К вопросу о подсознании (статья)

Рассмотрим теперь чуть подробнее, как связаны между собой сознательный и подсознательный аспекты мышления. Возьмем знакомый каждому случай, когда мы теряем мысль, забываем, что хотели сказать, хотя секунду назад слово "вертелось" на языке. Например, вы собираетесь представить друга, но его имя улетучивается из памяти в тот момент, когда вы хотели его произнести. Вы говорите: "забыл"; на самом же деле мысль стала подсознательной или по меньшей мере моментально отделившейся от сознания. То же случается и с нашими органами восприятия. Если вслушиваться в какой-нибудь еле слышный, но долго тянущийся звук, то будет казаться, что он периодически пропадает и вновь появляется. В действительности, периодически прерывается не звук, а наше внимание.

Когда идея выскальзывает из нашего сознания, она не перестает существовать — так же, как машина, скрывшаяся за углом, вовсе не растворяется в воздухе. Просто она оказалась вне поля зрения. Позже мы опять можем встретить эту машину, как можем и натолкнуться на ранее утерянные мысли.

Таким образом, наше подсознание бывает занято множеством временно угасших образов, впечатлений, мыслей, которые продолжают влиять на наше сознательное мышление, хотя и являются потерянными. Отвлекшийся или рассеянный человек пересекает комнату, чтобы что-то взять. На полпути он останавливается в смущении — он забыл, за чем шел. Он механически, как лунатик, перебирает вещи на столе — хотя первоначальное намерение забыто, оно подсознательно движет им. Наконец он вспоминает, что хотел. Подсознание подсказало ему.

Наблюдая за поведением невротика, кажется, что он действует осознанно и намеренно. Однако, если спросить его, окажется, что он либо не осознавал своих действий, либо имел в виду совсем не то. Он слушает, но не слышит, смотрит, но не видит, знает, но не ведает. Подобные ситуации настолько хрестоматийны, что для специалиста очень скоро становится ясным, что подсознательная часть мышления проявляет себя подобно сознательной; тем самым становится невозможным точно определить, осознанны или нет мысли, речь и действия пациента в такой ситуации.

Именно поэтому многие терапевты воспринимают как явную ложь рассказы истеричных пациентов. Такие люди действительно говорят неправду чаще, чем большинство из нас, однако вряд ли будет правильно называть все их слова ложью. Дело в том, что состояние их разума диктует неопределенность поведения, поскольку их сознание подвержено непредсказуемым затмениям из-за вторжений подсознания. Даже их кожная чувствительность может колебаться аналогичным образом. Подверженный истерии человек, уколовшись иголкой, может не почувствовать этого. Подсознание же пациента будет знать обо всем, что происходит.

Это будет особенно заметно при гипнозе такого пациента. Легко показать, что он помнит все детали происшедшего: и укол в руку, и реплику врача, прозвучавшую при отключившемся уже сознании, — все вспоминается им настолько отчетливо, будто никакой анестезии или забывчивости не было. Я помню одну женщину, привезенную в клинику в состоянии полного ступора. Обретя сознание на следующий день, она не помнила, как она здесь оказалась и почему, какое сегодня число, хотя и осознавала, кто она. Когда же я ввел ее в гипнотическое состояние, она рассказала и как заболела, и как добралась до клиники, и кто дежурил на приеме больных. Все это легко подтвердить документально. Она даже сказала, в котором часу ее приняли в клинику, так как видела часы у входа. Ее память под гипнозом была столь ясна, будто все это время она пребывала в сознании.

Разбирая подобные случаи, мы обычно опираемся на материалы клинических наблюдений. По этой причине многие критики считают, что подсознание со всеми его тонкими проявлениями относится исключительно к сфере психопатологии. Они считают любое проявление подсознательного невротическим или психическим расстройством, не имеющим ничего общего с нормальным состоянием разума. Однако невротические явления вовсе не являются исключительно результатом заболевания. В действительности это не более чем патологическое преувеличение нормальных событий, которое лишь в силу своей преувеличенности более заметно, чем его нормальный аналог. Истерические симптомы можно обнаружить у всех нормальных людей, однако они столь незначительны, что никто их не замечает.

Например, забывание — нормальный процесс, при котором отдельные осознаваемые идеи теряют свою специфическую энергию из-за отвлечения внимания. Когда мы переключаем интерес на что-то, мы тем самым оставляем в тени те вещи, о которых думали ранее. Так луч прожектора, осветив одно место, оставляет другое в темноте. Этого нельзя избежать, поскольку сознание может удержать одновременно ясными лишь несколько образов, причем эта ясность подвержена колебаниям.

Забытые идеи, вместе с тем, не прекращают своего существования. Хотя их нельзя воспроизвести по собственному желанию, они пребывают под порогом сознания, как раз ниже порога памяти, — откуда могут всплыть в любой момент, иногда после многих лет, казалось бы, полного забвения. В данном случае я говорю о ситуации, когдамы видим и слышим что-то вполне осознанно, а впоследствии забываем. Наряду с этим мы видим, слышим, чувствуем запах и вкус множества вещей, не замечая этого либо потому, что наше внимание отвлечено, либо потому, что раздражитель, воздействующий на наши органы чувств, слишком слаб для осознанного восприятия. Тем не менее, эту информацию впитывает подсознание, и подобное подпороговое восприятие играет значительную роль в нашей повседневной жизни. Хотя мы не осознаем этого, оно влияет на наше восприятие событий и людей.

Особенно показателен в этом плане случай, происшедший с одним преподавателем, прогуливавшимся как-то раз за городом со своим учеником. Поглощенный серьезной беседой, профессор вдруг заметил, что в его мысли неожиданно вторгся поток воспоминаний раннего детства. Почему это случилось, он никак не мог понять, ведь ничто из сказанного, казалось, не имело никакой связи с ними. Поглядев назад, преподаватель увидел ферму и понял, что воспоминания нахлынули в тот момент, когда он проходил мимо. Дотошный профессор предложил ученику прогуляться обратно к этому месту. Оказавшись там, он почувствовал запах гусей и мгновенно понял, что именно этот запах пробудил к жизни памятные картины детства.

Ребенком он жил на ферме, где разводили гусей, и их характерный запах с детства врезался ему в память, хотя и был забыт со временем. Проходя мимо фермы, преподаватель услышал этот запах неосознанно, и это подсознательно воспринятое впечатление пробудило давно забытые впечатления детства. Восприятие было неосознанным, потому что внимание было занято другим, и раздражитель не был достаточно сильным, чтобы привлечь внимание и напрямую "достучаться" до сознания. Зато он всколыхнул "забытые" воспоминания.

В таких ситуациях намек играет роль пускового механизма, вызывающего прилив невротических симптомов, как, впрочем, и благоприятных воспоминаний, когда что-то своим видом, запахом или звучанием напоминает обстоятельства прошлого. Вот, например, машинистка в офисе цветущий вид и хорошее настроение. Через секунду у нес раскалывается от боли голова и налицо другие признаки крайнего утомления. Она услышала вдалеке, не осознавая этого, гудок корабля, подсознательно напомнивший ей о мучительном разрыве с любимым человеком, воспоминания о котором она пыталась выбросить из памяти.

Помимо обычного забывания Фрейд описал несколько разновидностей забывания неприятных воспоминаний, с которыми память стремится поскорее расстаться. Как говорил Ницше, там, где гордость непреклонна, память предпочитает отступить. Таким образом, среди утерянных воспоминаний немало таких, чья неосознанность (а значит, и неспособность быть воспроизведенными по желанию) обусловлена их же неприятным и невыносимым содержанием. Психологи называютих "подавленными".

Иллюстрацией на эту тему могла бы послужить секретарша, испытывающая чувство ревности к одному из компаньонов своего руководителя. Раз за разом она забывает приглашать его на совещания, несмотря на то, что в списке участников всегда фигурирует его фамилия. Однако, если спросить ее об этом, она скажет, что забыла или что ее отвлекли, и никогда не признается — даже себе самой — в истинных причинах этой забывчивости.