Застывший взгляд

Отсюда становится ясно, как обстоят дела с автономией телезрителя: до просмотра телепередачи и после у него могут быть (если он ими обладает вообще) сколь угодно развитые критические способности. Но вот во время просмотра эти способности словно отключаются, и ситуация складывается гротескная — зритель совершенно правильно диагностирует состояние сниженной критической способности у других, но только не у себя самого. Ему кажется, что он выше любого возможного влияния, — вот тут-то он и попадает в простейшую ловушку драматургии масс-медиа. Если бы сразу вслед за передачей начались выборы, их исход был бы предрешен.

Такие возможности манипулирования сознанием известны телевизионщикам уже давно, и в связи с этим спрашивается: в какой мере эти возможности используют и политики (причем публика о них и не догадывается)? Как известно, в США выборные баталии разыгрываются почти исключительно на телеэкранах, а телевыступления американских президентов не случайно готовятся соответствующими специалистами. Тут важны как раз воздействия, не осознаваемые зрителем, — а уж такие воздействия можно инсценировать вполне преднамеренно.

Дополнительное отягчающее обстоятельство — эффект, обнаруженный и подтвержденный Гертой Штурм в 1972 г. в ходе множества крупных лабораторных экспериментов. Она исследовала эмоциональное воздействие радио и телевидения на реципиентов, точно измеряя его на уровне бессознательных физиологических реакций (частота пульса, частота и глубина дыхания, электропроводность кожи). Эксперимент повторялся по прошествии одной, двух и трех недель с одними и теми же испытуемыми, чтобы проверить, что из воспринятых знаний и пережитых эмоций сохранилось в их памяти.

Результаты оказались неожиданными для всех участников. Штурм сообщает: «По прошествии трех недель обнаружилось, что знания, полученные через телевидение и радио, были забыты в соответствии с уже давно известными кривыми забывания (скорость забывания со временем замедляется), а вот вызванные масс-медиа эмоциональные переживания остались в первозданном виде. В эмоциональных переживаниях не обнаружено никаких изменений, никаких коррекций; эмоции реципиентов, возникшие у них в ходе первой передачи, не подверглись забыванию.

Эта неожиданная даже для нас стабильность эмоциональных воздействий масс-медиа была исследована на других группах реципиентов и на материале других передач (например, телевизионных игр). И устойчивость эмоциональных переживаний вновь подтвердилась — как для передач самых различных содержаний и форм, так и в ходе интернациональных исследований» 33.

Все это означает: полученное в ходе телепередачи эмоциональное переживание «оказывается отделившимся и в значительной степени независимым от сохраненных или утраченных знаний» 34. Значит, можно сказать: «Телевидение как масс-медиа вызывает эмоциональные переживания, в силу своей устойчивости равнозначные эмоциональным привязанностям» 35.

Если сопоставить такой вывод с описанным выше экспериментом Маттенклота (1991), показавшим эмоциональную управляемость телезрителя, то выясняется весьма тревожная ситуация: экран не только ведет взгляд, словно марионетку, но и направляет эмоции в совершенно определенные стороны, где они намертво застывают с прямо-таки принудительной силой. Оцепенение тела продолжается в оцепенении и соответственно консервации души — положение дел, при котором идея политического манипулирования прямо-таки напрашивается. И вполне возможно, что национал-социалисты уже догадывались об этом, применив телевидение вскоре после его премьеры в Берлине для показа Олимпиады 1936 г., превратившейся в пускающее пыль в глаза пропагандистское шоу Третьего рейха36.

Если вдуматься, сколь сильно нынешняя демократия при всей объективной и субъективной свободе выбора ориентирована на масс-медиа и сколь значительную роль играет тут телевидение, то поневоле задашься вопросом: а не живем ли мы уже давно при лжедемократии, поддерживающей в гражданах иллюзию полной самостоятельности, причем эта иллюзия только закрепляет их несамостоятельность? Дальнейшее существование демократии — вряд ли этот прогноз окажется ошибочным — будет сильно зависеть от того, удастся ли нам в конце концов избавиться от явно неустранимых чар телевидения, подвергнув его разумному контролю.

2. Телекультура — миф и реальность

Когда по окончании Второй мировой войны радиовещательные станции впервые начали транслировать телепередачи и у каждого появилась возможность купить телевизор, никто и не подозревал, с какой скоростью телевидение распространится по планете за несколько ближайших лет. В 1948 г. в США число телевизоров не достигало и 100 000; спустя каких-то двенадцать лет оно достигло уже 150 миллионов, покрыв тем самым потребности всего населения Америки37. С такой же скоростью телевидение распространилось и в других странах и за два-три десятилетия охватило практически все население Земли — беспримерный триумф, затмивший собой все прежние достижения человечества. Началась эпоха «телекультуры».

Как ни удивительно, за минувшие десятилетия телевидение не стали ценить меньше — напротив, пиетет к нему только возрос, что доказывает постоянно растущее время просмотров38. Сегодня телевидение с большим отрывом лидирует среди способов проведения досуга — как у подростков, так и у взрослых39. Одну из важнейших причин этого явления (наряду с растущим голодом по изображениям40) надо, конечно, видеть в том факте, что этот носитель информации, в отличие от газеты или телефона, используется главным образом не для передачи объективной информации, а для развлечения, сулящего оттеснить чувства скуки, внутренней пустоты и одиночества и потому отвоевывающего себе все больше места в повседневной жизни. Телевидение с его ток-шоу, новостями и спортивными репортажами, мыльными операми и боевиками превратилось для современного человека в рассказчика-балагура и клоуна. Но оно же превратилось и в культовое средоточие жизни, задающее ритм дня41, предоставляющее шаблоны для практической жизни, расширяющее ограниченный кругозор, связывающее индивида с человечеством и внушающее даже беднейшим из бедных ощущение личного участия в ходе общей жизни. Поэтому уже в 1976 г. американский исследователь масс-медиа Джордж Гербнер сравнил роль телевидения с ролью церкви в средние века42. Понтер Томас в 1998 г. сделал параллель между телевидением и религией предметом специального исследования43.

Изначально к телевидению не подходили с теми мерками объективности и трезвости, какие мы считаем естественными для отношения к другим аппаратам: едва началось его победоносное шествие в отдаленнейшие уголки планеты, как вокруг него возник ореол универсального культуртрегера и благодетеля человечества. С его распространением связывались самые далеко идущие ожидания, мало того, имел место чуть ли не религиозный экстаз, когда сбылось то, что прежде лишь смутно маячило где-то вдали. Телевидение, как гласило общее эйфорическое мнение:

• избавит человека от социальной изоляции,

• даст большую экономию времени в быту,

• будет показывать реальный мир,

• позволит массам населения осваивать все больше информации,

• значительно поднимет образовательный уровень всего населения,

• сгладит различия между социальными слоями,

• будет способствовать развитию когнитивных способностей зрителя,

• поможет детям добиться лучшей успеваемости в школе,

• будет помогать лучше понимать политику и укрепит демократию.

Поначалу наука о масс-медиа не особенно старалась разогнать этот туман благих пожеланий. Но в ходе десятилетий разрабатывались все более тонкие и подходящие инструменты наблюдения за предполагаемыми эффектами телевидения, и чем дальше продвигалось дело, тем менее предсказуемым становилось его поведение в действительности. Результат оказался удручающим, поскольку ни одна из возлагавшихся на телевидение надежд не сбылась. Совсем наоборот.