Педология: Утопия и реальность

Сейчас, когда массовый трудовой человек, пролетарий, из объекта эксплуатации превратился в коллективного организатора производства, было бы непростительной ошибкой, чудовищной опасностью недооценить значение субъективных качеств этого социалистического строителя. Впервые в истории (которая ведь только начинается, была лишь предыстория) хозяином производства пытается стать действительный его хозяин. И психофизиологическое его содержание, методика использования его творческих ценностей, методика влияния на него, методика воспитания, — все это становится первоочередным вопросом классовой стратегии и тактики.

Если история пролетариата писалась до сих пор огромными мазками, если пролетариат до своей победы сдвигал по пути своего продвижения гигантские пласты (восстания, забастовки и пр.), если этот мощно-массовый фонд до известной степени стирал значимость субъективного фактора, — сейчас, однако, его борьба у нас в чрезвычайно крупной ее части адресуется повседневности, текущим производственным мелочам, бытовым будням.

В этом новом типе борьбы психофизиологические качества отдельного бойца начинают играть новую, огромную роль, и планировка воспитательной работы оказывается одним из крупнейших секторов в общей системе строительной планировки.

Вне сомнения, как миновавший исторический этап характеризовался жестокой мировой дискуссией в области социолого-экономического понимания путей и законов развития человечества, так и ближайший период перенесет значительную часть этой дискуссии в область проблем, связанных с человеческой психофизиологией.

Социолого-экономическая позиция марксизма победила одним уже фактом торжества Октября, и сколько бы ни пытались «теоретически» развенчать Октябрь, с каждым годом почва под вражеской позицией оказывается в этом вопросе все менее прочной. Приходится поэтому задумываться уже не только над предупреждением «Октябрей», но и над методом вталкивания палок в колеса послеоктябрьского социалистического строительства.

Здесь на службу в одну из первых очередей будет приглашена психофизиология человека, которой предъявят заказ обосновать «биологическую неосуществимость» социализма или, «в худшем случае», большевистского темпа социалистического роста.

Странно, что отдельные марксисты не рассмотрели еще на историческом горизонте зарождения этого заказа. Заказ не только надвигается, он уже дан и начинает аккуратно, послушно выполняться. Пока выполняется без шума, без общих деклараций, тем более зорки должны быть мы. Не наткнуться бы нам на такие готовые «неопровержимые» научные выводы о человеке, о темпе его развития, о биологических его качествах, о методах воспитательного на него влияния, — на такие выводы, которые оставят нас без научного компаса в повседневном, бытовом строительстве социализма. А подобные выводы уже имеются, и тормозящие палки, притом толстые, искривленные палки, в колесницу социалистической педагогики уже вставлены.

Именно пролетарской педагогике пришлось первой столкнуться, притом на практике столкнуться, с реакционными уклонами в области понимания человеческой психофизиологии. Независимо от общих философских споров о «психике и физике», вне связи с ботанико-зоологической дискуссией о наследственности, лоб о лоб столкнулась новорожденная советская педагогика с голой, жгучей человеческой практикой в этих областях.

Классовый заказ советской педагогике был дан вполне ясный, четкий не возбуждающий сомнений: воспитать людей, соответствующих нуждам социалистического строительства, притом воспитать их так, чтобы они не пассивно обслуживали социализм, но энергично помогали бы максимальному ускорению его темпа.

Как расшифровать этот заказ? Ликвидируй с детских лет дооктябрьскую гниль, с первых лет жизни человека готовь его к классовым боям и социалистической практике, помоги ему сделаться диалектическим материалистом, дисциплинированным пролетарским коллективистом, закаленным, смелым, трудовым и боевым революционным активистом, культурным и организованным строителем социализма, — таков был недвусмысленный октябрьский заказ нашей педагогике.

«Но годится ли человек для такого заказа?» — ехидно запросила антропобиология. «Если бандитский захват власти возможен, все же нелепые „строительские“ чаяния этой бандитской власти неосуществимы, так как разобьются о мощную скалу человеческой психофизиологии. Большевистская авантюра сломает себе ноги, споткнувшись на человеке, на его биологических закономерностях».

Как видим, именно педагогика в первую очередь столкнулась с остро практизированной проблемой о психофизиологии человека. Именно для нее первой абстрактный спор оказался совсем не ко времени.

В самом деле, если мировому пролетариату до нашего Октября было не до педагогики (педагогика баррикад и забастовок — не педагогика детства), после Октября у власти, ответственный за судьбы социализма, он не может обойтись без своей педагогики детства. Недаром и западные компартии, а вместе с ними и левые педагоги Запада с такой жадностью всматриваются в наши педагогические искания, зная, что как теперь [59] для завоевания власти, так и потом, после завоевания власти им понадобится своя педагогика, которой пока еще нет.

Педагогической дискуссии предстоит сделаться одной из серьезнейших научно-классовых дискуссий во всем мире, и объектом этой дискуссии явится наука о психофизиологии человека, о психофизиологических закономерностях человека, о воспитательных его возможностях и тормозах. Именно этой дискуссии предстоит на практике разрешить исчерпывающим образом вопрос о действительном существе марксистской психологии, о действительно пролетарской трактовке наследственности и о прочих спорных вопросах психофизиологической теории. Начало этой практической дискуссии уже налицо.

До февраля самой «революционной» педагогической теорией в России была платформа так называемого свободного воспитания. Буржуазия, недовольная тиранической опекой самодержавия над собою и своими детьми, требовала свободы детского самоопределения. Это требование опиралось на «авторитетную» биологическую теорию, на так называемый биогенетический закон, обязывавший педагога к невмешательству в детскую жизнь.

Биогенетический закон, довольно хорошо расшифровавший генез всех этапов внутриутробного развития ребенка, по аналогии перенес принципы этого генеза и на послеутробную жизнь. Ребенок «должен», оказывается, стихийно пережить все этапы исторического развития человечества, и лишь изжив их по очереди, может включиться в современность. Тормоза и передвижки по пути этого самоизживания «гибельны» для ребенка, самоопределение его должно протекать «эндогенно», подталкиваемое стихийно-инстинктивными силами изнутри, из древне-унаследованного биологического фонда. «Невмешательство», «свобода», — вот основной педагогический постулат биогенетического закона.

Это «невмешательство», казавшееся очень либеральным, когда оно адресовалось вмешательству самодержавия в педагогику, на самом деле превращалось в настойчивое проталкивание буржуазного влияния во все этапы воспитания [60].

Полная аналогия с парламентаризмом, который выглядит очень либеральным, когда им козыряют в борьбе с неограниченной монархией, и который превращается в наложницу буржуазии, как только самодержавие списывается в расход.

Этот «педагогический парламентаризм» извлечен сейчас из всех научных архивов мира и страстно противопоставляется диктаторским замашкам растущей большевистской педагогики. Любопытно, что исторически чуткая буржуазия обеспечила себе в этом ответственнейшем секторе борьбы за власть прочные позиции задолго до рождения наших воспитательных чаяний. Естественно, что первые же шаги формирующейся послеоктябрьской педагогики уткнулись в крутую, высокую, прочно сделанную стену международных ученых «противоядий».