Психология

Впрочем, зная, что конечный результат зависит ог отношения, существующего в данную минуту между задерживающими и вызывающими его силами, мы поймем, что невозможно по одним внешним проявлениям определить элементарную причину извращения воли у данного лица: обусловлено ли извращение воли недостаточностью или чрезмерностью какого-нибудь из факторов, в совокупности порождающих данное действие. Повышенная активность воли может быть результатом как потери способности действовать импульсивным путем в известном направлении, так и приобретения способности действовать импульсивным путем в новых направлениях. Равным образом можно утратить способность к определенным импульсам вследствие ослабления первоначальных стремлений или вследствие образования новых стремлений и новых путей нервного разряда. По словам Клоустона, или ездок может быть так слаб, что не будет в состоянии править хорошо объезженной лошадью, или лошадь так тугоузда, что никакой ездок с ней не справится.

Повышенная активность воли. Во-первых, это происходит от недостаточного задержания движений. Повышенная активность воли наблюдается у лиц вполне нормальных, у которых импульсы к движению вызывают нервный разряд так быстро, что задерживающие движение токи не успевают возникнуть. Сюда относятся люди с крайне подвижным и горячим темпераментом, постоянно оживленные и разговорчивые люди, которыми изобилуют славянская и кельтская расы и с которыми столь резко контрастируют хладнокровные, тяжелые на подъем англичане. Первые кажутся нам похожими на вечно прыгающих обезьян, а мы им представляемся неповоротливыми земноводными. Если взять двух индивидов, одного — с повышенной, другого — с пониженной активностью воли, то нельзя решить, который из них располагает большим количеством жизненной энергии. Подвижной итальянец, одаренный живой восприимчивостью и впечатлительным умом, способен произвести своими талантами необычайный эффект, «показать товар лицом», между тем как сдержанный янки, не уступая, может быть, итальянцу в талантах, будет скрывать их в глубине души, и вы едва сумеете их обнаружить. Итальянец будет душой общества; он поет, произносит речи, руководит общественными увеселениями, готов подшутить над кем-нибудь, приволокнуться, принять участие в дуэли, а в случае несчастья, разрушения надежд и планов так ведет себя, что постороннему наблюдателю кажется, будто энергии у этого человека неизмеримо больше, чем у какого-нибудь благоразумного и сдержанного юноши. Но последний может обладать такими же способностями и быть готовым каждую минуту проявить их, если бы задерживающие центры не препятствовали этому. Отсутствие предварительных соображений, колебаний, проявление в каждую минуту удивительно упрощенного душевного склада сообщают людям с повышенной активностью воли необыкновенную энергию и непринужденность в действии; их страсти, мотивы и стремления не должны достигать особенно большой интенсивности, чтобы вызвать моторный разряд. С постепенным ходом умственного развития человечества сложность душевного склада возрастает, и наряду с ней возрастает и число мотивов, задерживающих тот или другой импульс.

Как много мы — англичане — теряем в непринужденности нашей речи только потому, что привыкли всегда говорить правду! Преобладание задержки действий имеет свою хорошую и дурную стороны. Если человек выполняет действия в общем и хорошо, и быстро; если он при этом мужественно учитывает все следствия своих поступков и обладает достаточным умом, чтобы с успехом достигнуть цели, то ему остается только благодарить судьбу за подвижный характер, побуждающий его действовать, недолго думая. В истории можно встретить немало полководцев и революционеров, принадлежащих к этому подвижному и немногосложному импульсивному типу людей. Трудные и сложные проблемы преимущественно бывают по плечу лишь лицам рефлексивного, сдержанного типа. Лица же импульсивного типа способны иногда осуществлять более широкие замыслы и избегать многих ошибок, совершаемых обыкновенно лицами рефлексивного типа. Но в тех случаях, когда первые действуют безошибочно или когда умеют постоянно поправлять свои ошибки, они являются одними из самых ценных и необходимых деятелей на пользу человечества.

У детей при истощении и в некоторых других патологических случаях деятельность задерживающих центров может оказаться слишком слабой, чтобы предупреждать наступление импульсивного разряда. При таких условиях лицо с пониженной активностью воли может на время проявлять принадлежащую противоположному типу волевую активность. У других лиц (сюда принадлежат страдающие истерией, эпилептики, преступники, относящиеся к классу душевнобольных, которых французские психологи называют degeneres) наблюдается в нервном механизме недостаток, когда моторные идеи в них вызывают активность воли прежде, чем задерживающие центры успеют проявить свою деятельность. У лиц с нормальной от рождения волей дурные привычки могут создать для этого благоприятные условия, особенно в области импульсов известного характера.

Переспросите половину знакомых вам пьяниц, что побуждает их так часто отдаваться соблазну, и большинство из них скажут, что они сами этого не знают. Для них запой — род припадка. Нервные центры пьяницы приобрели способность расслабляться известным образом всякий раз, как ему попадается на глаза бутылка водки. Не вкус водки привлекает его, она может даже казаться ему отвратительной; неприятная перспектива похмелья на другой день представляется ему в момент выпивки очень живо. Но, видя водку, пьяница чувствует, что он против воли принимается пить ее; больше этого никто из пьяниц ничего не может сказать. Подобным же образом человек может предаваться половым излишествам, причем стимулом, по-видимому, нередко бывает не сила чувственных побуждений, а, скорее, мысль о возможности удовлетворить их. Такие характеры слишком мизерны, чтобы их можно было назвать дурными в сколько-нибудь серьезном смысле слова.

У лиц с подобным складом характера нервные пути, проводящие естественные (или противоестественные) импульсы, так расслаблены, что самая небольшая степень нервного возбуждения вызывает уже окончательную реакцию. Явление это называется в патологии ослабленная раздражимость. Период скрытого внутреннего возбуждения при раздражении нервных центров в данном случае так короток, что интенсивность напряжения в них не успевает возрасти до надлежащей степени, вследствие чего, несмотря на значительное наружное проявление активности, чувственное возбуждение может быть очень мало. Подобное нарушение внутреннего равновесия между нервными центрами особенно часто развивается у лиц с истерическим темпераментом. Они могут проявлять искреннее и глубокое отвращение к поведению известного рода, но тут же под влиянием соблазна всецело отдаются овладевшей ими страсти.

Во-вторых, повышенная активность воли проявляется от чрезмерной силы импульса. Но в то же время беспорядочные импульсивные действия можно наблюдать и тогда, когда нервные ткани сохранили нормальную степень внутреннего напряжения, а задерживающие центры действуют правильно или даже с чрезмерной силой. В таких случаях сила импульсивной идеи ненормально велика, и то, что при других обстоятельствах промелькнуло бы в качестве простой возможности действия, вызывает страстное, неудержимое стремление к действию. <…>

Нормальные люди не могут составить себе понятия о той неудержимой силе, с какой дипсоман или опиоман стремится удовлетворить свою страсть. «Поставьте в одном углу комнаты меня, в другом — бутылку рому, а в промежутке между ними стреляйте непрерывно из пушек — и все-таки я перебегу через комнату, чтобы достать бутылку»; «Если бы с одной стороны стояла бутылка водки, а с другой — были открыты врата ада и если бы я знал, что, выпив один стакан, я немедленно попаду в ад, то и тогда я не отказался бы выпить» — вот что говорят многие дипсоманы. Муссей (в Цинциннати) описывает следующий случай: «Несколько лет тому назад в один из домов призрения в Цинциннати был помещен горький пьяница. В течение нескольких дней он всячески пытался раздобыть рому, но безуспешно. Наконец, он придумал удачный способ. При богадельне был дровяной двор; придя на этот двор, пьяница взял в одну руку топор, а другую положил на деревянную колоду и единым взмахом топора отрубил себе кисть руки. Приподняв кверху обрубок руки, из которого лилась потоком кровь, он вбежал в дом с криком: «Рому! Скорее рому! Я отрубил себе руку!» Поднялась суматоха, тотчас принесли чашку рому; пьяница погрузил в нее окровавленный обрубок руки, а затем быстро поднял чашку ко рту, выпил залпом ее содержимое и радостно закричал: «Ну, теперь я доволен!» Муссей рассказывает о другом пьянице, который, находясь на лечении от запоя, в течение месяца тихонько попивал алкоголь из шести банок с заспиртованными препаратами. Когда доктор спросил его, что побудило его к такому омерзительному поступку, он отвечал: «Сэр, я так же не властен обуздать мою болезненную страсть к вину, как не властен остановить биение сердца». < >