреннер приводят слова выжившего молодого человека, искавшего свою мать. Боль от невозможности похоронить мать выражается в форме настоящего времени и как вопрос, на который нет ответа.
«Я даже не знаю, где ее прах, – размышлял он с горечью, – и это сильно ранит меня. Как можно лишить человеческое существо места вечного упокоения?»
Бесследное исчезновение родственников, без места захоронения, угнетало выживших годами и десятилетиями. Поиск мог быть очень долгим – длиною в жизнь.
В своем психиатрическом заключении Дэвид Розен в 1999 г. описал симптоматику одной женщины из Нью-Йорка. Пациентка проводила дни, прочесывая улицы Манхэттена в поисках матери, и каждый раз была в отчаянии, не находя ее. В юности вместе с матерью ее отправили в Освенцим, где на перроне они виделись в последний раз. С тех пор о матери ничего не было слышно.
Хотя эта женщина вела вполне благополучную жизнь на своей новой родине – в США: она работала, у нее было двое детей, – в возрасте семидесяти лет ее психическое состояние значительно ухудшилось – поздняя психотравматическая стрессовая реакция проявилась в неприятии реальности и бесконечных поисках матери.
Во многих случаях желание узнать хотя бы дату и место гибели родных оставалось неудовлетворенным, выжившие оставались ни с чем.
«Их ожидания найти пропавших родственников ослабевали с годами, как и их кошмарные сны»
Когда стало ясно, что их режим проигрывает войну, нацисты пытались уничтожить следы зверств.
«…экскаваторами трупы вырывали из ям и сжигали на решетках из рельсов. То, что оставалось, измельчалось в мельницах для костей. В завершение всего пепел и остатки костей снова ссыпались во рвы»
Попытки окончательно уничтожить доказательства вины в самом крупном преступлении против человечества наносили еще один удар по выжившим жертвам – у них отбирали последнюю информацию об их близких.
4.4. Попытки сохранить воспоминание: магические и переходные объекты
Такая «пустота» заставляла людей, потерявших своих близких во время Холокоста, находить иные способы сохранить воспоминания о них. Собирались и сохранялись памятные предметы, небольшие реликвии, личные вещи. Такие объекты могли быть как неодушевленными, так и живыми, например, домашние животные, как бы представлявшие собой потерянных людей.
Бреннер и Кестенберг видят в этом связь с переходными объектами, как их описывал Винникотт (Winnicott, 1953).
«Некоторые смогли даже воскресить в памяти воспоминания о раннем сенсорном опыте, что стало мостом к потерянным объектам»
Образованные вскоре после войны семьи стали заменой потерянным. Дети, рожденные после войны, часто получали имена убитых родственников. Эти дети должны были взять на себя функцию «живых связующих звеньев» (Volkan, 1981). Через них родители чувствовали свою близость к убитым и пропавшим. Ощущение безвозвратности потери ослабевало и переживания становились менее болезненными. Надежды, представления и фантазии, которые были связаны с потерянными близкими, могли теперь быть спроецированы на детей. Кайльсон описывает историю жизни человека по имени Эзра, который в возрасте двенадцати лет выжил в концлагере, но потерял всю семью.
«В повседневной жизни он нашел иное, более соответствующее его истории решение: своих детей он целует перед сном дважды – второй раз от имени бабушки и дедушки, которых он таким образом на мгновение снова возвращает к жизни»
Рождение детей нового поколения воспринималось как триумф над убийцами, чьей целью было истребление всех евреев и цыган.
4.5. Избегание дальнейших потерь
После тяжелых и травматичных утрат люди всячески пытались избежать дальнейших потерь.
Один очень известный пример задокументирован Юдит Кестенберг (1996). Она описала реакцию детей на ситуацию, когда Франциску Оливу, опекуншу детского дома в Отвоке в Польше, нужно было из-за заражения раны на ноге отправить в больницу. Дети не хотели, чтобы забирали их близкого человека. В их жизненном опыте зафиксировалось то, что любимые люди, которых увезли, никогда больше не вернутся. Так, дети отослали обратно карету скорой помощи, которая должна была отвезти Франциску Оливу в больницу. Зато им удалось уговорить хирурга прооперировать ее прямо в детском доме.
«Когда мы прячемся, то или скрываемся из виду, или – в определенном смысле – пропадает наша идентичность. Для многих выживших детей исчезновение обозначает смерть, а старение – путь к ней. Когда выжившие рассказывают о своем потерянном детстве, они говорят нам, что мир задолжал им новую жизнь. Они снова чувствуют себя преданными, когда сталкиваются с тем, что стареют без всякого возмещения потерянного и без ощущения самореализованности. Они снова потеряны»
4.6. Жажда справедливости
Яков Лозовик описал процесс публичного обвинения нацистского военного преступника Айхмана. Мемориал жертв Холокоста Яд Вашем в Израиле в 1958 г. (примерно за три года до процесса) начал собирать и документировать свидетельства выживших. Таким образом, огромная важность процесса против Айхмана заключалась не столько в самом вынесении ему обвинительного приговора, сколько в том, что личные рассказы людей о произошедшем с ними были вынесены на публику.
«День за днем, неделю за неделей выжившие выступали в статусе свидетелей и рассказывали свои истории. Они были отобраны таким образом, чтобы охватить весь континент… Израильское общество слушало их впервые, люди молчали, они были глубоко взволнованы»
Лозовик сравнивает немецкое понятие «Wiedergutmachung» (искупление, возмещение ущерба, дословно «возвращение в первоначальное состояние») со словом из иврита «shilumim»:
