Психотерапия как духовная практика

Метанавыки — основная составляющая терапевтической работы. Однако чувства и духовные качества и сама основополагающая идеологическая среда, из которой они произрастают, часто только предполагаются в нашей работе.

Явно или нет, наши чувства и отношения к людям не могут быть замаскированы или скрыты; они сильно влияют на атмосферу. То, как мы говорим, встречаем своих клиентов, двигаемся, сидим в кресле, как используем свои приемы — все насквозь пронизано ими.

На деле даже прекрасные идеи и навыки в сочетании с несоответствующими чувствами произведут неверный или даже неблагоприятный психологический эффект. Врач может исцелить или сделать вас больным, в зависимости от личного отношения и тех чувств, которые он или она к вам испытывает. Иногда одно только присутствие некоторых людей вселяет в нас прекрасное настроение, в то время как от иных хочется убежать.

Так как наши чувства и отношения легко просматриваются в поведении, клиент поймет, уважаем ли мы его, считаем ли, что он способен измениться, интересуют ли нас экзистенциальные вопросы или только преходящая реальность. Клиент может чувствовать непонимание, если терапевт не осведомлен о социальных структурах и отношениях, оказывающих влияние на его жизнь. Другими словами, “метод” работы терапевта явно или неявно обнаруживает его глубинные представления о жизни, о социальных и политических вопросах, о развитии личности и взаимоотношении с миром, о природе терапии.

Состояние напряжения, к примеру, может отражать глубокую убежденность в том, что жизнь — серьезная штука. Стремление терапевта подталкивать человека может исходить из уверенности, что люди лучше растут, если их подталкивать снаружи. Тревога может появиться у клиента, когда он чувствует, что вы, следуя своей вере, что люди изначально больны и их следует лечить, хотите проделать это с ним. Привычка терапевта сидеть откинувшись и быть расслабленным могут показывать его веру: уйди с дороги и позволь природе следовать своим курсом. С другой стороны, если это же делается равнодушно, это может свидетельствовать об отсутствии интереса. Юмор в какой-то момент может выражать отстраненное отношение ко всем событиям жизни. Желание терапевта контролировать события может открывать его веру в то, что природа — хаос и ее нужно приручить.

Постоянные теплота и эмпатия со стороны терапевта могут демонстрировать веру в то, что люди гораздо легче развиваются, если есть кто-то, кто действительно понимает их. Проявление безучастности и уход от прямых взаимоотношений с клиентом могут свидетельствовать об убеждении, что людям нужны невмешательство и нейтральность. Если терапевт рассматривает весь опыт в виде внутренних феноменов, то это может быть следствием мировоззрения, согласно которому индивидуальная рефлексия — единственный или решающий путь развития. Отношения, связывающие внутреннюю жизнь с социальными явлениями могут отражать представление о неразделимости жизни индивида, культуры, общества и истории.

Любое из этих отношений может быть полезным в данный момент и в данной ситуации. Каждый терапевт может испытать ряд подобных чувственных проявлений во время любой сессии. Обычно эти чувства остаются неосознаваемыми потоками, которые пронизывают наши взаимоотношения. Поэтому терапевт может выражать любое из них, не осознавая этого, не замечая его влияния или не направляя его на пользу клиенту. Сознательное использование чувств означает, что мы осведомлены о них, а значит свободны дать им волю или отбросить их в зависимости от сложившегося взаимодействия терапевт-клиент. Без этого знания наши чувства просто отражают мировоззрение и убеждение в том, что они не полностью представлены в жизни и не приносят пользы нашей работе. Мы можем фиксироваться на одной чувственной позиции, закрыв доступ к любому другому чувству внутри себя.

Важность чувственных позиций и качеств в психотерапии признавалась многими исследователями и терапевтами. В своей книге "Убеждение и излечение" Джером Франк (Jerome D. Frank) говорит:

Многие желательные отношения и качества терапевта предложены исследователями психотерапии: от сердечности и сочувствия до персональной власти, готовности совершать ошибки и честности. [9] Большинство согласилось с тем, что эмпатия и понимание — центральные позиции в психотерапии.

Многие психотерапевтические школы некоторые чувственные позиции считают наиболее важными. Традиционная психоаналитическая школа высоко ставит нейтральность терапевта. [10] Сторонница нео-фрейдизма Карен Хорни (Karen Horney) подчеркивает внимание аналитика, его внутреннюю свободу, изобретательность и способность “чувствовать кончиками пальцев”. [11] Бихевиористы делают акцент на изучении теории и терапевтической связи, в которой терапевт “более директивный и заинтересованный… и выступает источником поддержки человека". [12]

Альфред Адлер (Alfred Adler), пересматривая Фрейда, предложил телеологическую или целеустремленную модель развития человека [13] и говорил о взаимоотношении клиент-терапевт как о “кооперативной образовательной инициативе”, в которой терапевт предстает как “аутентичный, выражающий “непредвзятое мнение” и сочувствующий”. Сочувствие, эмпатия несомненно, высоко ценилось во многих терапевтических школах. Карл Юнг также отошел от традиционного психоанализа. Основываясь на телеологии, Юнг рассматривал аналитика как “партнера в развитии”, который предоставляет клиенту пространство для самопознания. Он также подчеркивает гибкость аналитика в поддержке каждого уникального процесса клиента. [14]

Движение гуманистической психологии в 60-х годах, продолжая работу Адлера и Юнга, признало стремление каждого индивидуума к “самоактуализации” или к позитивному росту и индивидуации. [15] Эти убеждения отражены в отношениях, признанных желательными у гуманистических психотерапевтов. Карл Роджерс (Carl Rogers), один из выдающихся мыслителей этого нового направления психологии, был, возможно, самым ярким сторонником чувственной стороны психотерапии. Он выделял сочувствие, заботу и искренность, конгруэнтность, безусловную поддержку, а также недирективность, которая позволяет клиенту в большей степени, нежели терапевту, быть лидером на пути своего развития. [16] Более того, Роджерс утверждал, что самого по себе воплощения этих качеств достаточно, чтобы привести к позитивным изменениям и росту индивидуума. [17]

Расширяя параметры гуманистического движения, трансперсональная психология обнаружила состояния сознания, выходящие за пределы известных тенденций самоактуализации. Абрахам Маслоу (Abraham Maslow) первый заявил о “трансперсональной” области, которая “сосредоточена скорее в космосе, чем в потребностях и интересах человека”, и исследовал высший уровень сознания. [18] В настоящее время не существует единой унифицированной системы приемов, которую бы использовали все трансперсональные терапевты. Они переняли технику различных восточных и западных дисциплин.

Воан (Vaughan) и Волш (Walsh) отмечают, что трансперсональные терапевты связаны воедино общей системой убеждений, создающей “трансперсональный контекст”, в который и внедрена их работа. Я убеждена, что они имели в виду ту атмосферу, которую терапевт создает посредством своих отношений и поведения. Воан [19] говорит: “Когда… терапевт отождествляется с расширяющимся чувством Я как источником опыта и переживаний, возможности для выздоровления в терапевтическом альянсе увеличиваются”. Другой трансперсональный терапевт, Джеймс Бьюдженталь (James Bugenthal), утверждает: “Большинство зрелых психотерапевтов более художники, нежели техники, они несут в себе огромное разнообразие чувств и навыков, так что их клиенты могут раскрыть свои латентные возможности навстречу богатствам жизни”. [20]