Темперамент. Характер. Личность

«Глаза ее заблестели, как у ребенка, которому принесли подарок, и она вдруг рассмеялась гортанным звенящим смехом. Так смеются женщины от счастья. Они никогда не смеются так из вежливости или над шуткой. 116 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 418.

Женщина смеется так всего несколько раз в жизни. Она смеется так только тогда, когда что-то затронет самые глубины ее души, и счастье, выплеснувшееся наружу, так же естественно, как дыхание, как первые нарциссы или горный ручей. Когда женщина так смеется, что-то происходит и с вами. И не важно, какое у нее лицо. Вы слышите этот смех и чувствуете, что постигли какую-то чистую и прекрасную истину. Чувствуете потому, что этот смех — откровение. Это — великая, не обращенная ни к кому искренность. Это — свежий цветок на побеге, отходящем от ствола всебытия, и имя женщины, ее адрес ни черта тут не значат. Вот почему такой смех нельзя подделать. Если бы женщина научилась подделывать этот смех, то… из-за нее передрался бы весь свет. Ибо единственное, чего, в сущности, хочет мужчина — это услышать такой вот смех»[117].

Что нового вносит информационная теория эмоций в понимание природы смешного, чувства юмора, реакции смеха? Прежде всего, теория утверждает, что юмор нельзя свести к какому-либо одному все определяющему фактору, будь то агрессивность, чувство собственного достоинства, сострадание и т. п. Только сочетание минимум четырех условий способно привести к возникновению качества «смешного». Какие же это условия?

1. В информационном отношении вновь поступившая информация не просто повышает вероятность разгадки, понимания сложившейся ситуации, но отменяет, перечеркивает ранее сложившийся прогноз. Ярчайший пример тому — структурная схема любого анекдота, о которой мы писали в самом начале главы. Все усилия пер117 Уоррен Р. Я. Вся королевская рать. — Новый мир, 1968, № 9, с. 76-77.

сонажей гоголевского «Ревизора» расположить к себе Хлестакова смешны потому, что ложен их прогноз об его особой миссии. Прагматическое рассогласование (вероятность достижения цели) здесь усугубляется рассогласованием семантическим, что делает это двойное рассогласование особенно «сильнодействующим».

2. Потребность, удовлетворяемая при реакции на смешное, не является устойчиво доминирующей потребностью субъекта. Не может быть смешным успех (или неудача) на пути к удовлетворению главенствующей потребности — материальной, социальной, идеальной и т. п. В сущности, смех есть всегда известное отвлечение от мотивационной доминанты, отход от нее, взгляд со стороны. Вот почему развитое чувство юмора свидетельствует о разнообразии и широте интересов (потребностей) личности, не ограничивающейся достижением только своей основной цели. Юмористическое отношение к происходящему есть результат склонности к созерцанию, ибо человеку, стремящемуся, к прагматически актуальным целям, как говорится, «не до смеха».

3. В чувстве юмора неизбежно присутствует потребность экономии сил. Смешно все избыточное, нерациональное, не соответствующее новым прогрессивным нормам удовлетворения потребностей. Именно поэтому человечество весело расставалось со своим прошлым (К. Маркс). Здесь юмор граничит с остроумием в более широком смысле, как нахождением наиболее простого и экономного решения трудной задачи — научной, производственной, бытовой. Но здесь же юмор граничит и с легкомыслием, с желанием упростить стоящие перед субъектом задачи без достаточных к тому оснований. Ведь потребность экономии сил, движущая изобретательством и совершенствованием навыков, может обернуться и ленью, отказом от достижения труднодоступных целей. Точно так же легкость остроумного решения подчас оказывается мнимой, поскольку субъект недооценил реальную сложность стоявшей перед ним задачи (легкомыслие).

4. Наконец, реакция на смешное связана с неосознаваемыми проявлениями деятельности мозга. Смех возникает стремительно и непроизвольно. Можно попытаться воспроизвести некоторые из его внешних моторных компонентов, но нельзя по своему желанию испытать приступ того внутреннего состояния, которое заставляет нас неудержимо рассмеяться. А как трудно бывает объяснить (следовательно, осознать), что именно и почему оказалось для нас смешным. По-видимому, существует смех, связанный с деятельностью подсознания. Это — примитивный, «утробный» смех, порожденный самодовольным ощущением своего превосходства за счет хорошо автоматизированных навыков и прочно усвоенных норм, в сопоставлении с которыми все новое и непривычное кажется достойным осмеяния. Но гораздо важнее и значительнее юмор как функция сверхсознания, прокладывающего путь в будущее, преодолевающего отжившие и исчерпавшие себя нормы[118]. Именно такой юмор связан с творчеством, с интуицией, с остроумием нетривиальных решений научных и художественных задач. «Науку делают люди веселые,— говорил академик П. А. Ребиндер. — Нытики и пессимисты, как правило, неудачники, ибо они неспособны к творчеству»[119].

118 Симонов П. В. Познание неосознаваемого. — Наука и жизнь, 1980, № 1, с. 60—67.

119 Знание — сила, 1970, № 8, с. 1.

Итак, смех способен дать нам массу важнейших сведений об индивидуальных чертах данного человека. О соотношении сознания, подсознания и сверхсознания в структуре данной личности («глупый» или «умный» смех в описании Достоевского). О мере пристрастия человека к неукоснительному соблюдению социальных норм и заботе о своем престиже («искренность» или «неискренность»). О преимущественном преобладании потребностей «для себя» или «для других» («злобность» или «беззлобность»). О степени ориентации человека на удовлетворение идеально-познавательных потребностей, свободных от материального или карьеристского расчета («веселость»).

Анализ юмора с позиций информационной теории эмоций — дело будущего; возможно, мы посвятим этой теме одну из своих дальнейших работ. Пока же ограничимся этими предварительными заметками о смехе как «самой верной пробе души».

Наука о воспитании и воспитание как искусство

Человек не из одного какого-нибудь побуждения состоит, человек — целый мир, было бы только основное побуждение в нем благородно.

Ф. М. Достоевский

Анализ природы юмора дал нам новые подтверждения справедливости ряда выводов, сделанных на предыдущих страницах. Во-первых, мы смогли уточнить представления о доминирующей потребности. Этот термин оказался многозначным, включающим в себя минимум три явления. Доминирующая потребность может быть ситуативной, сиюминутной. К этому классу относятся многие биологические потребности, требующие немедленного удовлетворения. С другой стороны, существуют потребности, устойчиво доминирующие в иерархии мотивов данной личности, подчас на протяжении всей жизни человека. Мы назвали их главенствующими, стремясь подчеркнуть их отличие от сиюминутных, преходящих доминант. Это— своеобразные «доминанты жизни», которые Павлов отнес к «рефлексам цели», а Станиславский — к разряду «сверхсверхзадач». В результате синтеза ситуативных и главенствующих доминант формируются практические доминанты, непосредственно направляющие поведение. Например, испытывая крайнюю нужду в чем-либо — голод, жажду, усталость, боль и т. д., человек удовлетворяет эти потребности весьма различно в зависимости от своих главенствующих доминант, называемых в просторечии чувством собственного достоинства, долгом, стремлением к справедливости и т. д. Практическая доминанта как вектор, определяющий поведение, близка к понятию установки Д. Н. Узнадзе, хотя автор теорий установки специально не занимался анализом сферы потребностей, не детализировал их конкретное содержание.

Во-вторых, анализ чувства смешного в новом ракурсе обнажил две функции сверхсознания: позитивную и негативную. Негативная функция сверхсознания есть отрицание устаревшего, пережившего себя и утратившего некогда реальный смысл. Именно в этом случае деятельность сверхсознания завершается смехом, и человечество весело расстается со своим прошлым. Благодаря сверхсознанию, устаревшее становится смешным до того, как строгий рассудочный анализ сможет неопровержимо доказать размеры и степень устарения.