ГИПНОЗ. Скрытые глубины. История открытия и применения

Бернгейм, оппонируя, доказывал, что все эти результаты достигаются благодаря внушению.

В 1882 году, занимая уже ряд постов, Шарко был назначен заведующим кафедрой заболеваний нервной системы, которая по правительственному указу была создана специально для него. Он сделал отважный ход, когда избирался в Академию наук в 1883, представив доклад по гипнозу. Быть может, уподобление гипноза истерии вместе с верой, что истерия — это органическая болезнь, придали гипнозу больше респектабельности; он смог доказать, что говорил не о каком-то запретном животном магнетизме, но о нарушении деятельности мозга, которое имитирует истерию, другое нарушение мозга. Он был избран, плотину прорвало, и с этого момента гипноз стал предметом научного поиска. Психология стала полноправной академической дисциплиной, впервые отделившись от философии.

Высокий престиж Шарко и научно-популярный характер его лекций (которые часто посещали представители высшего общества и репортеры) способствовали тому, что тема гипноза была подхвачена прессой, которая тут же увлеклась живописаниями каталепсии, а затем бульварными рассказами, зачастую вымышленными, о ясновидящих и совращении под гипнозом. Шарко был так знаменит, что сценические гипнотизеры рекламировали свои шоу в стиле «как у Шарко в Сальпетриере». Помимо прочего, экспериментируя в применении гипноза на больных, Шарко доказал, что психологические факторы самостоятельно могут вызвать паралич. Он добился появления признаков паралича у загипнотизированных пациентов и показал, что их симптоматика идентична проявлениям при органическом параличе, кроме того, он определил различия между «динамической амнезией» (когда память может восстановиться) и «органической амнезией» (когда память не восстанавливается).

Шарко не был первым, кто увидел сходство между гипнозом и истерией. Многие гипнотизеры до него отмечали, что истерики очень гипнабельны, а по крайней мере один из них даже предвосхитил утверждение Шарко, определив гипноз как болезненное состояние. Исследователи из Сальпетриера полагали, что они только подкрепляют эти гипотезы тщательными экспериментами. В погоне за ясностью они использовали только самых хороших испытуемых, большей частью женщин, госпитализированных в Сальпетриере; пациентки более или менее четко показывали три фазы, на которые указывал Шарко. Но здесь была загвоздка: он уже доказал существование этих трех фаз, а это уже не совсем научный путь поисков, когда используешь те же объекты, на которых и выстроил свои предположения. И действительно, нет ничего невероятного в том, что пациентки пытались оправдать то, что от них ожидали. В Сальпетриере царила толкотня, врачи и больные сталкивались друг с другом в палатах и коридорах, и пациенты неизбежно должны были слышать, о чем говорят между собой доктора, и передавали это другим. И, следовательно, пациентки очень хорошо знали, что от них ожидают в экспериментах. Неясно и то, насколько часто сам Шарко практиковал гипноз на пациентах, а не отдавал в руки ассистентов подготовить их для него. В последнем случае ассистенты, по всей вероятности, могли невольно сообщать больным, что от них ждет великий человек. Шарко думал, что три фазы гипноза возникают спонтанно, однако скорей всего сами ассистенты и пациенты показывали ему именно то, что он хотел увидеть. И конечно, в то время не было ни одного независимого исследователя, кто смог бы подтвердить его результаты.

Знаменитость Шарко в этом случае принесла дурные плоды. Хотя ему и удалось придать гипнозу респектабельность, но его теория, что он является формой истерии, явно ограничена и неверна; тем не менее уже его слава гарантировала серьезное рассмотрение данного предмета. Кроме того, по этой теории эффективность гипнотерапии отрицалась, несмотря на серию замечательных исцелений у Льебо и Бернгейма, ибо согласно гипотезе Шарко гипноз может быть опасен, может быть причиной латентной истерии. Многие книги по гипнотизму неизменно недоброжелательно высказываются о Шарко; его важные труды по неврологии почти не упоминаются, его вера в металлотерапию и заблуждения относительно гипноза выставляются на первый план. Но он был великим человеком, одним из гигантов науки девятнадцатого столетия; и, как и все великие люди, не без недостатков.

Соперничество школ

Битва разразилась между двумя школами — и по крайней мере парижане ринулись в бой с несвойственной ученым ожесточенностью, называя представителей Нансийской школы провинциальными шарлатанами и обвиняя книгу Бернгейма в ненаучности. В свою очередь Бернгейм доказывал, что три так называемые фазы гипноза Шарко — заблуждение. Вот, например, одно из умеренных высказываний Бернгейма против Шарко:

На это Шарко и его коллеги могли позволить себе лишь вялое возражение типа того, что безумно было бы думать, будто все мы гипнотизируемы. Защищаясь, Парижская школа нападала также и на придерживающихся магнетических взглядов. Они обвиняли магнетизеров в корысти и шарлатанстве, но поскольку они и сами не были святошами, то им трудно было сохранять позу обвинителей. Со своей стороны, магнетизеры, хоть и раздираемые собственными спорами, единодушно хулили позитивистский подход Шарко, сведение гипноза к истерии, и вуайеризм Сальпетриера. Они говорили, что Шарко вызывает истерические припадки у пациенток, нисколько не доказывающие, что гипноз — это истерия, и присоединялись к Бернгейму, ссылающемуся на жалобы пациентов Шарко на эти внушения. И с течением времени взгляды Шарко и его учеников в Сальпетриере были опровергнуты Нансийской школой. После смерти Шарко в 1893 году его студенты и коллеги один за другим каялись в своих воззрениях, пока в 1903 году Брэмвелл просто не констатировал: «Взгляды месмеристов и представителей школы Сальпетриера прекратили интересовать ученых людей».

Однако в залах суда, когда поднялся вопрос о манипуляциях объектами гипноза, ветер переменился. Здесь Шарко стал героем, а Бернгейма, кажется, поободрали. Поскольку Берн-гейм верил в абсолютную силу внушения, то, как доказывал его коллега Льежуа на процессе Гуфе, загипнотизированный человек может ничем не отличаться от автомата — «игрушка без собственной воли», как скажет позднее последователь Нансийской школы шведский психолог Фредрик Бьернстрем. Человек под гипнозом может стать не только жертвой преступления, но его можно заставить действовать вопреки его воле. Исследования же Шарко показали, что загипнотизированный все еще сохраняет функционирующее сознание и поэтому может отвечать за свои действия. Лишь в экстремальных случаях умственных расстройств, в которые не включается истерия, теряется способность к произвольным действиям. Несмотря на свою симпатию к Нансийской школе, Брэмвелл был вынужден на основании собственных экспериментов «расстаться с верой в так называемый автоматизм или, лучше сказать, в «беспомощное повиновение» объекта».