Проект Атман

В любом случае, когда начинает отказывать эгоическая трансляция, результатом, как правило, является крайняя тревожность [75]. С началом регрессии и распадом эгоического синтаксиса индивид открывается для мифического мышления и магических соотнесений, характерных для мифических — членских областей [6]. Мифическое мышление, как мы видели, путает часть и целое, члены и классы — а это как раз является определяющей характеристикой шизофренического мышления [6], [7], [23]. Например, шизофреник мог бы сказать: «Прошлой ночью я залез в бутылку, но не смог заткнуть пробку», тогда как сообщает он всего лишь о том, что ему плохо спалось, потому что было холодно. Мифическая логика выстраивается таким образом: постель с простынями и одеялом принадлежит к классу «контейнеров», то есть объектов, которые могут содержать в себе другие объекты. Бутылка тоже принадлежит к этому классу, и поскольку мифическое мышление не умеет различать между членами одного класса, то «залезть в постель» и «залезть в бутылку» — это одно и то же (причем не символически, а буквально). Аналогично «простыни» и «пробки» тоже воспринимаются как одно и то же. «Не смог заткнуть пробку» означает «простыня все время спадала», вот почему ему было холодно и не спалось: пробка все время выпадала из бутылки. Как сказал бы Бейтсон, у него трудности с логическими типами.

Даже если регрессия заходит немного дальше мифического мышления, индивид остается открытым для причудливой до — вербальной фантазии и первичного процесса. Другими словами, он галлюцинирует — обычно это слуховые галлюцинации, иногда зрительные [6], [114], [217].

3. Здесь в истории происходит поворот: на мой взгляд, когда эгоические трансляции перестают срабатывать и самость втягивается в до — эгоические области, она часто становится уязвимой для вторжения (кастрации) со стороны над — эгоических областей. Поэтому осознание часто затопляется вспышками интуиции высокой интенсивности, иногда религиозного характера (актуальными и значимыми духовными озарениями, а не просто регрессивными фантазиями). «Опыт творчества, религиозное обращение и другие «пиковые переживания» будут включать в себя многое из… той формы внутреннего опыта, которая может сопровождать острую психотическую реакцию» [114]. На этот факт, мне кажется, просто невозможно не обратить внимания.

Впрочем, индивид часто не способен логически координировать такие озарения. Если о чем‑то настолько простом, как укладывание в постель, он сообщает словами «залез в бутылку», то представьте, как он мог бы описать образное видение Христа! Сверх этого, этим озарениям свойственно очень «аутичными», само — ориентироваными, скрытными: он сам их понимает, но никто другой не сможет понять. Это, видимо, связано с тем, что из‑за тенденции регрессивной стороны шизофрении сползать на уровни, предшествующие пониманию ролевого поведения, индивид думает, что он, и только он один, является, например, Христом. Он не способен принять или признать роль других, а поэтому не может видеть, что каждый является Христом. Он испытывает живую и мощную интуицию со стороны своей атманической природы (наплыв с высших стадий), но эта интуиция остается на примитивном и нарциссическом уровне. Вот беседа между мистиком и госпитализированным шизофреником, в которой превосходно видно то, о чем я говорю. Рассказывает Баба Рам Дасс:

Он [госпитализированный шизофреник] делал огромное количество записей, изучал древнегреческий, читать на котором никогда не умел. Он совершал всякие феноменальные вещи, которые врачи считали патологическими, — он мог красть, лгать, мошенничать и при этом объявлять себя Христом. Несколько раз он убегал из лечебницы, — очень изобретательный парень. Чтение его записей показало мне, что он был настроен на некоторые из величайших в мире истин, возвещенных кем‑либо из высочайших существ. Он переживал их непосредственно, но был пойман чувством, что это происходит только с ним одним… И поэтому разговор начался с затруднений: «Мне это было дано, а тебе нет…» Я спросил: «Ты считаешь себя Христом? Христом в чистом сознании?» Он говорит: «Да». Тогда я говорю: «Ну хорошо, я думаю, я тоже Христос». А он смотрит на меня и говорит: «Нет, ты не понимаешь». А я говорю — «Вот видишь, потому тебя здесь и держат» [114].

4. В одной своей очень важной работе о Сведенборге, Ван Дьюзен феноменологически различает две главных формы таких галлюцинаций [381]. Я не могу в действительности описать, как он это делает — это слишком сложно, — но с точки зрения практических результатов считаю его методы и выводы вполне значимыми. В основном он просто «разговаривает» с этими галлюцинациями через пациента и составляет о них «биографические очерки». По сути дела, выявляются два типа галлюцинаций. «Низшие» галлюцинации обычно являются злонамеренными, они «выглядят наподобие фрейдовского Ид», они «антидуховны» и «без конца говорят» (то есть являются вербальными структурами). Самое важное, что они «пребывают в низшей, но все еще бессознательной сфере ума, в личной памяти» и «как‑то связаны и ограничены собственными переживаниями пациента». Индивид галлюцинирует свою собственную Тень. А вот «высшие галлюцинации чисто визуальны, вовсе не употребляют слов [они трансвербальны и принадлежат к тонкому уровню]» и «больше всего похожи на архетипы у Юнга». Эти галлюцинации происходят из тонкого, трансперсонального и архетипического уровней, и именно в этой мере они реальны, а не галлюцинаторны.

5. И наконец, индивид может регрессировать в действительно уроборические и доличностные структуры, полностью смешивая самого себя и другого, внутреннее и внешнее; время исчезает в до — временности, и система самости оказывается на грани коллапса. Это вовсе не интуиция транс — современного Вечного Теперь — просто полная неспособность распознавать временные последовательности, что с очевидной ясностью было видно на примере несчастных пациентов Ариети [6], [7].

В общем и целом, шизофрения демонстрирует нам, что в поисках единства, движимых проектом Атман, индивид может регрессивно смещаться к нескольким архаическим или инфантильным структурам единства, от родительской и материнской до уроборической и плероматической. Эрих Фромм, видимо, вполне осознавал этот феномен и его последствия, и, хотя он и не вдавался в детали специфических стадий, из нижеследующей цитаты видно его понимание того, о чем идет речь:

Человек может стремиться найти это регрессивное единству на нескольких уровнях, которые, в то же время, являются несколькими уровнями патологии и иррациональности. Он может быть одержим страстью к возвращению в материнскую утробу, в мать — землю, в смерть [плероматический инцест]. Если это всепожирающее и необузданное стремление, его результатом будет самоубийство или безумие [плеромная кастрация]. Менее опасной и менее патологической формой регрессивных поисков единства является стремление остаться привязанным к материнской груди [материнский инцест], к рукам матери или к отцовскому приказу [родительский инцест]. Еще одной формой регрессивной ориентации является деструктивность, стремление преодолеть отдельность в страсти к уничтожению всего и всех [то, что мы называем «замещающими жертвоприношениями»]. Кто‑то может искать единство в желании съесть и присоединить к себе все и всех, то есть, по существу, в переживании мира и всего в нем как пищи [оральная фиксация] [148].

В этом небольшом высказывании Фромм приводит пример для каждого из регрессивных единств, которые являются целью плеромного, материнского, родительского и алиментарно — уроборического инцестов. Однако при этом он прекрасно сознает, что мистическое состояние сатори представляет совсем иной тип единства: ведь мистическое единство является «не регрессивным, найденном в возврате к до — индивидуальной, пред — сознательной райской гармонии [плеромно — уроборическому подсознанию], а единством на новом уровне. Такое единство может прийти только после того, как человек пережил свою отдельность, прошел через стадию отчуждения от себя самого и своего мира, полностью родился. Предпосылкой этого нового единства становится полное развитие рассудка человека, ведущее к той стадии, на которой рассудок больше не отделяет своего обладателя от прямого интуитивного постижения реальности» [148]. Этот факт сейчас настолько ясен, что я просто не понимаю, как его можно дальше игнорировать. А поспешное приравнивание мистика к психотику лишь служит демонстрацией собственного невежества многих психиатров относительно этой тонкой темы.