По направлению к психологии бытия. Религии, ценности и пик-переживания

Замечу, что если эти положения окажутся верными, тогда появляется возможность создания научной этики, естественной системы нравственных ценностей, "высшего апелляционного суда", решающего, что такое "хорошо" и что такое "плохо", что верно, а что неверно. Чем больше мы узнаем о естественных склонностях человека, тем легче нам будет подсказать ему, как стать "хорошим", счастливым, полезным, уважающим самого себя, любящим, способным осуществить все присущие ему возможности. Это равносильно автоматическому решению многих личностных проблем, которые могут возникнуть в будущем. Что нам нужно сделать, так это увидеть личность изнутри – как члена рода человеческого и как конкретного индивида.

Изучение таких достигших самоактуализации людей в значительной мере может помочь нам понять наши ошибки и недостатки и верно определить направление нашего развития. У каждого века, за исключением нашего, был свой идеал. Наша цивилизация отказалась от идеала святого, героя, аристократа, рыцаря, мистика. У нас остался только хорошо умеющий приспосабливаться "человек без проблем", бледный и сомнительный суррогат идеала. Возможно, вскоре мы сможем взять себе в качестве образца для подражания полностью развитое и осуществляющее себя человеческое существо, использующее свои потенциальные возможности на все сто процентов, существо, внутренняя природа которого свободно выражает себя, а не подавляется, калечится или отрицается.

Очень важно, чтобы каждый человек хорошо усвоил горькую истину: любое отступление от родовых добродетелей, любое преступление против своей собственной природы, любое злое деяние (все без исключения!) откладывается в нашем бессознательном и заставляет нас презирать самих себя. Карен Хорни подобрала удачное название этому происходящему в бессознательном процессу восприятия и запоминания; она сказала, что бессознательное "регистрирует". Если мы совершаем постыдный поступок, оно "заносит" его в графу "позор", а если мы делаем что-то честное, благородное или доброе, то оно "заносит" его в графу "почет". Общий итог может быть или "положительным", или "отрицательным" – мы либо уважаем себя и пребываем в ладу с самими собой, либо презираем и считаем себя бесполезными и недостойными любви. Когда-то теологи говорили о грехе отчаяния – несовершения в жизни всего, что человек способен совершить.

Наша точка зрения ни в коей мере не отрицает обычную Фрейдову картину. Она дополняет ее. Если выражаться предельно упрощенно, то можно сказать, что Фрейд дал нам психологию болезни, а мы теперь должны дополнить ее психологией здоровья. Возможно, эта психология здоровья позволит нам управлять нашей жизнью и становиться лучше. Возможно, этот подход будет более эффективным, чем стремление узнать, как "избавиться от болезни".

Каким образом мы можем способствовать свободному развитию? Какие стимулы являются для него наилучшими? Половые? Экономические? Политические? Какой мир нужно нам построить, чтобы в нем росли такие люди? Какой мир построят такие люди? "Больные" люди созданы "больной" цивилизацией; вероятно, "здоровых" людей создает "здоровая" цивилизация. Но не менее истинно и другое: "больные" индивиды делают свою цивилизацию еще более "больной", а "здоровые" – делают свою цивилизацию более "здоровой". Улучшение здоровья человека – это один из подходов к созданию лучшего мира. Иначе говоря, индивид вполне способен сам дать толчок своему развитию; что же касается излечения уже существующего невроза, то оно гораздо менее реально без помощи извне. Осознанная попытка сделать себя более честным человеком является относительно легким делом: куда как труднее излечиться от навязчивой идеи или мании.

При классическом подходе к проблемам личности их понимают как нечто нежелательное. Борьба, конфликт, чувство вины, угрызения совести, беспокойство, подавленность, разочарование, напряжение, стыд, самобичевание, комплекс неполноценности – все эти ощущения причиняют психическую боль, снижают результативность деятельности и являются неконтролируемыми. Поэтому они автоматически рассматриваются как нечто нежелательное, как "болезнь", и "заболевший" индивид подвергается скорейшему "излечению".

Но все эти симптомы обнаруживаются и у здоровых людей или у людей, приближающихся к этому состоянию. Предположим, вы должны ощущать угрызения совести, но не ощущаете. Предположим, вы достигли полного равновесия сил и действительно приспособились. Да, приспособленность и уравновешенность – хорошие качества, потому что они избавляют вас от боли, но, может быть, они имеют и плохую сторону, потому что прекращают развитие в направлении высшего идеала.

Эрих Фромм в своей чрезвычайно важной книге "Человек для себя" (50) подверг резкой критике классическую идею Фрейда о суперэго как совершенно произвольную и релятивистскую. То есть Фрейд предполагал, что ваше суперэго, или сознание представляет собой, прежде всего, интериоризацию желаний, запросов и идеалов ваших отца и матери, кем бы они ни были. А если они являются преступниками? Что у вас за сознание в этом случае? Или если ваш отец – отчаянный морализатор, ненавидящий веселье? Или психопат? Такое сознание существует Фрейд был прав. Мы действительно создаем себе кумиров под влиянием старших, а не берем их из прочитанных позднее школьных учебников. Но в сознании есть и другой элемент или, если хотите, существует другой тип сознания, который, в большей или меньшей степени, всем нам присущ. Это и есть внутренне присущее нам сознание. Основой его является бессознательное и предсознательное восприятие нашей собственной природы, нашей судьбы, или наших способностей, нашего призвания в жизни. Оно настойчиво требует, чтобы мы были честны по отношению к нашей внутренней природе и то ли из слабости, то ли ради удобства, то ли по какой-то другой причине не отрицали ее существование. Тот, кто переступает через свой талант, – торгующий носками прирожденный художник, глупо проживающий жизнь умный человек, человек, знающий истину и молчащий об этом, человек, отдавший предпочтение трусости перед мужеством, – все эти люди в глубине души понимают, что изменили самим себе, и презирают себя за это. Из этого самобичевания может проистекать невроз, но оно может также привести к возрождению мужества, праведного гнева, самоуважения, если за ним последует совершение правильного поступка; короче говоря, боль и конфликт могут вылиться в развитие и совершенствование.

В сущности, я намеренно стираю существующую ныне и так легко проведенную нами границу между болезнью и здоровьем, по крайней мере в том, что касается внешних симптомов. Разве болезнь обязательно должна иметь симптомы? Я утверждаю ныне, что болезнь может и не иметь ожидаемых вами симптомов. Разве у здорового человека не бывает никаких симптомов? Я с этим не согласен. Кого из нацистов, служивших в Освенциме и Дахау, можно считать "здоровыми" людьми? Тех, кто страдал комплексом вины, или тех, кто засыпал с чистой совестью? Разве не должен был человек, по самой сути своей, переживать здесь конфликт, страдание, подавленность, гнев и т.д.?

Короче говоря, если вы мне скажете, что у вас есть личностные проблемы, то пока я не познакомлюсь с вами поближе, я не буду уверен в том, что мне сказать вам: "Хорошо!" или "Очень жаль". Это зависит от многих причин. И эти причины, похоже, могут быть хорошими или плохими.

Примером тому является изменение отношения психологов к таким явлениям, как популярность, приспособляемость и даже преступление. Популярность у кого? Может быть, подростку лучше быть непопулярным среди снобов-оседей или членов местного клуба. Приспособляемость к чему? К плохой культуре? К родителям-тиранам? Что бы вы сказали о "хорошо приспособившемся" рабе? Даже на мальчика, отличающегося плохим поведением, теперь смотрят по-новому, более терпимо. Почему такие ребята преступают общепринятые правила? В подавляющем большинстве случаев ими движут нездоровые мотивы. Но иногда мотивация такого поведения может быть и вполне здоровой – мальчик просто сопротивляется эксплуатации, тирании, невнимательному к нему отношению, презрению и подавлению.