Детский психоанализ

Одной из моих маленьких пациенток, Эрне, едва минуло шесть лет, когда началось ее лечение. Она страдала тяжелым неврозом навязчивых состояний, замаскированным паранойей, которую удалось разоблачить только по прошествии многочисленных сеансов. В своих играх Эрна нередко назначала меня на роль ребенка, тогда как сама она играла наставнические роли. Я подвергалась всяческим воображаемым истязаниям и унижениям. Если кто-либо из взрослых персонажей в игре обращался со мной более милосердно, то его доброта все равно оставалась просто-напросто притворством, если не ловушкой. Параноидальные черты также проявлялись в следующем: в игре за мной постоянно велась слежка, люди догадывались о моих мыслях, отец объединялся против меня с матерью, короче говоря, я была все время окружена преследователями. В роли ребенка уже я должна была также непрерывно выслеживать и третировать окружающих. Иногда Эрна, в свою очередь, сама исполняла роль ребенка. В этом случае игра заканчивалась таким образом: она избегала преследований (во всех этих случаях «ребенок» был очень мил), становилась богатой и могущественной, ее делали королевой, и она жестоко мстила своим гонителям. Когда ее садизм получал удовлетворение в этих фантазиях, совершенно освобожденных от любого вида подавления (все это имело место только после длительного аналитического периода), реакция проявилась в форме тревоги, глубокой депрессии и огромной психической усталости. Она показала в своей игре, что не в силах больше выносить столь ужасающее притеснение, что в свою очередь проявлялось в целом ряде тяжелых симптомов. [22] В фантазиях этого ребенка любые роли сводились к единой формуле, распадающейся на две антагонистичные части: на преследующее Супер-Эго и, соответственно случаю. Оно или Эго, которые подвергалось одинаково серьезной опасности.

Во всех этих играх исполнение желаний воспроизводилось преимущественно в попытках Эрны самоиндетифицироваться с наиболее могущественными персонажами с целью обуздать собственный страх перед преследованием. Измученное Эго старалось переориентировать или заставить Супер-Эго ошибиться, чтобы помешать ему осуществить свои угрозы и полностью раздавить Оно. Эго даже попыталось завербовать переполненное садизмом Оно и привлечь его на службу Супер-Эго, — все с целью объединиться с ним в борьбе против общего врага, что потребовало расширенного использования механизмов проекции и замещения. Когда Эрна играла роль жестокой матери, врагом был гадкий ребенок; когда она сама была преследуемым ребенком, вскоре обретавшим могущество, врага представляли злые родители. В каждом случае для Эго существовали веские причины прилагать заметные усилия к тому, чтобы оправдать в глазах Супер-Эго использование оголтелого садизма, а затем под благовидным предлогом пуститься «во все тяжкие». Заключение такого «контракта» должно было позволить Супер-Эго предпринять борьбу против врага, как будто речь шла об Оно. Тем не менее, Оно втихую продолжало преследовать цели в основном садистического удовлетворения, а объекты всегда оставались примитивными объектами. Нарциссическое удовлетворение, в равной мере означающее победу Эго как над внешними врагами, так и над внутренними, соответствовало также стремлению утихомирить Супер-Эго, и, следовательно, снизить уровень тревоги, каковому действию придавалась особая ценность. В менее экстремальных случаях подобный пакт между двумя силами может сработать и привести к относительному успеху: например, можно было оставаться недоступным наблюдению внешнего мира или не переходить к патологическим манифестациям. Но в случае Эрны, провал был полный по причине двоякого чрезмерного садизма, исходящего и от Оно, и от Супер-Эго. В последствии Эго добавило свои усилия к усилиям Супер-Эго, и попыталось, наказывая Оно, достичь некоторого удовлетворения, но это привело лишь к еще более непереносимому поражению. Реакции мощной тревоги и раскаяния беспрерывно прорывались наружу, подтверждая, что никакое двойственное исполнение желаний не может поддерживаться длительное время.

Следующий пример показывает, что в случаях, аналогичных тому, что наблюдался у Эрны, возможны различные тактики поведения по отношению к трудностям.

Джордж, которому также исполнилось шесть лет, в течение нескольких месяцев рассказывал мне о своих фантазиях, в которых фигурировал могущественный главарь банды, состоящей из жестоких охотников и диких зверей. Он сражался против врагов, равным образом владевших дикими животными, которые им помогали, мальчик одерживал над ними победу, а затем убивал с жестокостью. Зверье потом пожиралось. Битва не прекращалась никогда, так как без конца возникали все новые и новые враги. Значительное число психоаналитических сеансов позволило выявить у этого ребенка помимо невротических черт, отчетливые паранойяльные характеристики. Джордж все время ощущал себя, причем вполне осознанно [23] загнанным в угол и беззащитным перед волшебниками, колдунами и воинами, но в противоположность Эрне он пытался защититься от них, прибегая к помощи других персонажей — спасителей, творений, отметим особо, стопроцентно фантастических.

В этих фантазиях, исполнение желаний осуществлялось на манер до известной степени схожий с тем, что мы обнаруживаем в играх Эрны. У Джорджа Эго также изыскивало возможности отторгнуть тревогу, благодаря самоидентификации с наиболее сильной частью в своих фантазиях о могуществе. Джордж пытался также усмирить Супер-Эго, превратив противника в «злого» врага. Тем не менее, садизм не был у него настолько подавляющим фактором, как у Эрны, так что даже первичный садизм, хотя и поддерживал его тревогу, все же оставался не так тщательно скрываемым. Эго наиболее полно идентифицировалось у него с Оно и в меньшей степени было расположено к объединению с Супер-Эго. Столь явное исключение реальности устраняло тревогу. [24] Осуществление желаний однозначно восторжествовало у него над познаванием реальности — тенденция, которая согласно Фрейду является одним из признаков психоза. В фантазиях Джорджа, выручающие персонажи играли вполне определенную роль, именно эта особенность отличала его тип персонификации от того, что представал в игре Эрны. Его игры позволяли ему вывести на сцену три главные силы: роль Оно, роль преследующего Супер-Эго и роль спасающего Супер-Эго.

Рита, еще одна моя маленькая пациентка в два года и девять месяцев от роду, применяла игру, которая может послужить прекрасным примером людической активности детей с тяжелым обсессивным неврозом. После откровенно навязчивого ритуала закутывания она укладывала свою куклу в кроватку спать, а рядом с ней ставила слона. Слон должен был помешать ее «ребенку» проснуться, в противном случае он мог бы пробраться в спальню родителей и либо причинить им вред, либо украсть что-нибудь. Слон (отцовское имаго) должен был исполнять роль «преграды». В сознании Риты, благодаря интроекции, отец уже исполнял эту преграждающую роль с того времени, как между пятнадцатью месяцами и двумя годами она захотела узурпировать место матери рядом с ним, похитить у нее ребенка, которым та была беременны, избить и кастрировать отца и мать. Реакции гнева и тревоги, которые последовали за наказанием «ребенка» в ходе данной игры, показывали, что мысленно Рита разыгрывала две возможных роли: власти, которая выносит приговор, и ребенка, который наказанию подвергается.

В данной игре осуществляется одно единственное желание: слону удается-таки предусмотрительно помешать «ребенку» проснуться. В ней также можно усмотреть два основных «персонажа»: куклы, которая воплощает Оно, и персонаж устрашающего слона, который представляет Супер-Эго. в данном случае исполнение желаний состоит в поражении, которое потерпело Оно под натиском Супер-Эго. Такое осуществление желаний и разделение действий между двумя персонажами зависят одно от другого, поскольку игра представляет собой борьбу между Супер-Эго и Оно, способную при тяжелых неврозах практически полностью подчинить себе все психические процессы. В игре Эрны мы встречали те же самые персонификации: в ней действовало доминирующее Супер-Эго, и начисто отсутствовал образ помощника. Но если для Эрны исполнение желаний состояло в заключении пакта с Супер-Эго, а для Джорджа, главным образом, в том вызове, который Оно бросало Супер-Эго (тут же открещиваясь от реальности), у Риты это приводило к проигрышу Оно перед Супер-Эго. Подобное господство Супер-Эго поддерживалось весьма тщательно, и стало возможным только благодаря тому, что уже была проделана определенная аналитическая работа. Экстремальная жестокость Супер-Эго изначально мешала любым проявлениям фантазии. Рита была не в силах воплотить свои фантазии в играх, сродни тем, что были описаны выше, прежде чем Супер-Эго не умерило свою жестокость. По сравнению с предыдущим периодом, когда игра была подавлена полностью, это означало существенный прогресс, так как впредь Супер-Эго перестало довольствоваться одними ужасающими и не воспринимаемыми угрозами, и была совершена попытка, хотя и по-прежнему при помощи угроз, но все-таки помешать исполнению запретных действий. Провал в отношениях между Супер-Эго и Оно открыл возможность для усиленного уничтожения импульсов, которые прежде вбирали всю энергию субъекта без остатка, что так характерно для протекания тяжелого невроза навязчивых состояний у взрослых пациентов. [25]