Синхронистичность: акаузальный, связующий принцип

Вероятно, стоит потратить время на то, чтобы более внима­тельно исследовать с этой точки зрения определенны ощу­щения, которые, похоже, указывают на существование психических процессов в том, что принято считать бессозна­тельным состоянием. В данном случае я думаю, в основном, о замечательных наблюдениях, сделанных во время глубоких обмороков, вызванных серьезными повреждениями мозга. Во­преки распространенному мнению, серьезное повреждение го­ловы не всегда вызывает соответствующую потерю сознания. Наблюдающему со стороны раненный кажется апатичным, "находящимся в трансе" и ничего не соображающим. Однако, если говорить субъективно, сознание ни в коей мере не угасает. Чувственная связь с внешним миром в значительной степени ограничена, но не всегда полностью разорвана, хотя, например, шум битвы может неожиданно уступить место "торжественно­му" молчанию. В этом состоянии иногда имеет место особенное и впечателяющее ощущение или галлюцинация левитации, когда раненному кажется, что он поднимается в воздух в том же положении, в каком он находился в момент ранения. Если он был ранен в положении стоя, то он поднимается в стоячем положении, если в положении лежа, то - в лежачем поло­жении, если в положении сидя, то - в сидячем. Иногда ему кажется, что вместе с ним поднимается и окружающая его обстановка - например весь бункер, в котором он находится. Высота левитации может варьировать от нескольких десятков сантиметров до нескольких метров. Исчезает всякое ощущение тяжести. В нескольких случаях раненные думали, что соверша­ют движения руками как при плавании. Если раненный вообще воспринимает окружающую среду, то она, по большей части, является воображаемой, то есть состоящей из образов памяти. В подавляющем большинстве случаев во время левитации раненные пребывают в эйфории. "Веселье, торжественность, восторг, спокойствие, расслабленность, блаженство, надежда, возбуждение - вот слова, которыми описывается это ощу­щение". [163] Янц и Берингер правильно указывают на то, что раненного можно вывести из обморока на удивление легко. Например, достаточно позвать его по имени или прикоснуться к нему. В то же самое время, даже самый ураганный артобст­рел не оказывает на него никакого воздействия.

 Много подобных вещей можно наблюдать в случаях глубо­кой комы, вызванных другими причинами. Я бы хотел привести пример из своего медицинского опыта. Моя пациентка, в правдивости и здравомыслии которой у меня нет оснований сомневаться, рассказала мне, что ее первые роды были очень трудными. После тридцати часов бесплодных усилий доктор решил, что пора применить щипцы. Эта операция была прове­дена под легким наркозом. Женщина получила серьезные пов­реждения и потеряла много крови. Когда ушли врач, ее мать и супруг, все было приведено в порядок, а сиделка захотела покушать, то женщина увидела, как, стоя у двери, она огляды­вается и спрашивает: "Вам что-нибудь еще нужно, пока я не ушла?" Женщина попыталась ответить, но не смогла. У нее было такое ощущение, словно она проваливается сквозь посте­ль в бездонную пропасть. Она увидела, как сиделка бежит к ее кровати и берет ее за руку, чтобы проверить пульс. По тому, как она двигала пальцами взад-вперед по руке женщины, та поняла, что пульс не обнаруживается. Но при этом она чувст­вовала себя в полном порядке и тревога сиделки ее слегка развеселила. Сама она совершенно не была испугана. Это было последнее, что она запомнила, перед тем, как "отключиться . Когда сознание снова вернулась к ней, то она не чувствовала своего тела и его положения, и увидела, что смотрит вниз на комнату с потолка и видит все, что происходит под ней: она увидела саму себя, лежащую на кровати, смертельно бледную, с закрытыми глазами. Рядом с ней стояла сиделка. Врач нервно шагал взад-вперед по комнате и ей показалось, что он расте­рялся и не знает, что делать. У двери столпились ее родст­венники. Ее мать и супруг с испуганными лицами подошли к кровати и смотрели на нее. Она сказала себе, что с их стороны было очень глупо думать, что она собирается умереть, потому что она обязательно вернется к ним. Все это время она осознавала, что у нее за спиной находится великолепный пейзаж, что-то вроде сверкающего всеми красками парка. Осо­бенно ее внимание привлек изумрудно-зеленый луг с короткой травой, который начинался чуть ниже ведущих в парк ворот из кованного железа и тянулся в глубь парка. Была весна и среди стебельков травы то тут, то там виднелись маленькие яркие цветы, которых она раньше никогда не видела. Весь ландшафт сверкал в солнечном свете и все краски были неописуемо яркими. По обеим сторонам покатого луга росли темно-зеленые деревья. У нее сложилось впечатление, что она видит поляну в лесу, на которую никогда не ступала нога человека. "Я знала, что это был вход в другой мир, и что если я повернусь лицом к этому пейзажу, то я могу поддаться искушению пройти в эти ворота и, тем самым, уйти из жизни". Она, собственно, и не видела этот пейзаж, поскольку стояла к нему спиной, но она знала, что он там находится. Она почувствовала, что ничто не удерживает ее от проникновения в парк за воротами. Но она знала, что она должна вернуться в свое тело и не умереть. Вот почему паника врача и беспокойство ее родственников пока­зались ей глупыми и неуместными.

 Когда она вышла из комы, то увидела склонившуюся над ее кроватью сиделку. Ей сказали, что она была без сознания примерно с полчаса. На следующий день, примерно через пятнадцать часов, когда она почувствовала себя лучше, она сказала сиделке о некомпетентном и "истеричном" поведении врача во время ее комы. Сиделка решительно отвергла эту критику, будучи убежденной, что в это время пациентка была совершенно без сознания и потому ничего не могла знать об этой сцене. Только когда женщина описала этот эпизод во всех подробностях, сиделка была вынуждена признать, что пациент­ка восприняла события именно так, как они происходили в реальности.

Можно высказать предположение, что это было всего-на­всего психогенное "сумеречное" состояние, в котором "отколов­шаяся" часть сознания по-прежнему продолжала функцио­нировать. Однако, пациентка никогда не была истеричкой и у нее действительно был сердечный коллапс, за которым после­довал вызванный церебральной анемией обморок, на что ука­зывали все внешние и явно тревожные симптомы. Она действи­тельно была в коме и у нее должно было быть полное "отключение" психики, стало быть, она была неспособна к наблюдению и здравым суждениям. И вот что примечательно: это не было непосредственное восприятие ситуации посредст­вом косвенного или бессознательного наблюдения, она видела всю ситуацию сверху, словно, как она выразилась, "мои глаза были на потолке".

 Действительно, нелегко объяснить, каким образом в состо­янии полного коллапса могут происходить и остаться в памяти столь необычно интенсивные психические процессы, и каким образом пациентка могла воспринимать реальные события со всеми подробностями, если у нее были закрыты глаза. От столь явной церебральной анемии следовало бы ожидать полного блокирования чрезвычайно сложных психических процессов такого рода.

 26-го февраля, 1927 г., на заседании Королевского Меди­цинского Общества, сэр Оклэнд Геддес (Geddes) привел очень похожий случай, с той лишь разницей, что ЭСВ было гораздо более ярко выраженным. Во время состояния коллапса пациент отметил "отрыв" целостного сознания от сознания плотского и постепенный распад последнего на компоненты. Другое соз­нание обладало вполне надежным ЭСВ. [164]

 Эти события показывают, что в обморочных состояниях, в которых по всем человеческим стандартам в обязательном порядке должна временно прекращаться деятельность соз­нания и чувственного восприятия, по-прежнему продолжают существовать воспроизводимые идеи, ощущения и способ­ность к суждению. Сопровождающие это состояние левитация, изменение угла зрения, утрата слуха и общего ощущения тела указывают на смещение сознания, его своеобразное "отде­ление" от тела или от коры головного мозга, которая считается местом обитания феноменов сознания. Если это предполо­жение верно, то мы должны задаться вопросом, не существует ли в нас, наряду с корой головного мозга, какой-нибудь другой нервной основы, способной к мышлению и восприятию, или же психические процессы, происходящие во время потери созна­ния, являются синхронистическими феноменами, то есть собы­тиями, причинно не связанными с органическими процессами. От этой последней возможности нельзя просто так отмахнуть­ся, принимая во внимание существование ЭСВ, то есть незави­симого от пространства и времени восприятия, которое не может быть объяснено как процесс в биологическом слое. Там, где с самого начала нельзя говорить о чувственном восприятии, вряд ли можно говорить о чем-то другом, кроме синхронистичности. Но там, где существуют пространственные и временные условия, которые делают сознательное восприятие возможным в принципе, а отключенной является только деятельность сознания или кортикальная функция, и где, как в нашем примере, тем не менее имеют место феномены сознания типа восприятия и суждения, тогда вопрос о существовании нервной основы вполне может стоять на повестке дня. Практически аксиомой является мнение, что сознательные процессы связаны с корой головного мозга, и что нижние центры содержат в себе только рефлекторные цепи, которые сами по себе являются бессознательными. Это особенно верно по отношению к симпати­ческой нервной системе. Поэтому насекомые, у которых вообще нет спинномозговой нервной системы, а есть только двойная цепь нервных узлов, считаются рефлекторными автоматами.