Исследования истерии

Гипноз. Вчера вечером она неожиданно догадалась, почему увиденные зверьки вырастают в ее воображении до гигантских размеров. Впервые это случилось с ней при посещении театра в Д., где на сцене присутствовала огромная ящерица. Вчера это воспоминание тоже терзало ее [36].

Она снова начала цокать языком из–за того, что вчера у нее появились боли в подчревной области, и она старалась сдержать стоны. О том, что послужило истинным поводом для появления склонности цокать языком, она не знает. Кроме того, она вспоминает, что я велел ей выяснить, отчего у нее появились боли в желудке. Однако сама этого понять не может и просит меня помочь ей. Я спрашиваю, не приходилось ли ей после сильного возбуждения принимать пищу против своей воли. Она отвечает утвердительно. После смерти мужа она надолго утратила аппетит и принимала пищу только из чувства долга, вот тогда у нее и появились впервые боли в желудке. Я устраняю боли в желудке с помощью нескольких поглаживаний в надчревной области. Тут она неожиданно начинает говорить о том, что волнует ее больше всего: «Я сказала, что не любила малышку. Но я хочу добавить, что по моему обращению это было незаметно. Я делала все необходимое. Сейчас я упрекаю себя лишь в том, что старшенькая мне милее».

14 мая. Она здорова и весела, спала почти до восьми часов утра, жалуется лишь на слабые боли в области лучевого нерва руки, на головные и лицевые боли. Речь ее в состоянии гипноза становится все более осмысленной. Сегодня она почти не упоминает о том, что вызывает у нее ужас. Она жалуется на боли и отсутствие чувствительности в правой ноге, рассказывает о том, что в 1871 году перенесла подчревное воспаление, а затем, когда она, едва поправившись, выхаживала больного брата, у нее появились боли, которые временами вызывали даже паралич правой ноги.

Во время гипноза я спрашиваю, чувствует ли она себя способной вернуться к светскому образу жизни или по–прежнему испытывает сильный страх. Она отвечает, что ей все еще становится не по себе, когда кто–нибудь стоит позади нее или вплотную к ней, и присовокупляет рассказ о других случаях, связанных с неприятными сюрпризами, которые устраивали ей особы, неожиданно возникавшие поблизости. Однажды на острове Рюген[7] она прогуливалась с дочерьми, как вдруг из–за кустов появились два человека подозрительной наружности и нанесли им оскорбление. Во время вечернего променада в Аббации из–за камня выскочил нищий и бросился перед ней на колени. Должно быть, это был безобидный сумасшедший; затем она рассказывает о том, как ее напугало ночное вторжение в ее уединенный замок.

Впрочем, нетрудно заметить, что боязнь людей очевидным образом обусловлена травлей, которой она подвергалась после смерти мужа [37].

Вечером. Кажется она очень веселой, но встречает меня восклицанием: «Я умираю со страху, о, я вряд ли смогу вам об этом сказать, я ненавижу себя». В конце концов, я узнаю, что ее посетил доктор Брейер и она задрожала от страха при его появлении. Когда он это заметил, она заверила его, что это не более чем эпизод, и, памятуя обо мне, испытала сожаление из–за того, что не смогла сохранить в тайне остатки прежней пугливости! На днях мне не раз приходилось замечать, насколько строго она к себе относится, с какой готовностью укоряет себя за малейшую оплошность – за то, что салфетки для массажа не лежат на своем обычном месте, за то, что у нее под рукой нет газеты, которую мне следует прочесть, пока она спит. Под первыми, самыми верхними пластами мучительных воспоминаний обнаруживается ее необычайно совестливая, склонная к самоуничижению личность, которой я, словно перефразируя древнюю поговорку «minima non curat praetor» [38], втолковываю в бодрствующем состоянии и под воздействием гипноза, что между добром и злом может уместится целое множество незначительных нейтральных обстоятельств, за которые никто не должен себя упрекать. Полагаю, она внимает этим поучениям ненамного охотнее какого–нибудь средневекового монаха–отшельника, готового узреть перст божий и происки дьявола в самом ничтожном происшествии, имеющем к нему отношение, и не способного даже на миг вообразить хотя бы одно местечко на свете вне связи со своей особой.

В состоянии гипноза она дополняет свои жуткие образы кое–какими деталями (например, окровавленными головами на гребне каждой волны в Аббации). Я повторяю поучения, которые адресовал ей в бодрствующем состоянии.

15 мая. Она спала до половины девятого, но под утро разволновалась и при встрече со мной у нее заметен легкий тик, она цокает языком и говорит с запинками: «Я умираю от страха». На мои расспросы она отвечает, что пансион, в который поместили ее детей, расположен на пятом этаже и добраться до него можно на лифте. Вчера ей захотелось, чтобы дети спускались тоже на лифте, а теперь она упрекает себя за такое желание, поскольку лифт не вполне надежен. Так сказал сам владелец пансиона. Известна ли мне история графини LLL, которая погибла в Риме в результате подобного несчастного случая? Мне известен лишь пансион, и я осведомлен о том, что лифт является собственностью владельца пансиона; трудно поверить, что человек, расхваливающий свой лифт в рекламе, может лично предостерегать от попытки им воспользоваться. Мне кажется, что все объясняется искажением воспоминаний под влиянием страха, я делюсь с ней своим мнением и без труда убеждаю в фантастичности ее опасений, которые кажутся теперь ей самой смешными. Вот поэтому мне и не верится, что в этом заключалась причина ее страха, и я намереваюсь расспросить ее об этом в гипнотическом состоянии. Во время массажа, который я провожу сегодня после многочисленных перерывов, она рассказывает разрозненные, едва связанные между собой истории, каковые, впрочем, могут оказаться былью, как, например, история о жабе, найденной в подвале, история об эксцентричной матери, странным образом ухаживающей за своим ребенком–идиотом, история о женщине, оказавшейся в сумасшедшем доме из–за меланхолии, и позволяют судить о том, какие мысли приходят ей в голову, когда на душе у нее неспокойно. Облегчив душу благодаря этим историям, она заметно оживляется, рассказывает о жизни в своем поместье, о своей дружбе с выдающимися людьми из Северной Германии и немецких областей России, так что мне довольно трудно совместить эту неуемную деятельную жизнь с образом столь нервной дамы.

Во время гипноза я спрашиваю, из–за чего она беспокоилась сегодня утром, и на этот раз она не упоминает о своих опасениях по поводу лифта, а сообщает, будто боялась, что у нее опять начнутся месячные и ей снова придется пропустить массаж [39].

Пожалуй, далее я поведаю о том, как у нее появились боли в ногах. Все начинается точно так же, как накануне, затем она рассказывает о нескольких случаях, связанных с мучительными и уязвляющими переживаниями, при которых у нее возникали боли в ногах и под влиянием которых эти боли всегда усиливались до такой степени, что приводили даже к двустороннему параличу ног с потерей чувствительности. Когда она ухаживала за больным, у нее впервые появились и боли в руках одновременно с судорогами затылочных мышц. О «судорогах» мне известно лишь то, что им предшествовало странное беспокойство вкупе с дурным настроением, при котором затылок у нее «схватывает льдом», конечности коченеют и ноют от холода, она не может произнести ни слова и находится в полной прострации. Это продолжается от шести до двенадцати часов. Мне не удается выявить реминисцентную сущность этого синдрома.

Наводящие вопросы о том, не хватал ли ее за шиворот брат, за которым она ухаживала, когда сознание его было помрачено, она отвечает отрицательно; она не знает, откуда взялись эти припадки [40].

Вечер. Она очень весела, выказывает великолепное чувство юмора. С лифтом все обстояло, конечно же, не так, как она мне рассказывала. На лифте разрешено только подниматься. Она засыпает меня вопросами, в которых нет ничего патологического. У нее были мучительные лицевые боли, боли в руке со стороны большого пальца и в ноге. По ее словам, она ощущает онемение и лицевые боли, когда подолгу сидит без движения или пристально смотрит в одну точку. Если ей приходится поднимать тяжелые вещи, у нее начинают болеть руки. В ходе осмотра правой ноги отмечается довольно хорошая чувствительность бедра, ярко выраженная анестезия голени и стопы, менее значительная в области таза и поясницы.