Путь к Дураку. Книга первая. Философия Смеха.

— Да старуха всё, — говорил старик, — как заноза во мне, что застряла в живом. Никакой Хозяин супротив неё не выстоит. Нет, вначале всё как надо — пока я Облаком себя чую, или Ветром в поле, или Дождинкой малою, — лучше и не бывает.

— Но стоит забыться, — продолжал старик, — и всё по-прежнему.

А как не забыться? Бывает, как рявкнет: «Старик!.. а где ты?.. а что делаешь?.. а ну, дыхни, оконный!..» Так душа по привычке в пятки-то и прячется.

— Что ж ты хочешь, милая, — воздыхал старик, — не поверишь, сколько годов надо мной она так измывается. Каждая клеточка моя ею пропитана. Куда там Хозяину рядом с нею прижиться. Тараканы из-за неё и те давно из избы поразбежалися…

— А отчего же ты, — всплеснула плавниками рыбка, — не взял горечь свою и несогласие со старухой да не превратил в образ игровой? Отчего не дал свободы ему? Не породнился именем с ним, в одно целое не слился, неприязнь к нему убирая?

— А бес его знает, — смутился нестарый старик, — не втянулся видать ещё, внове мне это всё… Не привык я как-то шуры-муры с проблемой разводить, всё больше супротивничаю с нею…

Он пошамкал губами, поискался в бороде и доверительно сказал рыбке:

— Женщина, вишь ли, это такое слабое и беззащитное существо, от которого ну нигде спасу не сыскать. Хоть вроде и понятно оно — ну кто ж от ребра добра ищет? — да только сил моих не осталось уже.

— Вот давеча, — продолжал старик, — сидела она подле зеркала, сидела, а потом меня и вопрошает: «А сколько б ты мне, старик, годков-то с виду дал?» Будто ей, карге старой, своих не хватает. Так я ей и ответил… Как принялась она тогда браниться!..Прогнала к тебе — иди, говорит, к подружке своей. Золотой Рыбке, выпроси у неё для меня молодости новой.

— Поизносилась, дескать, она, поистаскалася, срок годности у неё закончился, — злорадно захихикал Петя.

— Да, — сказала Золотая Рыбка, внимательно его слушая, — а ведь всё не так плохо, как ты думаешь. Всё гораздо хуже. Неужто не ясно тебе ещё, что не стоит никогда говорить плохо о другом человеке, что в тебе же он и подслушивает?

— Решила было я, — продолжала рыбка, — что одним лишь напоминанием о совершенстве твоём изначальном помогу тебе. Состояние Хозяйское вновь ощутить дала. Да, видно, мало этого.

— Значит, всё же огонь, вода и медные трубы… — добавила задумчиво. — Да ты не расстраивайся, не получить желаемое сразу, это иногда и есть везение. А с тобой комплекс мероприятий проводить будем. Случай твой сложен как раз своей банальностью…

— Комплекс? — забеспокоился старик. — С бананами?.. Ежели там мудреное что, учиться, скажем, нужно — так не потяну я, пожалуй. Года уж не те…

— Не учиться будем, — засмеялась рыбка, — а дурака валять. А иногда и вместе с ним валяться. И насчёт годков своих не сомневайся — потянешь ты ещё, да и не на одну даже сказку. А как рецепт молодости достанешь, так и вовсе добрым молодцем заделаешься.

— Вот спасибо тебе, рыбка, — разволновался старик, — а я-то думал, враки там всё про молодость. А ты мне помочь решила…

— Эх! — воскликнула Золотая Рыбка. — Всё же страшен кляп, обмазанный мёдом! Особенно когда не в рот его, а прямиком в мозги запихивают… Прошло время помощи, Петя, счастье своё ищи теперь сам. Совет дам, но не более.

— Моё время, — сказала рыбка, — закончилось в твоей истории. Другие будут встречаться на твоём пути, слушай внимательно их. Случайных встреч, в нашей жизни не бывает. Думай, учись, о Хозяине вспоминай.

— И ищи себя, — сказала рыбка, — но не убогого и забитого, а свободного и счастливого. Не ходи далеко, не мудри второпях. Для начала — загляни в себя. Кто живёт в тебе — ты уже знаешь.

— Выйди из себя, Петя, — сказала рыбка, — покинь себя — неказистого, но такого привычного и обжитого. Взгляни со стороны. Гляди на себя, пока смеяться не станешь. Потому как смешно это очень, когда значимость свою кукольную да ряженую как в спектакле со стороны разглядываешь. Тогда, может, и начнётся твой настоящий путь.

Так сказала ему — и махнула хвостом, в Синем море красу свою спрятавши…

Долго ещё стоял старик на берегу, в пенные гребни волн вглядываясь, пока не продрог весь. Обхватил он тогда руками себя, мокрого всего и неуютного, прочь побрел, голову понуро неся.

Брёл, о камни прибрежные лаптями цепляясь, бормотал под нос.

— Время камни разбрасывать, — сокрушался негромко, — и время о них же спотыкаться…

— Падает камень на человека — плохо человеку, — рассуждал он уныло, — падает человек на камень — опять же плохо человеку… Как ни верти, как ни крути, а человеку завсегда плохо…

— …Стой, чего это я? — себя же одёрнул старик. — И старухи рядом нет, а я всё ною. Втянулся, видать… Пора Хозяина кликать.

Глянул Петя внутрь себя, да тяжесть свою сердечную, душевную камнем глыбящимся ощутил — серым и холодным, ветрами поеденным…Окутал он тогда теплом его своим внутренним и будто волю ему волшебную подарил — ищи, мол, счастье своё сам! Да покатился в нём тот камушек незнамо куда: раздолья ему захотелось, лёгкости странной, на ветру вьющейся… И вот уже видит его старик Петя, дай не камнем вовсе, а отчего-то… чучелом огородным, пестро наряженным и посреди простору полевого лёгким ветром обдуваемым…

Растопырил тогда старик руки в стороны, вытянулся весь, стройность в себе деревянную ощутил, лёгкость тряпичную — вроде как взаправду чучелом становясь. Постоял так, на ветру покачался…

— Я Хозяин Огородное Чучело… — сказал себе негромко, новым образом ещё больше наполняясь. — Я Хозяин…

А как надоело чуть погодя старику Пете врастопырку средь поля стоять и глянул он по сторонам, то вновь обмер — от удивления уже: метрах в нескольких от него взаправдашнее пугало торчит, на кол посаженное, да так же с ветром раскачивается.

Подошёл он поближе — стоит, сердешное, посередь поля пустого, облезлое всё, воронами засиженное…Сравнил его старик с образом своим внутренним — посочувствовал ему, разницу ощутив.

— Э-хе-хе, сиротинушка, — сказал он, в пугало пристально вглядываясь, и добавил удивлённо: — Кого-то ты мне напоминаешь…

Скинул решительно старик Петя с себя накидку старую да шапку прохудившуюся, на пугало всё водрузил. Затем подобрал из старого кострища уголек и приблизился к чучелу вплотную.

— А ну-ка, ну-ка, — бормотал, дорисовывая что-то на тряпичной физиономии. Закончив, он отошёл в сторону и, слегка наклонив набок голову, некоторое время рассматривал дело рук своих.

— Вот те раз, — наконец произнёс Петя изумлённо, — вылитый я. У него даже рот открылся от восхищения. Тыкая в пугало заскорузлым пальцем, старик засмеялся, а затем и вовсе захохотал.

— Ой, не могу, — приговаривал он, смеясь, — старик Петя, ну вылитый… старик Петя…

— А ты не старый ещё, оказывается… старик Петя… — хохотал он, вытирая слёзы, — крепкий, я погляжу, ещё старик… Хоть и с дрючком промеж ног…

— Если ты — старик Петя, — продолжал он, понемногу успокаиваясь, — то тогда кто же я ?

— Ах да, — вспомнил он, — ведь я же — «Хозяин Огородное Чучело»… Это привело к новому взрыву хохота. Насмеявшись вволю и с улыбкой поглядывая на огородного «Старика Петю»,новоиспечённый Хозяин с удивлением прислушался к своим ощущениям.

А они были настолько необычными, что его неожиданно потянуло поговорить, позабавляться ситуацией странной.

— Эх ты, старик, старик Петя, — говорил он, обращаясь к пугалу, — ну и что тебе радости в том? А я вот просто чучело… хотя постой, не просто чучело — я Хозяин Огородное Чучело. Вот — чувствуешь разницу?

— А ты — несчастный, изничтоженный заботами старик Петя, — продолжал он. — Вечно воюющий и вечно проигрывающий своей старухе. Ни жизни радости, ни достатку не знающий. В какой рубашке родился ты, в той же и схоронят тебя, вот и всё твоё богатство…То ли дело я — Хозяин Огородное Чучело, который вроде и есть, а ухватиться проблемам не за что, так как меня вроде и нет для них.