Расколотый мир. Опыт анализа психодинамики личности человека в экстремальных условиях жизнедеятельно

На основании свидетельств блаженной Феодоры, явившейся после смерти некоторому иноку, можно заключить, что и дальнейшее пребывание души (по крайней мере, до Суда) ограничено этим миром, хотя и невидимым. Также в Апокалипсисе апостол дает нам вполне понятные описания своих видений, мест пребывания умерших. Однако, сообщает, что о Других вещах ему запрещено говорить.

Итак, гносеологический контакт Этого мира с другим невозможен для нас, он ведет к прекращению нашего существования в этом мире. И коль скоро мы упомянули ранее, что видение Славы Божией также приводит к смерти человека, если нет на то особой Его воли, то следует привести здесь некоторые соображения, свидетельствующие о том, что Другое есть самостоятельная сущность, сотворенная, согласно приведенной цитате из книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова, как дополнение к Этому, дабы Это и Другое было «вдвойне». Обратим внимание на те чудеса из Священного Писания и Священного Предания, которые описывают явление людям ангелов. Обычно появление их воспринимается как появление обычных людей, исключая те случаи, когда ангелы являлись святым по их молитве, т. е. как бы ожидались. Напротив, исчезновение происходит внезапно, неожиданно, человек, бывший участником чуда, обычно недоумевает, куда делся тот, с кем он только что беседовал. С точки зрения концепции Другого, которое обертывает Этот мир в каждом, самом малейшем его проявлении, такое исчезновение представляется вполне понятным. Однако если для светлых сил можно предположить здесь действие Святого Духа, то, как объяснить, что и демоны уходят таким же способом. Несомненно, попустительство Божие всем действиям темных сил, однако вряд ли Дух Святой непосредственно ведет их во всем их злобном делании. Это ограничивало бы их свободу воли. Скорее всего, существует механизм явления в этом мире жителей мира невидимого, а именно – переход из Другого в Это и обратно. При этом мы не считаем, что Другое каким то образом дано ангельскому знанию. Скорее всего, они пользуются тоже только лишь границей Это – Другое, также как и мы, не осознавая этого. Для того чтобы более ясно осознать разницу «функционирования» границы Это – Другое в действиях бесовских и Божиих, проанализируем чудеса другого типа, когда изменяется естественный ход явлений природы.

Когда Бог посылает Моисея к фараону (Исх. 7), он дает ему жезл, позволяющий творить чудеса, дабы знамениями подтвердить Его волю. Характерно, однако, что то, что совершает Моисей жезлом, могут творить и волхвы. Ясно, что люди способны воспринять то, что в принципе могут и творить. Бог являет людям чудеса, доступные их восприятию, т. к. ничего другого они все равно воспринять не могут. В чем же разница между колдовскими чудесами волхвов, которые делаются при содействии темных сил, и тем, что делает Моисей жезлом, т. е. чудесами, творимыми самим Богом? – Волхвы оказались неспособны, сотворить из персти земной мошек. Они стараются это сделать, но не могут. Тогда они сообщают фараону, что «это перст Божий» (Исх. 18,19). Важно, однако, что они пробуют это сделать, т. е. считают для себя это в принципе возможным. Но они не могут этого сделать здесь и теперь. Нет более Божьего попущения, и они уже ограничены этим пространством и временем (заметим: не Другим, через которое темные силы проводили предыдущие чудеса, а Этим). Бог же ничем не ограничен, но он придает своим знамениям форму, доступную человеческому пониманию.

Итак, мы знаем, что чудеса могут творить и бесы, и люди при их содействии, и, конечно, Бог своей волею, как, например, в своем явлении Моисею в виде горящего и несгорающего куста, или через людей, целиком его воле послушных. Но людям, как и ангелам, недоступно ничто другое или собственно Другое, поэтому чудеса, сотворенные без воли Божией, всегда ограничены, как бы трудно это не было распознать. Поэтому и апостол говорит, «что ежели кто и мертвого оживит, а любви не имеет, – не верьте».

Сказанное, однако, не означает, что Бог владеет Другим как некоторым универсальным средством, которым больше никто не владеет, и поэтому имеет власть творить чудо. Нет. Но Другое сотворено им так же, как и это, и он держит их в руке своей, творя во всем волю свою. Человеку же Другое совершенно недоступно, поэтому он, посягая на чудеса без воли на то Божией, не только грешит, вступая в общение с демонами, но и обречен на неудачу, т. к. и этим, последним, оно также не дано непосредственно, а только как граница, хотя и по иному, чем нам. В то же время чудо, сотворенное по Божьему произволению, является абсолютно чистым духовно, а следовательно, обогащает Этот мир в контакте с Другим. Божественные чудеса являются совершенствованием проклятого мира и устроением его спасения. Ценности этого мира, его красота, его совершенство, не исключающее совершенствования, в начале творения и частично утраченные при грехопадении дополняются и восстанавливаются в актах чуда.

Таким образом, контакт Это – Другое оказывается в самом фундаменте ценностного (аксиологического) устройства этого мира. Возникает вопрос, как возможно для человека моральное, вообще ценностное поведение, если никакое познание Другого для него невозможно. Ответ дает нам сам Спаситель, говоря сразу за напоминанием о жене Лотовой, а для нас и о недоступности Другого. «Кто станет оберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее». (Лука, 17, 33). Отнюдь не пытаясь вместить всего сказанного Спасителем, мы лишь попытаемся показать, опираясь на данные современной психологии и гуманитарных наук, как в каждом психическом акте познания, желания или чувства происходит оживление души через ее частичное погубление в контакте с Другим. Вопрос поставлен, привлекает к себе внимание и побуждает искать ответ. Bo-вторых, граница между Этим и Другим по определению непреодолима, а, следовательно, мы поневоле всегда будем довольствоваться изучением только границы. В-третьих, мы полагаем, что указанное изучение позволит в дальнейшем сказать нечто новое и об Этом, отталкиваясь от границ Другого. Таким образом, из приведенной в эпиграфе к данному сочинению мысли Сираха мы не только выводим существование Другого, опираясь на утверждение о существовании Этого (как Одного), но и намерены в дальнейшем показать, что Другое, несмотря на свою непознаваемость, тем не менее еще и «поддерживает благо» Этого. Мир мы не изобрели, какие бы ни получили откровения о мире видимом или невидимом, все это будет лишь новое знание об этом мире, т. е. собственно часть этого мира.

Единственное, что мы можем утверждать о Другом, это то, что оно сотворено вместе с этим. Возникает вопрос: если Бог может непосредственно давать нам некоторые знания о себе в откровениях, то почему Бог не может когда-либо попустить нам некоторое знание о Другом. Мы полагаем, что в принципе, конечно, может, так как нет ничего невозможного для Бога, и, вероятно, это и произойдет в конце времен. Но согласно содержанию понятия Другое познание его этим миром означает собственно конец этого мира, потерю им его основных свойств. Позже мы остановимся на этом подробнее.

Следует также отметить, что нам ничего неизвестно (и никогда не будет известно) об отношениях Другого с миром невидимым. Однако сам мир невидимого в силу его ограниченной познаваемости для нас мы относим к Этому.

Излишне также добавлять, что Другое ни в коей мере не является Богом, ни свойством его, т. к. само сотворено вместе с Этим. Другое, таким образом, выступает исключительно как граница, предел. Об этом хорошо сказано в книге сына Сирахова: «Многое можем мы сказать и, однако же, не постигаем Его, и конец слов: он есть все» (Сир. 43, 29). Итак, мы можем постигнуть и постигаем, что Бог сотворил всё. Однако нас предупреждают, что некий конец этого мы не можем постигнуть. Что это за «конец»? На наш взгляд, это и есть Другое. И речь здесь идет именно о полной и принципиальной его непознаваемости как конца творения (для нас, конечно, а не для Бога). Само же по себе Другое, конечно, не является концом творения. Иначе это могло бы быть его свойством и означало бы некоторую его познаваемость. Но речь здесь идет именно о «конце слов», т. е. о том, что мы можем рассматривать только конец, границу, предел, за которым начинается Другое, не имея никакой возможности узнать что-либо о нем самом. Сама же эта граница принадлежит, без сомнения, Этому миру.