Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и

«Ошибка подтверждения» также приводит к тому, что отсутствие доказательств воспринимается нами как доказательство того, во что мы верим. Когда ФБР и другие органы расследования не сумели найти никаких доказательств того, что в страну, якобы, проникли представители сатанистских культов, практикующие ритуальные убийства младенцев, тех, кто верил «информации» о злодейских действиях подобных культов, это не убедило. Отсутствие доказательств, сказали они, было подтверждением того, как умны и коварны лидеры сатанистских культов: они съедали бедных младенцев, не оставляя даже костей. Такая логика рассуждений свойственна не только для приверженцев культов и любителей популярной психологии. Когда Франклин Делано Рузвельт принял во время Второй мировой войны ужасное решение отправить тысячи американцев японского происхождения в концентрационные лагеря, то сделал это исключительно на основании слухов, будто американцы японского происхождения планируют саботаж, который помешает США вести войну. Ни тогда, ни позже не было никаких доказательств, подтверждающих этот слух. В самом деле, командующий армией США на Западном побережье, генерал Джон Девитт, признал, что у них не было ни одного доказательства акта саботажа или измены, совершенных американцами японского происхождения. «Тот факт, что саботажа не было, — сказал он, — вызывает беспокойство и подтверждает, что такие действия будут предприняты» [21].

Теория когнитивного диссонанса объясняет гораздо больше, чем логичное предположение, что люди не всегда разумно анализируют информацию. Она также показывает, почему люди продолжают оставаться предвзятыми, после того как они приняли важные решения [22]. Социальный психолог Дэн Гилберт в своей интересной книге «Споткнувшись о счастье» («Stumbling on Happiness») просит нас задуматься о том, что бы произошло, если бы в конце знаменитого фильма «Касабланка» («Casablanca») героиня Ингрид Бергман вместо того, чтобы патриотично воссоединиться со сражающимся с нацистами мужем, осталась бы вместе с героем, которого играл Хамфри Богарт, в Марокко [23]. Стала бы она жалеть об этом, как Богарт предсказывал ей в своем горьком монологе: «Может быть, не сегодня, может быть не завтра, но скоро и до конца твоей жизни?». Или она, напротив, будет всю жизнь жалеть о том, что оставила Богарта? Гилберт приводит многочисленные данные, чтобы показать: ответ на оба вопроса будет отрицательным, и любое решение в долгосрочной перспективе сделало бы героиню Ингрид счастливой. Герой Богарта был красноречив, но неправ, и теория диссонанса объясняет нам почему: героиня Ингрид нашла бы доводы, оправдывающие любой из двух возможных выборов, как и доводы против того выбора, который она отвергла. Как только мы приняли решение, в нашем распоряжении оказывается масса инструментов, помогающих нам его оправдать и обосновать. Когда наш бережливый и скучноватый друг Ник продал свой старый Honda Civic, на котором ездил восемь лет и, поддавшись внезапному порыву, купил новый дорогой Mercedes, он поступил странно (для прежнего Ника, которого мы знали). Он принялся критиковать автомобили своих друзей и говорил примерно так: «Не пора ли тебе продать эту рухлядь? Разве ты не заслуживаешь удовольствия ездить на хорошо сконструированном автомобиле?» или «Ты знаешь, ездить на маленьких машинах небезопасно. Если ты попадешь в аварию, то можешь погибнуть. Разве твоя жизнь не стоит нескольких лишних тысяч долларов? Ты не понимаешь, насколько спокойнее я себя чувствую, зная, что моя семья в безопасности, потому что я езжу на солидном автомобиле».

Возможно, Ник вдруг неожиданно осознал значение безопасности и решил, спокойно и рационально, что было бы замечательно, если бы все ездили на таком замечательном автомобиле как Mercedes. Мы, однако, не думаем, что это так. Его поведение: и то, что он потратил такие деньги на роскошную машину, и то, что он подбивал своих друзей поступить так же, было настолько нехарактерно для него, что мы подозреваем его в стремлении ослабить диссонанс, который он испытывал, совершив импульсивную покупку и потратив большую часть своих сбережений на то, что он раньше называл «просто машиной». Кроме того, он это сделал как раз тогда, когда его дети собирались поступать в университет, что должно было существенно уменьшить его банковский счет. Итак, Ник начал искать аргументы в пользу своего решения: «Mercedes — замечательный автомобиль, я усердно работал всю свою жизнь и заслужил его, кроме того, он такой безопасный». И, если бы ему удалось убедить своих прижимистых друзей также купить дорогой автомобиль, — он бы стал считать свое решение вдвойне оправданным. И вот, как и последователи миссис Кич, он начал «проповедовать».

Потребность Ника уменьшить диссонанс (как и у Ингрид) была усилена необратимостью его решения: он не мог от него отказаться, не теряя деньги. Научные доказательства значения необратимости решений были получены в остроумном исследовании интеллектуальных маневров игроков на скачках. Ипподром — это идеальное место для исследования фактора необратимости, поскольку после того, как вы сделали ставку, вы уже не можете вернуться и сказать милому человеку в окошке, где принимают ставки, что вы передумали. Исследователи просто подходили к людям, стоявшим в очереди, чтобы поставить свои два доллара, а также к тем, кто только что сделал ставку. Они всех их спрашивали, насколько уверены эти люди в том, что лошади, на которых они поставили, выиграют. Те, кто уже сделал ставку, были более уверены в выигрыше лошади, на которую они поставили, чем люди, еще стоявшие в очереди [24]. Но, конечно, единственным отличием в данной ситуации было то, что одни игроки уже успели сделать ставку, а другие — нет. Люди обретали большую уверенность в своем решении, если его уже нельзя было изменить.

Вы уже можете оценить одно из полезных следствий знания механизма диссонанса: не слушайте Ника. Чем выше цена решения, связанная с потраченным временем, деньгами, усилиями или перенесенными неудобствами, чем необратимее его последствия, тем выше потребность ослабить диссонанс, подчеркивая позитивные аспекты сделанного выбора. Таким образом, когда вы собираетесь сделать большую покупку или принять важное решение — какой автомобиль или компьютер купить или воспользоваться ли услугами пластической хирургии, или участвовать в платной программе психологического самоусовершенствования — не спрашивайте совет у тех, кто сам только что принял подобное решение. У такого человека будет сильная мотивация убеждать вас в том, что ваше решение будет правильным. Спросите людей, потративших двенадцать лет и 50 000 долларов на услуги психоаналитика или психотерапевта, о том, помогло ли им это, и большинство из них ответит: «Доктор Велшмерц — просто замечательный! Я бы никогда не встретила свою настоящую любовь [нашла новую работу/сбросила вес], если бы не он!». Учитывая все потраченное время и деньги, вряд ли они скажут вам: «Я ходил на сеансы доктора Велшмерца двенадцать лет, но все это было напрасно». Если вам нужен совет о том, какой продукт купить, спросите человека, который все еще собирает информацию и поэтому может высказать непредвзятое мнение. А, если вы хотите узнать, поможет ли вам какая-либо терапевтическая программа — не следует полагаться на свидетельства тех, кто ее прошел: найдите надежные экспериментальные данные.

Самооправдания — достаточно сложный феномен, если они следуют за нашими сознательными выборами, но в этих случаях мы, по крайней мере, знаем, что можем их ожидать. Однако они возможны и после наших поступков, совершенных по каким-то о неосознанным причинам, когда мы сами не понимаем, почему придерживаемся какого-то мнения или обычая, но слишком горды, чтобы признать это. Например, во введении мы описали обычай суданских племен Динка и Нуэр, удалявших несколько постоянных передних зубов у своих детей — это очень болезненная процедура, для которой используется не скальпель и щипцы, а простой крюк. Антропологи предположили, что эта традиция появилась во время эпидемии столбняка, когда возникает спазм жевательных мышц, не позволяющий разомкнуть челюсти: удаление зубов позволяло кормить больных. Но, если именно это было причиной, почему же люди из этих племен продолжали придерживаться этой традиции, когда опасность уже миновала?