Революция, которую мы ждали

Я думаю, что Тагор выдвигал свою идею в соответствии с этапом развития индивидуального разума. Поскольку мы рождаемся в больном мире, мы заболеваем и у нас развивается невроз, который можно представить как нарост, который первое время помогал нам защититься от окружающей нас в детстве среды. Мы можем называть эту часть разума, что служила нам защитным панцирем, нашим Эго или личностью — название не так важно. Важно понять, что здоровое развитие человека — это не просто физический рост и взросление, а процесс понимания своей ограничивающей личности, который делает возможным (с помощью оздоровляющего и освобождающего самопознания) убрать этот нарост с приходом зрелости. Те, кто достигают этого, знают, что способности, которые они изначально развили как часть своего невроза, не теряются, а просто остаются в распоряжении взрослого освобожденного разума.

Тем самым, надо полагать, не только индустриальное развитие, но и многое из коммерческой и предпринимательской жизни могло бы быть полезно нам в будущем, только уже не ради стремления к безудержной наживе, а на благо общества.

Поскольку я не специалист в этой теме, то не решусь представлять, как мог бы произойти переход существующей технологии из рук патриархальной власти к власти общенародной, или коммерции от погони за прибылью к социальной ответственности, или наращивания экономики в угоду богатым — к распределению по справедливости. Для этого было бы достаточно отказаться от современной убежденности (антисоциалистической и ультралиберальной) в регуляторной функции правительств и найти способ борьбы с коррупцией и превышением экономической власти.

Но я также думаю, что нам нужно быть осторожными с чрезмерным планированием событий, которые должны пройти через эволюционный процесс и диалог, занимающий определённое время и свободный, насколько это возможно, от идеологических догм. И в первую очередь, я верю, что в этом, как и в других вопросах, нам стоит заниматься собственным разумом как гарантией успеха наших действий. Если мы стремимся к гуманизации наших предприятий, ничто не может быть полезнее личностного развития работающих там людей. И если мы хотим когда-нибудь добиться политического здоровья, важнее идеологий будет ситуация, когда политики станут цельными и свободными людьми, эмоционально здоровыми и солидарными. Рассуждая глобально, ни от чего мы не можем ожидать большего в отношении трансформации наших патриархальных институтов, как от изменений сознания людей, которые их составляют.

Как изобретатель очень эффективной и беспрецедентно быстрой методологии, естественно, я ожидаю такого же результата от программы SAT в обучении управленцев компаниями и государственных чиновников, как это было полезно при подготовке терапевтов и учителей, но думаю, что её использование в новых контекстах потребовало бы творческих доработок, и когда я говорю, что готов доказать, что выработал эффективный метод личностного развития, я не пытаюсь претендовать на то, что моя форма работы с группами является единственно возможной.

Недавно Джерри Мандер опубликовал новую книгу^[34] о капитализме, подзаголовок которой воплощает ясность мнения, которое уже становится мнением большинства, начиная от финансового кризиса и заканчивая успешной убедительной кампанией нового мирного движения гражданского неповиновения: «Фатальные ошибки устаревшей системы». Посвятив предпоследнюю из её глав теме «Капитализм или счастье», он заканчивает свою последнюю, двенадцатую, главу тем, что можно назвать наиболее крайним из всех мнений, которые я читал об альтернативах будущего. Мне понравилось, что, как и «Возмущенные», он не опирается на власть и не рассуждает как фанатик какой-либо из идеологий. Он рекомендует нам быть открытыми не только к диалогу, но и к экспериментам с разными экономическими моделями, как китайцы, и из перечисленных им альтернатив мне кажется многообещающей модель кооперативов, в которой владельцами компаний являются её служащие, как в сегодняшней Мондрагонской компании в Испании. Но важнее проекта альтернативного мира наверняка будет план переходного процесса от сегодняшней экономической диктатуры глобальной империи к самоуправлению мирового сообщества, и Росс Джексон пишет об этом в своей книге «Захвати Уоллстрит: Глобальный план развития радикальной и политической реформы», предлагая стратегию, которая объединяла бы в планетарную лигу (Лигу гайанистов) небольшое количество наций вместе с бесчисленными гражданскими организациями и представителями международного сообщества для формирования радикального ядра альтернативной системы со своей собственной организацией торговли, банков, правосудия и других институтов.

Зная о том, что оздоровительная трансформация мира, такая необходимая для нашего коллективного выживания, должна включать новую экономическую практику и даже новую экономическую науку, которая бы не закрывала глаза на то, что коммерческие транзакции представляют собой систему, закрытую от окружающей среды и человеческих потребностей, я склоняюсь к мысли, что первоочередная наша задача состоит не столько в том, чтобы создать новую теорию, сколько в том, чтобы вернуть власть сообществу и поставить на первое место экологию и справедливость, а особенно то, что вынесено в название этой главы, — глобальное сознание, — и этим я хочу обозначить нечто большее, чем манеру думать и даже действовать.

Когда Уиллис Хармон писал книгу, которую я цитировал, самым важным для него изменением сознания во второй половине XX века был переход от материализма к идеализму. В связи с этим ему казалось, что в 1960-е годы происходила «новая Коперниканская революция». Но мне кажется, что такой анализ по-прежнему остается на интеллектуальном или теоретическом уровне, а для сегодняшней публики главное, что поможет увидеть правду, недоступную до недавнего времени, находится за пределами веры, хотя верования обычно сопровождают пробуждение того сознания высшего уровня, которое мы всегда ассоциировали с религией, эзотерикой и определенным типом философии. То, что Хармон наблюдал вокруг себя, за пределами нового идеализма, понятого как философская вера, было пробуждением настоящего интуитивного сознания людей, особенно учитывая коллективное влияние галлюциногенных веществ в 1960-е годы. Только если идеологическое изменение произойдет в результате трансформации самого сознания, у нас будет повод для радости. Но Хармон не ошибался, думая, что такое изменение происходит. Мне тоже кажется, что повышение уровня глобального сознания по-настоящему проявляет себя в последнее время: я вижу, что и дети сейчас намного более развиты, чем дети предыдущих поколений, и люди более чувствительны к восприятию нелепого и болезненного патриархального Эго (системного и индивидуального), с его нарциссическим эгоцентризмом, бессознательной кастрацией, каннибальской пустотой и отчуждением.

Когда я утверждаю, что надежда заключается в глобальном сознании, я имею в виду что-то большее, чем идеи революционной молодежи или их предпочтения в выборе новых предписаний и норм. Конечно, многое будет зависеть от глубины и способности к жертвам во имя солидарности. Но не менее важным будет само сознание, в том смысле, который мы используем, когда думаем о более или менее осознанных личностях, рассуждаем о «путях сознания» или говорим, что Новая эра была «революцией сознания», — смысл, подразумевающий уровни человеческого развития, которые приносят с собой растущую мудрость и способность встать над собственной малостью.

Особенно интересно, что деградация политики в наше время, видимо, происходила одновременно с молчаливым прогрессом сознания (или пробуждением сущности) у значительной части населения, потому что уровень сознания может заражать других, и когда появится определенная критическая масса пробуждающихся людей, мы можем ожидать феномена, который описан как эффект сотой обезьяны, имея в виду наблюдения, сделанные несколько десятилетий назад на одном из японских островов. Обезьянам, которые там жили, полюбились клубни батата, которыми их подкармливали исследователи, но самостоятельно добывать их они отказывались, пока одной из самок не пришла в голову идея помыть клубень в морской воде. Учёным очень повезло: они смогли увидеть, как в определенный момент детеныш начал подражать самке, а там и другие детеныши поняли, как это делать. Наблюдая за рождением нового культурного элемента — феномена коллективного обучения, вследствие которого у обезьян этого острова сформировался новый навык мыть бататы, некоторые исследователи с удивлением утверждали, что когда количество обезьян, умевших мыть бататы, достигло определенного предела, то обезьяны с соседних островов тоже начали мыть бататы, как будто бы это открытие уже не нуждалось в передаче путем наблюдения и имитации^[35].