Как устоять в любви

Поскольку эмоции являются тем, что определяет и открывает сущность моего "я", то я по необходимости должен открывать свои чувствования в момент наибольшего раскрытия, "прояснения" себя. Именно то, что я поделюсь с вами моими чувствами, даст вам счастливую возможность по-новому узнать меня, по-новому узнать и самих себя и так или иначе измениться под влиянием этих новых знаний. Возможно, это произойдет в контексте проявления любви с моей стороны по отношению к вам, но так или иначе это будет нечто чувственное или эмоциональное, что будет нести в себе заряд моего "я", передавать часть моего личного мироощущения. До тех пор, пока я не открываю вам моих чувств, вы лишь "проецируете" в отношении меня эмоции, принадлежащие вам самим. Например, если я расскажу вам о какой-либо моей неудаче, не описывая при этом достаточно подробно мои переживания, связанные с ней, то вы будете представлять мою реакцию по аналогии с вашей собственной, окажись вы в подобной ситуации, но это всегда будет непохожим на то, что испытывал я сам. Если я не раскрою перед вами всей глубины моих переживаний, то вам никогда не удастся узнать, что же происходит во мне, и вы не сможете пережить жизненного "пика", о котором здесь идет речь.

Почему эти жизненные "пики" оказывают такое глубокое воздействие? Прежде всего потому, что отношения с самыми близкими людьми оказывают на нас трансформирующее влияние. Жизненные "пики" в общении с ближними как бы вливают новую жизнь в отношения. Когда вы открываете мне что-либо о вас, часть вас самих, ваши реакции на какие-то обстоятельства, ваши психологические травмы, полученные в результате тех или иных неприятностей, открываете вашу нежность или опасения и страх, словом то, о чем я до этого и не знал, мне в гораздо большей мере проясняется глубина вашего "я", тайна вашей личности. Я перестаю воспринимать вас как некую истину, не требующую доказательства, и оставляю наивную веру в то, что я знаю вас настолько хорошо, что нового уже не будет, как если бы вы совершенно не менялись с тех пор, как я впервые узнал и полюбил вас.

Во-вторых, эти моменты "пиков" помогают мне выходить за пределы моих обычных рамок. Пока я нахожусь внутри меня самого, для меня нет надежды на изменения. Это так же верно, как старое изречение, что мы не можем научиться ничему, пока мы говорим, а только тогда, когда слушаем. Заключиться в самом себе означает жить в маленьком, пустом и безнадежно скучающем мире, население которого состоит из одного человека. Здесь нет настоящего взаимодействия, а следовательно, нет ни роста, ни изменений. Когда вы открываете мне глубины ваших переживаний, вашего "я", это является для меня приглашением оставить свою занятость исключительно самим собой. Это призыв ко мне оставить скучное однообразие, производимое занятостью только самим собой. Когда это случается, то есть когда я выхожу за границы своего "я", дверь за мной захлопывается. Я уже никогда не смогу вернуться в этот жесткий, фиксированный, маленький мир. Возможно, такая драматизация рисует жизненный пик слишком апокалиптично, а изменения, которые возникают в результате его, могут показаться неправдоподобно резкими и глубокими. На самом деле изменения всегда происходят медленно, но сам факт изменений и надежда на трансформацию личности, тем не менее, вполне реальны.

Жизненный пик общения можно сравнить с ситуацией человека, который целыми днями оставался дома один. Пока он был там, он ощущал полную безопасность. Не было никакой необходимости как-то взаимодействовать с другими людьми, которые могли бы ему чем-то угрожать или наносить какие-то душевные раны. Он знает, где что лежит, – вот ночная лампа, вот ванная, вот одеколон и т.д. В этом своем мирке человек максимально защищен от любых неприятностей. Однако целый мир за пределами его маленькой квартиры для него потерян. Человек вроде бы живет, но не в полной мере. Он ходит, видит и дышит, но это не есть настоящая жизнь. И вот однажды человек выглянул в окно и увидел другого человека, который в этот момент испытывал сильное эмоциональное переживание. Это представляется столь интересным, столь захватывающим, что наш герой забывает о всех своих страхах. Он отпирает дверь и выходит навстречу другому человеку, и в этот момент любви и освобождения он вдруг реально узнает о существовании другого мира. Он полной грудью вдыхает свежий воздух. Солнечный свет и тепло впервые изливаются на него. И затем он узнает нечто еще. Заключенная в нем жизнь раздвинула свои границы. Он никогда не сможет вернуться обратно, остаться таким же, каким он был прежде, вести то же самое обедненное, ограниченное существование. Он больше не подходит для своего прежнего мирка, и все это только потому, что он вышел за пределы самого себя навстречу кому-то другому, вышел самым настоящим глубоким образом. Все прежние изменения его мира, его положения и предрассудки, которыми он в той или иной степени жил, разом рухнули.

В пробуждении к жизни в момент жизненного пика люди всегда переживают драматические изменения, так как начавшиеся между ними новые отношения требуют все новой глубины и интенсивности. Возникает совершенно новая перспектива, в которой каждый видит другого.

Позвольте мне теперь поделиться моим собственным опытом такого рода. Около пяти лет назад врачи сообщили нашей семье, что наша уже пожилая мать, по всей вероятности, больна раком печени, который уже неоперабелен, и что нам следует ждать ее кончины. Для подтверждения диагноза врачи предложили небольшую диагностическую операцию, на которую мы согласились. Вечером накануне операции я в осторожной форме сказал матери о ее состоянии с тем, чтобы она могла встретить тайну смерти по-настоящему. Я сидел на краешке больничной койки, нервничал, но все же спросил, не хочет ли она исповедываться. В Католической Церкви члены семей священников обычно исповедываются и причащаются у какого-нибудь другого священника. Однако из-за того, что моя мать жестоко страдала от артрита, получилось так, что в последние годы я поневоле стал ее духовником, и случилось это лет за десять до описываемого здесь.

Я также должен сказать, что был младшим из трех детей моей матери, ее "маленьким". И я всегда чувствовал это слово в ее голосе, когда она говорила со мной, и в выражении ее лица, когда она видела меня. За одним лишь исключением – когда она произносила свои "ангельские" исповеди. В этот момент я становился для нее "отцом", "батюшкой". В этот момент она совершенно менялась в результате своей веры в меня, как представителя Бога. Из ее голоса совершенно исчезали малейшие нотки обращения к "маленькому".

Итак, вечером накануне операции я услышал то, что могло быть, как я тогда думал, ее последней исповедью, и как всегда это было так свято, что для меня это было уроком скромности и самоуничижения. В заключение я как всегда сказал ей, что я передаю Богу ее раскаяние, а ей Божественное прощение. В меру моих способностей быть и с ней, и с Богом, я чувствовал также, что должен передать ей некую Божественную весть, что-то такое, что Бог хотел бы сказать ей в этот момент, когда она готовилась предстать лицом к лицу со смертью. Я сказал: "Спасибо тебе. Спасибо тебе за все ночи, которые ты провела у постели больных детей, за все безмолвные молитвы, которые ты возносила о них, за все чашки холодной воды, которые ты терпеливо подавала, за одежду, которую ты шила и латала, за все бутерброды, которые ты готовила и завертывала в вощеную бумагу. Спасибо за все, что ты..." Она слушала внимательно и почти покорно, ведь я был ее "отец".

После разрешительной молитвы я опять стал ее ребенком. Она нежно обняла мою голову и нежно положила ее на свое плечо. Затем она приблизила губы к моему уху: "Джон, – сказала она, – не печалься обо мне. Если это произойдет не завтра утром, то в какое-нибудь другое утро, если не в этом году, то в каком-нибудь другом году. Да и папа уж так давно ждет меня. Я уже и сейчас вполне готова повстречаться с ним. А ты, ты призван к прекрасной жизни для Бога и для людей, которым ты служишь. Если ты будешь слишком печалиться обо мне, это будет отвлекать твой ум и твое сердце от твоей работы. Не позволяй этого, не печалься обо мне. Помни, если это случится не завтра утром, это случится в какое-нибудь другое утро, и если не в этом году, так в следующем. Не печалься обо мне". И она поцеловала меня.