Магия и культура в науке управления

Но описанные мною явления магичны и с этнологической точки зрения, хотя на это мало кто из антропологов и обращал внимание. Общественно-психологический механизм, который я обозначаю словом Правила, на самом деле чрезвычайно близок тому, что знаменитый французский антрополог К. Леви-Стросс описал в своей «Структурной антропологии», в главе «Колдун и его магия»:

«Сила воздействия некоторых магических обрядов не вызывает сомнений. Но, очевидно, действенность магии требует веры в нее, предстающей в трех видах, дополнительных по отношению друг к другу. Прежде всего, существует вера колдуна в действенность своих приемов, затем вера больного, которого колдун лечит, или жертвы, им преследуемой, в могущество колдуна и, наконец, доверие общества и его требования, создающие нечто подобное постоянно действующему гравитационному полю, внутри которого складываются взаимоотношения колдуна и тех, кого он околдовывает».39

Вот только вместо веры в данном случае мы имеем некие договора, переплетающие и перевязывающие все общество. По

39 Леви-Стросс К.Структурная антропология. — М.: Наука, 1985. — С. 148.

сути, они ничем от «веры», описанной Леви-Строссом, не отличаются. Их с нами никто не заключал. Условно говоря, мы родились, а в обществе уже существовали эти договора, которые мы вынуждены были «добровольно» принять, чтобы выжить. То же самое происходит и с человеком первобытного общества: он рождается, и общество ему навязывает «веру» или обычаи, которые предписывают определенное поведение. И то, и другое — культура. Именно она — носитель этого вида магии.

Каким-то образом культура связывает общество своего рода жилами, по которым течет сила, могущая как давать человеку жизнь, так и отнимать ее.

Сама по себе постановка вопроса о подобных связях человека и общества впервые, пожалуй, была сделана основателем французской социологической школы Эмилем Дюркгеймом в главе «Анемичное самоубийство» его классического труда, посвященного самоубийству40. Первое же по-настоящему серьезное исследование этнографических материалов, связанных с магией, сделал Мосс в работе, посвященной внушенной смерти, где он прямо берет за исходное «существование в человеке прямой связи между физическим, психологическим и моральным, то есть

социальным»4>.

Приведу описание подобных явлений, сделанное Моссом. «Категория фактов, которые я хочу представить, с нашей точки зрения и для нашего доказательства поразительна <...>. Это случаи смерти, наступающей внезапно и просто у многих индивидов лишь потому, что они знают или верят (что то же самое), что скоро умрут. <...>

Мы же рассмотрим только те случаи, когда умирающий субъект не считает себя больным или не знает, что болен, а просто уверен, что по определенным причинам коллективного характера находится в состоянии, близком к смерти. Это состояние, как правило, совпадает с разрывом связей (вследствие либо магии, либо греха) со священными силами и вещами, присутствие

<0 Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. - М.: Мысль, 1994. •" Мосс М. Физическое воздействие на индивида коллективно внушенной мысли о смерти (Австралия, Новая Зеландия) >

которых обычно поддерживает индивида. Сознание в этом! случае полностью охвачено мыслями и чувствами исключительно коллективного происхождения, не отражающими никаких| физических нарушений. Анализ не обнаруживает никакого элемента воли, выбора, даже произвольного создания представлений у жертвы или же умственного расстройства индивида вне собственно коллективного внушения. Этот индивид верит в то, что он околдован, или в свою вину и умирает по этой причине».42

Этнография действительно приводит огромное число свидетельств о том, что человек вдруг узнает, что он околдован на смерть. Тогда он ложится и умирает, и никакая медицина его спасти не может. Разве что его расколдуют.

В связи с этим интересны два вопроса. Первый — какова же причина этих смертей? Даже если мы допустим, что причина магическая, вопрос остается в силе: а каким образом магия передает такое воздействие, что человек умирает.

Второй вопрос заключен в последующих словах Мосса:

«Отмеченные факты хорошо известны во многих так называемых низших цивилизациях, но редки или отсутствуют в наших. Это связано с их отчетливо выраженным социальным характером, так как они явно зависят от присутствия или отсутствия некоторых специфических институтов и верований, исчезнувших у нас: магии, запретов и табу и т. п.».43

Вопрос тут таков: если эти, можно сказать, всеобщие для «низших» культур явления не узнаются нами в окружающей нас культуре, то исчезли ли они в действительности? Ведь ни о каком исчезновении запретов, к примеру, на самом деле говорить не приходится. И «табу» исчезают у нас лишь в том виде, в каком они существовали в тех обществах. А это значит, что они и не исчезали у нас, их у нас просто не было. А было нечто иное. Но равноценное!

Потому что сила общественной жизни во всех обществах равна, хотя и проявляется по-разному. Просто потому, что она равна силе жизни людей, составляющих общество. А у людей разных народов она примерно равна, как мы знаем.

"Там же.-С. 224-225. 43 Там же.

Следовательно, вполне правомочен вопрос: если нечто сходное существовало в нашей культуре раньше, а теперь как бы ушло, то на что мы его заменили?

Как вы догадываетесь, я, конечно же, выдвигаю гипотезу, ;что вся сила подобных орудий общественного воздействия на личность в современных обществах перешла в те самые Правила и Образцы поведения, которые мы изучаем в науке Управления.

Из этого предположения следует, что сами эти способы воздействия или орудия общественного управления личностями должны быть чрезвычайно действенны, на уровне с внушенной смертью первобытных.

И тогда естественно возникает вопрос о той «прямой связи между физическим, психологическим и моральным, то есть социальным». Мосс в 1926 году, отвечая на этот вопрос, приводил объяснения некоего доктора Голди, которые сам считал уже несколько устаревшими по форме:

«Эта столь часто наблюдавшаяся фаталистическая тенденция, ...приводящая к смерти после более или менее длительного периода глубокой депрессии, сопровождаемой отсутствием желания жить, обусловлена последствиями суеверного страха, воздействующего на чрезвычайно чувствительную нервную систему». 44

Леви-Стросс, с работы которого я начал этот разговор, попытался дать на него ответ, обращаясь к авторитету физиологов. В частности Кеннона, о котором мы уже говорили в связи с его теорией гомеостатов — нервных механизмов, приводящих организм в равновесие:

«Каким же образом эти сложные явления отражаются на физиологии? Кеннон показал, что страх, как и ярость, сопровождаются исключительно интенсивной деятельностью симпатической нервной системы. Подобная деятельность обычно полезна, поскольку возникающие при этом органические изменения позволяют индивиду приспосабливаться к новой ситуации, однако если индивид не наделен по отношению к необычной ситуации никакой инстинктивной или выработавшейся ответной реакцией или считает, что не обладает таковой, то деятельность симпатической нервной системы усиливается и расстраивается,

•» Там же. - С. 238.

что может привести, иногда за несколько часов, к уменьшению объема крови и сопровождающему падению давления. Это вызывает, в свою очередь, необратимое расстройство органов кровообращения...».45

Сегодня мы знаем, что Кеннон ошибался. Я думаю, что он не очень ошибался в описании того, что происходит, когда расстраивается симпатическая нервная система. Он ошибался при определении причин, воздействующих на нее. Очевидно, между общественным внушением и человеком, кроме нервной системы, есть еще какое-то упущенное исследователями звено. Вероятнее всего, правильнее было бы сказать — между общественным мнением и нервной системой человека. Что это за звено?