Красная книга

Он хотел найти то, в чем нуждался во внешнем мире. Но многократное значение можно найти только в себе, не в вещах, так как многообразие значений не является чем-то таким, что дается одновременно, значения приходят последовательно. Смыслы, которые приходят на смену друг другу, лежат не в вещах, а в вас, претерпевающих столько изменений, и в такой степени, в какой вы участвуете в жизни. Вещи тоже меняются, но если не меняетесь вы, то это проходит незаметным. Но если вы меняетесь, то и содержание мира тоже. Многосторонний смысл вещей становится вашим многосторонним смыслом. Бесполезно постигать его в вещах. И это, возможно, объясняет, почему отшельник ушел в пустыню и постигал вещи, но не себя.

И поэтому с ним случилось то же самое, что и с любым жаждущим пустынником: к нему пришел дьявол со льстивыми речами и ясными рассуждениями, зная верное слово и подходящий момент. Он его искусил его же желанием. И я должен был появиться перед ним, как дьявол, как только принял темноту в себе. Я вкусил земли, испил солнца, и я стал зеленеющим деревом, произрастающим поодаль. (67)

56 В Исправленном Черновике: (Отшельник). День Второй. Утро. (с. 219)

57 В «Философском Древе» (1945) Юнг отметил: «Человек, пустивший корни как вниз, так и вверх, является чем-то на подобие пряморастущего и перевернутого дерева. Цель — не высшие точки, а центр» (CW 13, 333). Также он высказывался по поводу «Перевернутого дерева».

58 1 января 1924 г.

59 В греческой мифологии Гелиос был сыном Солнца, и он пересекал небо на колеснице, запряженной четверкой лошадей.

60 В этот период Юнг занимался изучением гностических текстов, где он нашел исторические параллели к своим работам. См. Альфред Киби Поиск своих корней. Смысл познания. Герметика и алхимия для Г.Юнга и Мари-Луизы фон Франц (Берн, Петер Ланг, 1999).

61 В работе Синхрония и Принцип непричинной связи (1952) Юнг писал: «Скарабей — это классический символ возрождения. Согласно описаниям древней египетской книги Ам-Дуат мертвый Бог-солнце превращается на десятой остановке в Кепри, скарабея, и поднимает ладью до двенадцатой остановки, и молодое солнце восходит на утреннем небе» (CW 8, § 843)

62 Осирис был египетским богом жизни, смерти и плодородия. Сет был богом пустыни. Сет убил своего брата Осириса и разрубил его на части. Жена Осириса, Изида, отыскала его тело, и позже он был воскрешен. Юнг говорит об Осирисе и Сете в Трансформациях и Символах Либидо (1912) (CW 12, § 3$8f). Гор, сын Осириса, был египетским богом неба. Он боролся против Сета.

63 Дальше в Исправленном Черновике: «и я себе ненастоящий, как во сне» (с.228). Христианские отшельники были постоянно на стороже появления Сатаны. Известным примером искушений дьявола была жизнь Афанасия Святого Антония. В 1921 г. Юнг упоминал, что Святой Антоний предостерегал своих монахов, «как искусно перевоплощается дьявол, чтобы привести праведных к падению. Разумеется, Дьявол — это голос одного из проявлений бессознательного отшельника, что встает вопреки насильственному подавлению его природы» (Психологические типы,CW 6, § 82). Жизнь и учения Святого Антония были детально разработаны Флобером в его Испытаниях Святого Антония, работе, с которой Юнг был хорошо знаком (Психология и Алхимия, CW 12, § 59).

64 Инверсия Аристотелевского определения человека как «рационального

животного».

65 См. Юнговское описание Плеромы, с.34/ внизу.

67 Дальше в Черновике и Исправленном Черновике: «Но я увидел одиночество и

его красоту, я постиг жизнь неодушевленного и значение бессмысленного. Я

также понял эту сторону своей многогранности. Поэтому мое дерево росло в

одиночестве и тишине, питаясь от земли, проникая глубоко в нее корнями, и

выпивая солнце тянущимися вверх ветками. Одинокий (чужой) гость вошел в

мою душу. Но зеленеющая жизнь нахлынула на меня. (Поэтому я странствовал,

следуя природе воды.) (с. 235)

Глава 6 Смерть

На следующую ночь(69) я направился к северным землям и очутился под серым небом, где сырой прохладный воздух подернут дымкой. Я пробираюсь к низинам, где слабые потоки, вспыхивая отблесками на широкой глади, текут к морю, где поспешность воды все ослабляется, и всякая сила и стремление соединяется с неизмеримою бескрайностью моря. Деревья становятся редкими, широкие болотистые луговины тянутся вдоль тихих темных вод, горизонт бесконечен и пустынен, завешен седыми облаками. Затаив дыхание и тревожно ожидая, как кто-то дикий украдкой будет спускаться к пене, где и вольется в бесконечность, я медленно следую своему брату, морю. Течение мягко и едва уловимо, но я постепенно приближаюсь к краю, входя в лоно истока, в его безграничное протяжение и неизмеримые глубины. Ниже возвышаются желтые холмы. У их подножия простирается высохшее озеро. Я спокойно иду вдоль холмов, и они раскрываются перед мрачным, несказанно далеким горизонтом, где небо и море растворяются в бесконечности.

Там, на последнем холме, кто-то стоит. На нем — черное мятое пальто; он стоит неподвижно и смотрит вдаль. Я подхожу — он тощий, и его взгляд глубокий и серьезный. Я говорю ему:

«Позволь мне постоять рядом с тобой, темный. Я узнал тебя издалека: лишь один может стоять так, на безлюдном краю земли.»

Он ответил: «Незнакомец, стой, сколько хочешь, если не замерзнешь. Как видишь, я холоден и сердце мое никогда не билось.»

«Я знаю, ты лед и конец; ты — холодное молчание камней и снег на вершинах гор, ты предельный холод внеземного пространства. Я должен прочувствовать это, поэтому и стою рядом.»

«Что привело тебя ко мне, живое существо? Живые сюда не наведываются. Ну, они проплывают печально тесными толпами, все те, что наверху, в стране светлого дня, что ушли, и больше не вернутся. Но живые никогда не приходят сюда. Что ты ищешь здесь?»

«Меня привел сюда мой странный и непредвидимый путь, пока я следовал течению. И так я нашел тебя. Я так понимаю, это твое место, твое законное место?»

«Да, это путь туда, где нет разграничений, где ничто не есть равно или неравно, где все вместе с другим. Ты видишь, что оттуда приближается?»

«Я вижу что-то наподобие темной стены из облаков, плывущей сюда по течению.»

«Присмотрись еще, что ты различаешь?»

«Я вижу массу людей, мужчины и женщины, старики и дети плотно прижаты друг к другу. Между ними лошади, быки и животные поменьше, вокруг толпы роятся насекомые, рядом проплывают леса, несметные увядшие цветы, безжизненное лето. Они уже близко; какие они равнодушные и окоченевшие, их ноги не двигаются, ни одного звука не слышно из их тесных рядов. Они крепко ухватились друг за друга руками и ногами; они глядят по ту сторону и совсем не обращают на нас внимания — огромным потоком проплывая мимо. Темный, это ужасное зрелище.»

«Ты хотел постоять со мной, теперь держись. Смотри!»

Я вижу: «Первые ряды достигли места, где прибой и поток сливаются в неистовое течение. И это выглядит так, как будто волна воздуха сталкивается с потоком мертвых и волнующимся морем, кружа их вверх, разбрасывая их черными клочьями и растворяя в густых облаках тумана. Волна за волной приближается, и каждый раз новая толпа растворяется в черном воздухе. Темный, скажи мне, это конец?»

«Смотри!»

Темное море медленно раскрывается — и оттуда бьет красноватое зарево— как кровь — море крови пенится у моих ног- пучина моря сверкает — как странно я себя чувствую — я что, подвешен за ногу? Кровь и огонь образовывают шар — пелена из дыма извергает красный свет — новое солнце вырывается из кровавого моря и, светясь, катится к крайним глубинами, исчезая под моими ногами. (70)

Я оглядываюсь, я совсем один. Наступила ночь. Как говорил Аммоний? Ночь — время для тишины.