Эта покорная тварь – женщина
Эта покорная тварь – женщина читать книгу онлайн
Образ мужчины — жесткая конструкция его поступков. Образ женщины — лоскутное одеяло ее желаний. Одно из любимейших присловий представительниц прекрасною пола: «Мужчина — голова, а женщина — шея. Куда захочет, туда и повернет голову». С чисто дамской поверхностностью здесь игнорируется очевидный физиологический факт: команды шее, как и другим частям тела, подает именно голова. Образ женщины сформирован даже не столько ее личными, сколько мужскими желаниями, которым она желает угодить. И любовь мужчины, которой так настойчиво добивается женщина, обращена не столько на нее саму, сколько на собственное желание обладания ею. Это желание может быть и вполне объяснимым, и чудовищно непонятным, и нормальным, и патологическим, и благотворным, и разрушающим, но в любом случае именно оно. это желание, движет мужчиной, а не его объект. Именно это желание является запальным шнуром, ведущим к пороховой бочке мужских поступков. Книга не рекомендуется для чтения людям со слабыми нервами, отсутствием чувства юмора, а также собирающимся вступить в брак.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Елизавета, напротив, никогда не была способна так беззаветно отдаваться любви — и это по особой, интимной причине. Как выражается Мария Стюарт в своем знаменитом обличительном письме, она физически «не такая, как все женщины». Елизавете было отказано не только в материнстве; очевидно, и тот естественный акт любви, в котором женщина отдается на волю мужчины, был ей недоступен. Не так уж добровольно, как ей хочется представить, осталась она вековечной virgin Queen, королевой-девственницей, и хотя некоторые сообщения современников (вроде приписываемого Бену Джонсону) относительно физического уродства Елизаветы и вызывают сомнения, все же известно, что какое-то физиологическое или душевное торможение нарушало ее интимную женскую жизнь. Подобная ненормальность должна весьма серьезно сказаться на всем существе женщины; и в самом деле, в этой тайне заключены, как в зерне, и другие тайны ее души.
Все нервически неустойчивое, переливчатое, изменчивое в ее натуре, эта мигающая истерическая светотень, какая-то неуравновешенность и безотчетность в поступках, внезапное переключение, с холода на жар, с «да» на «нет», все комедиантское, утонченное, затаенно-хитрое, а так же в немалой степени свойственное ей кокетство, не раз подводившее ее королевское достоинство, порождалось внутренней неуверенностью. Просто и естественно чувствовать, мыслить и действовать было недоступно этой женщине с глубокой трещиной в душе; никто не мог ни в чем на нее рассчитывать, и меньше всего она сама…»
(«Мария Стюарт»)
ВИКТОР ГЮГО:
«Вспомним Елизавету. Елизавета — тот тип женщины, который преобладал в Англии в течение трех столетий — шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого. Елизавета была не только англичанкой, она была англиканкой. Вот чем объясняется глубокое уважение, с которым епископальная церковь относилась к этой королеве; это уважение, впрочем, разделяла и католическая церковь, что не помешало ей отлучить Елизавету. В устах Сикста Пятого, предававшего Елизавету анафеме, проклятие превращается в мадригал. «Государыня большого ума», — говорит он.
Мария Стюарт, менее заботившаяся о религиозных вопросах и больше занятая женскими переживаниями, не слишком уважала свою сестру Елизавету и писала ей как королева королеве и как кокетка недотроге: «Ваше нежелание вступить в брак происходит от того, что вы не хотите отказаться от возможности свободно предаваться любви». Мария Стюарт играла веером, Елизавета — топором. Оружие неравное. Они обе соперничали в литературе. Мария Стюарт писала французские стихи. Елизавета переводила Горация. Некрасивая Елизавета считала себя красавицей; она любила катрены, акростихи; по ее желанию ключи от города ей подносили купидоны; она поджимала губки, как итальянка, и закатывала глаза, как испанка; у нее было три тысячи платьев, в том числе несколько костюмов Минервы и Амфитриты; она ценила ирландцев за их широкие плечи, носила расшитые блестками фижмы, обожала розы, ругалась, сквернословила, топала ногами. колотила своих фрейлин, Дедлея посылала к черту, била канцлера Берлея так, что бедняга плакал, плевала в лицо Мэтттью, хватала за шиворот Хэттона, давала пощечины Эссексу, показывала свои ноги Бассомпьеру — и при всем том была девственницей.
Она сделала для Бассомпьера то же, что сделала когда-то царица Савская для Соломона. Священное писание упоминало о подобном случае: следовательно, это не могло быть неприличным. Все, что допускала Библия, могло быть допущено и англиканской церковью. Происшествие, о котором повествует Библия, завершилось рождением ребенка, нареченного Эвнеакимом или Мелилехетом, что означает «сын мудреца».
Развратные нравы. Да. Но лицемерие не лучше цинизма.
Современная Англия, имеющая своего Лойолу в лице Уэсли, немного стесняется этого прошлого. Она и досадует на него и гордится им.
В те времена нравилось безобразие, в особенности женщинам, и притом красивым. Стоит ли быть красавицей, если у тебя нет урода? Стоит ли быть королевой, если нет какого-нибудь смешного пугала, который говорит тебе «ты»? Мария Стюарт «была благосклонна» к горбуну Риччо. Мария-Терезия Испанская была немного фамильярна с одним мавром. Следствием этой фамильярности явилась «черная аббатиса». В альковных историях «великого века» не был помехой и горб; примером может служить маршал Люксембургский. А еще раньше Люксембургского — Конде, этот «маленький красавчик».
Красавицы, и те могли иметь недостатки. Эго допускалось. У Анны Болейн одна грудь была больше другой, шесть пальцев на руке и один лишний зуб, выросший над другим. У Лавальер были кривые ноги. Это не мешало Генриху VIII быть без ума от Анны Болейн, а Людовику XIV терять голову от любви к Лавальер.
Такие же отклонения от нормы наблюдались и в области моральной. Почти все женщины, принадлежавшие к высшему кругу, были нравственными уродами. В Агнесах таились Мелузины. Днем они были женщинами, а ночью упырями. Они ходили к месту казни и целовали только что отрубленные головы, насаженные на железные колья. Маргарита Валуа, родоначальница всех жеманниц, носила у пояса юбки пришитые к корсажу, закрывавшиеся на замок жестяные коробочки, в которых хранились сердца умерших ее возлюбленных. Под этой необъятной юбкой прятался Генрих IV».
(«Человек, который смеется»)
КСТАТИ:
«Женщина — это увечный от природы изуродованный мужчина».
Немалый интерес представляет знакомство с такой венценосной женщиной, как Анна Австрийская, королева Франции, супруга Людовика XIII.
На гравюрах XVII века, по описаниям современников и Александра Дюма в романе «Три мушкетера» она выглядела примерно так:
«Анне Австрийской было в то время двадцать шесть или двадцать семь, и она находилась в полном расцвете своей красоты.
У нее была походка королевы или богини. Отливавшие изумрудом глаза казались совершенством красоты и были полны нежности и в то же время величия.
Маленький ярко-алый рот не портила даже нижняя губа, слегка выпяченная, как у всех отпрысков австрийского королевского дома, — она была прелестна в улыбке, но умела выразить и глубокое пренебрежение.
Кожа ее славилась своей нежной и бархатистой мягкостью, руки и плечи поражали красотой очертаний, и все поэты эпохи воспевали их в своих стихах…»
Пожалуй, достаточно, чтобы понять, что обладание такой женщиной никак не могло быть в тягость для Людовика XIII, человека с весьма посредственными физическими данными. Однако это было именно так.
Красавице-жене король предпочитал ее фрейлин, мелкопоместных дворянок из провинции и даже случайных поселянок во время загородных прогулок или охотничьих празднеств.
Анна, гордая, недоступная, с хорошо развитым чувством подлинно королевского достоинства, даже увлекшись блистательным английским герцогом Бекингемским, не позволяла ему поцеловать ее руку выше края перчатки. Она гневно отвергла любовные притязания всесильного герцога де Ришелье, фактического властителя Франции при безвольном эпикурейце Людовике. Кстати, грозный кардинал в ту нору (1625–1627 гг.) выглядел вовсе не тем высохшим и согбенным старцем, каким мы привыкли видеть его на старинных гравюрах и портретах. Это был в ту пору красивый сорокалетний мужчина, человек непоколебимой воли и храбрый военачальник. Однако Анна была самой неприступной из всех крепостей, которые доводилось осаждать кардиналу-воину, да и не только ему.
Но как капризна фортуна! Спустя почти двадцать лет, вскоре после смерти Людовика XIII и ненадолго пережившего его Ришелье, в Париж приезжает некий Джулио Мазарини, сын итальянского рыбака, затем — прислужник римского кардинала Бентиволио и его протеже на ватиканском поприще.
