Психология внимания

Таким образом, объяснение причинных явлений в мире психическом, по Вундту, носит целевой или теологический характер. Психическая причинность далее ничем не объясняется. Наша активность является активностью какой-то внутренней силы, в нас заложенной. Такое идеалистическое понимание психической деятельности для нас, конечно, совершенно недопустимо…

Другой представитель эмпирической психологии более позднего периода, а именно американский психолог Э. Титченер, в противоположность Вундту, определяет внимание как свойство ощущения, как «сенсорную ясность». Эта сенсорная ясность, т. е. выступление того или другого ощущения с большей или меньшей силой, по мнению Титченера, есть одно из основных свойств ощущения, подобно таким свойствам, как качество, интенсивность и длительность. Он пишет:

Титченер считает, что ясность ощущения обусловливается нервным предрасположением, тогда как качество ощущения обусловливается нервной дифференциацией. Хотя определение Титченера и является на первый взгляд прямой противоположностью вундтовскому пониманию, но в них есть общие черты. Титченер подчеркивает биологический характер внимания, он как будто отрицает активность личности вместо особого принципа апперцепции, введенного Вундтом, он пишет о ясности как простом свойстве ощущения. Но это свойство выражает ведь преобладание ощущения в сознании, т. е. не внешнее, а внутреннее его качество, зависящее от субъекта, от «предрасположения» его нервной системы. Подчеркивание нервного момента в ясности, т. е. во внимании, является, конечно, ценным. Но объяснения этому «предрасположению» Титченер не дает. Он скорее описывает, чем объясняет явление. К тому же личность и ее активность как бы совсем исчезают. Поэтому и описание Титченера имеет в значительной степени механистический характер.

Также якобы биологический характер носит определение внимания у известного психолога Эббингауза. Последний считает внимание выбором или отбором, получающимся в результате поддержки одного нервного возбуждения и торможения всех остальных [153]. Такое объяснение могло бы быть принято, если бы были выяснены причины, отчего происходит поддержка этих возбуждений и торможение других. Но это объяснение должно было бы опираться на правильное понимание личности человека, личности, живущей в определенных социальных условиях и специфически выражающей определенные классовые интересы. Такое понимание чуждо буржуазной психологии.

Другой представитель так называемой «эмпирической психологии», Георг Мюллер, считал недостаточным понимание внимания только как свободного протекания возбуждений и торможения всех прочих возбуждений. Он полагал, что раздражение вызывает возбуждение, доходящее до коры больших полушарий, затем возбуждение идет обратно к периферии, к органу чувств, чем это периферическое раздражение поддерживается и усиливается. Таким образом, внимание является как бы «сенсорной поддержкой» ощущения. Внимание понимается Мюллером, следовательно, как какой-то добавочный механизм. Трудно пока утверждать что-нибудь вполне определенное об этой гипотезе. Но если даже мы имеем какое-то добавление или усиление к наличному ощущению, все же не оно составляет сущность внимания. Ведь это «сенсорное добавление» будет поддерживать уже отобранные впечатления, и, следовательно, вопрос снова, как и у Эббингауза, сводится к процессу отбора или выбора впечатлений.

…Если мы обратимся к нашим советским психологам, то и здесь найдем самое разнообразное понимание и самую различную трактовку понятия внимания. Возьмем хотя бы для начала определение П. П. Блонского в его «Психологических очерках». Подчеркнув, что выражение внимания и страха почти одинаково, что «внимание и страх — два слова, обозначающие один и тот же моторный симптомокомплекс», только страх более интенсивно выражен, что «страх с этой точки зрения есть максимально выраженное внимание»; отметив затем все же, что страх есть эмоция, чувство, а во внимании элемент чувства отходит на задний план, П. Блонский определяет далее внимание как «преобладание симнатикотонических рефлексов над ваготоническими», как «максимальное бодрствование» [154]. Трудно придумать большее биологизирование психического, отрицание его специфики. Всякое содержание психической деятельности совершенно исчезает, и получается чисто формальное определение, связанное даже с биологической точки зрения с нашими низшими функциями, даже не с корой больших полушарий, а с вегетативной нервной системой. Впрочем, на этом не может остановиться и сам автор, и он должен сейчас же добавить, что «внимание есть преимущественно кортикальное явление». Из этого противоречия он пытается в дальнейшем выйти путем признания того, что «внимание, вероятно, есть по своему происхождению подкорковый процесс, а по самому своему существу в развитом виде — кортикальный процесс». Однако и это мало спасает данное определение, так как даже активное внимание Блонский понимает чрезвычайно биологически и механистически. Так, по его мнению, «когда мы говорим об активном внимании, мы, собственно говоря, имеем в виду определяемость установки органов чувств мыслью» [155]. Итак, наше активное внимание есть просто только определенная «установка» органов наших чувств. Чрезвычайно куцее и до крайности биологическое определение внимания! В сущности, само внимание как таковое совсем исчезает.

Совсем другое определение внимания дает К. Н. Корнилов. Правда, он также исходит из установки или рабочей позы организма, также выделяет как один из основных моментов установку органов чувств. Он считает, что «объективно это обычно выражается в необходимом приспособлении тех или иных органов тела для наилучшего восприятия объекта». Однако этим внимание не ограничивается, субъективно оно сводится прежде всего к выделению данного объекта из ряда других или, как называют иногда некоторые из психологов, к ограничению поля сознания и затем к интенсивному сосредоточению мыслей на данном объекте, для того чтобы наиболее ясно и отчетливо воспринять его. Мы не склонны были бы понимать выбор лишь как субъективное состояние и противопоставлять «установку» и внимание как две «стороны» одного и того же процесса. Нам кажется, что выбор выражается и в установке как проявлении этого выбора, а вовсе не является только «субъективной стороной» внимания. Но и само понимание выбора, а с ним вместе и всего процесса внимания нам кажется недостаточным. К. Н. Корнилов пишет:

Выбором и сосредоточением нашего сознания на наших восприятиях, как нам кажется, наше внимание не ограничивается. Мы склонны считать, что внимание есть направленность всей нашей деятельности, а не только процесса восприятия. Определение К. Н. Корнилова представляется нам слишком статичным, неподвижным. Выбор объекта и остановка на нем понимается им как особый процесс, отдельный от всей прочей деятельности. Отсюда и получается, что, по мнению К. Н. Корнилова, у участников игры в футбол мы имеем «неустойчивое внимание, т. е. непрерывно изменяющееся».

…Понимание внимания как неподвижного статического выбора противоречит самому обычному употреблению этого слова. Поэтому вместо выбора мы склонны говорить о направленности нашей деятельности. Понятие направленности включает, понятно, в себя и выбор. Но мы понимаем выбор как протекание нашей деятельности в определенном русле, а вовсе не полную неподвижность этой деятельности. Таким образом, внимание, по нашему мнению, не есть только выбор объекта нашего восприятия, а выбор всей нашей деятельности на данный отрезок времени, выбор, выражающийся в самой этой деятельности. Что же касается нашей рабочей позы и ее изменений, то она лишь проявляет вовне эту направленность и сосредоточение нашей деятельности, но отнюдь не исчерпывает ее. С этой точки зрения внимание вовсе не является «субъективной» стороной «установки», как это можно понять из описания К. Н. Корнилова. Внимание именно и есть направленность и сосредоточение нашей психической деятельности. Поскольку же наше сознание никогда не бывает неподвижным, содержание нашей направленности все время несколько изменяется. Но эти изменения не должны быть столь большими, чтобы изменить общее русло протекания всей деятельности. Тогда мы говорим об устойчивом внимании. Когда же изменяется вся направленность, тогда мы говорим об изменении внимания. Так, когда учащийся решает математическую задачу и записывает ее решение, мы говорим об устойчивости его внимания, хотя его мысли, может быть, переходят от одного условия задачи к другому; они не останавливаются, а непрерывно текут, развиваются, изменяются, а его рука пишет различные буквы и цифры, т. е. «объекты» его восприятия все время изменяются. Когда же он не может сосредоточиться и от решения задачи отвлекается посторонними мыслями и действиями, тогда мы говорим о неустойчивости его внимания.