Потерянный и возвращенный мир (История одного ранения)

 Иногда к этому присоединяются галлюцинации: в разрушенной части мозга начинается рубцевание, это раздра­жает нервные клетки, хранящие зрительные воспоминания; и снова начинаются мучения — мучения человека с разбитым на куски миром, мучения расстроенного зрения.

Схема гемианопсии

 Рис. 3. Схема  ограничения зрительного поля   (гемианопсия), нарисованная самим больным:

 А — поле зрения до ранения; Б — поле зрения после ранения

 (правая половина поля зрения выпала)

 "Двое суток я просто глаз не смыкал, и в то же время как будто галлюцинации ко мне привязались... Вот скверно: закрою глаза и мигом спешу их открыть, а то в глазах видно что-то странное — лицо че­ловеческое с ушами с громадными кажется мне, со странными глазами. А то просто кажутся мне различные лица, предметы и комнаты разные, и я скорей открываю глаза".

 И так трудно жить в этом раздробленном мире, где выпала половина всего окружающего и где нужно заново ориентироваться во всем.

 "Я вышел в коридор, но, пройдя несколько шагов по коридору, вдруг ударился правым плечом и правым лбом о стенку коридора, набив шишку на лбу. Меня взяло зло и удивление: отчего же это я смог удариться вдруг? Но отчего же я наткнулся на стену коридора, я же должен был увидеть стену и не столкнуться с ней?

 Нечаянно я бросил взгляд еще раз по сторонам, на пол, на ноги... и вдруг я вздрогнул и побледнел: я не видел перед собой правой стороны тела, руки, ноги... Куда же они могли исчезнуть?".

 Эти дефекты зрения остаются, проходят месяцы и годы, а они по-прежнему тут, зрение все так же разбито на куски, разрушено, и он мучительно начинает пытаться понять, что же с ним случилось, описывает каждый свой дефект, экспериментирует над своим разрушенным зрением.

 "Я перестал видеть после ранения наполовину с правой стороны и левого, и правого глаз. Конечно, по виду глаза кажутся такими же нормальными, как и у всех людей... и поэтому по глазам нельзя определить, вижу я или нет.

 Это значит, что, если я буду глядеть каким-нибудь глазом (все равно каким) в точку, то справа от точки по вертикальной линии и вправо от нее я не вижу правой площади поля зрения, а слева я вижу левое поле зрения, но только там тоже есть много невидимых мест — пустот в поле зрения. Когда я начинаю читать слово, хотя бы слово г-о-л-о-в-о-к-р-у-ж-е-н-и-е, то я сейчас гляжу на букву "к" — на ее самый верхний правый кончик — и вижу только буквы слева "в-о-к", справа же от буквы "к" и во все стороны я ничего не вижу; слева же от буквы "к" я вижу две буквы "в-о", а дальше еще влево и опять ничего не вижу. Но если вести карандашом дальше влево, то я опять начинаю видеть движение от карандаша, но букв я еще не вижу. Значит, мало того, что я не вижу ничего с правой стороны поля зрения и левого и правого глаз, я еще не вижу окружающий меня мир в некоторых частях глаз, находящихся по левую сторону поля зрения". 

Тело

 Но разрушенное, раздробленное зрение — это только начало его новой, такой непонятной, такой трудной жизни.

 Если бы только зрение... Но и свое собственное тело стало ощущаться как-то по-новому, и оно стало вести себя совсем не так, как было раньше.

 "Частенько я впадаю в какое-то оцепенение и не понимаю происходящего вокруг меня движения, не понимаю предметов, стою и раздумываю о чем-то минуту, другую в каком-то беспамятстве... А потом вдруг прихожу в себя, оглядываюсь направо и вдруг с ужасом замечаю отсутствие половины своего тела. И я с испуганным видом раздумываю, а куда же делась моя правая рука и нога, и вообще вся правая половина тела. Я шевелю рукой и пальцами левой руки, ощупываю ее, чувствую ее, а правую руку с пальцами я не вижу и даже почему-то не ощущаю их, а в моей душе какая-то тревога...

 Я пытаюсь что-то вспомнить, но ничего не могу вспомнить... вдруг я опять "потерял" правую полови­ну тела, так как без конца забывал, что я ослеп справа и никак не мог привыкнуть к этому положению и часто пугался исчезновением своего тела".

 Но и это не все. Он не только теряет правую половину своего тела (ранение теменной области левого полушария неизбежно приводит к этому). Иногда ему начинает казаться, что части его тела изменились, что его голова стала необычно большая, а туловище — совсем маленьким, что ноги находятся где-то не на своем месте, что распался не только зрительно воспринимаемый мир, что на какие-то причудливые куски распалось и его тело.

  "Иногда я сижу и вдруг чувствую, что голова моя в стол величиною, не меньше, как будто бы... вот во что она превратилась. А руки, ноги и туловище стали малюсенькими... Чудно самому и смешно, когда я вдруг вспомню об этом!

 Такое явление я называю коротко — смущением тела.

 ...А когда закроешь глаза, я даже не знаю, где находится моя правая нога, и мне даже почему-то всегда казалось (и ощущалось), что она находится где-то выше плечей и даже выше головы...

 И еще бывают со мною (хотя тут владею собой) неприятности вот какие (хотя они и небольшие). Вот сижу я на стуле и вдруг... я становлюсь высоким, туловище же — коротким, а голова же вдруг малюсенькая, точно... цыплячья, не вообразишь нарочно!".

 И часто он не может найти частей своего собственного тела. Оно распалось на куски, он не сразу соображает, где его рука, где нога, где затылок, и он должен долго и мучительно искать их. Как это непохоже на то, что было до ранения, когда каждая часть тела занимала свое прочное место и когда ни о каких "поисках" их не могло быть и речи.

 "Я часто забываю, где в моем теле находится хотя бы "предплечье" или "ягодица". Я часто забываю и вновь запоминаю названия этих двух слов. Я знаю, что такое плечо, и знаю еще, что близко связано с ним слово "предплечье", но вот я забыл опять место предплечья: то ли оно находится вблизи шеи, то ли вблизи руки? То же самое можно сказать при значении слова "ягодица". Я тоже забыл, где находится настоящее место ягодицы, то ли это место в мускулах ноги выше колен, то ли в мускулах в области таза? Подобного много в моем теле и к тому же еще и не вспомнишь слова из частей своего тела...

 "А теперь покажи мне свою спину!" — просит профессор. Странное дело, но я так и не мог показать свою спину профессору. Я уже знал, что слово "спина" относится к моему телу, но вот где она находится эта часть тела, я почему-то не мог вспомнить или вовсе забыл про нее от ранения. Таких названий в своем теле, "забытых мною", было немало...

 То же самое повторяется, когда он говорит мне: "Лева, покажи, где твой глаз?". И я опять долго думаю, что же означает слово "глаз", и наконец, вспоминаю значение слова "глаз". То же самое повторяется со словом "нос". Но он делает это со мной часто и уже требует: "Ну, покажи быстро, где твой нос? Где глаз? Где ухо?". Но от этого я только путал слова, вот эти три слова: нос, ухо, глаз, хотя без конца тренируюсь с ними. Я не мог почему-то быстро вспомнить то или иное слово, уже знакомое мне...

 Он мне скажет: "Руки в боки!" — А я стою и думаю, а что означают эти слова. Или он мне скажет: "По швам руки!" — и я опять все думаю или шепчу втихомолку: "...по швам руки... по швам руки... по швам руки... что это такое?".

 Иногда это приводит к совсем странным явлениям: он не только потерял обычные ощущения своего тела, он забыл, как пользоваться ими.

 Вот совсем раннее воспоминание об этом: оно относится к первым неделям после его ранения, ко времени пребывания его в госпитале, где-то под Москвой.

 Оно несколько необычно.

 "Ночью я неожиданно проснулся и почувствовал какое-то давление в животе. Да, в животе что-то ме­шалось, но только мочиться мне не хотелось, но чего-то мне хотелось сделать, но что? Я никак не мог по­нять, а давление в животе все усиливалось. И я вдруг решил сходить на "двор", но только долго догады­вался, как же это нужно сделать. Я уже знал, что у меня есть отверстие для удаления из организма мочи, но требовалось чего-то другое, другое отверстие давило мне живот, а я забыл для чего оно нужно".