Психология эмоций. Я знаю, что ты чувствуешь

Очевидно, что естественный отбор формирует многие аспекты нашей жизни. Рассмотрим характеристику наличия отстоящего большого пальца. Такая характеристика отсутствует у большинства других млекопитающих, поэтому как же она появилась у людей? По–видимому, давным–давно те из наших предков, которые в результате генетических вариаций рождались с этой полезной характеристикой, оказывались более успешными в воспитании потомства, добывании пищи и борьбе с хищниками. Поэтому они имели больше своих отпрысков в будущих поколениях людей, в результате чего со временем практически каждый приобрел эту характеристику. Наличие отстоящего большого пальца было результатом отбора, и теперь оно является частью нашего генетического наследия.

Используя сходные рассуждения, я выдвигаю предположение о том, что те, кто реагировали на помеху активными попытками ее устранения и подавали ясный сигнал о своих намерениях, с большей вероятностью побеждали в конкурентной борьбе — как за пищу, так и за самок. Обычно они имели более многочисленное потомство, и со временем каждый усваивал эту тему гнева.

Различие между двумя объяснениями универсальных тем — с помощью научения, постоянного для человеческого рода, и с помощью эволюции — заключается в рассмотрении того, когда происходят конкретные события. Эволюционное объяснение указывает на то далекое время, когда разрабатывались эти темы (и другие аспекты эмоций, которые будут описаны в последующих главах). Объяснение на основе научения, постоянного для человеческого рода, предполагает, что какие–то элементы темы гнева (желание добиться целей) возникали в процессе эволюции, но что другие элементы темы гнева (устранение препятствий к достижению этих целей с помощью угроз или нападения) усваиваются в течение жизни каждого индивида. Каждый узнает одни и те же вещи, и поэтому они становятся универсальными.

Мне представляется маловероятным, чтобы естественный отбор не проявлялся в чем–то таком важном для нашей жизни, чем являются триггеры эмоций. Мы рождаемся подготовленными к жизни, имея врожденную чувствительность к событиям, имевшим значение для выживания особей нашего рода в далеком прошлом, которые в то время занимались охотой и собирательством. Темы, для которых автооцениватели постоянно сканируют окружающую среду, причем обычно так, что мы даже не знаем об этом, отбирались в процессе эволюции человека.

Свидетельства в поддержку этой точки зрения предоставила серия блестящих исследований, выполненных шведским психологом Арне Охманом. [34] Он утверждал, что на протяжении большей части истории нашей эволюции змеи и ядовитые пауки считались очень опасными. Те наши предки, которые быстро узнавали об этой опасности и избегали этих существ, имели больше шансов на выживание, имели больше детей и могли лучше заботиться о своем потомстве, чем те, кто узнавали об этом слишком медленно. Если мы действительно подготовлены нашей эволюцией к тому, чтобы бояться того, что было опасным в среде, окружавшей наших предков, то тогда современные люди, предсказывал Охман, должны были бы быстрее научиться бояться змей и пауков, чем цветов, грибов или предметов геометрической формы. Именно это ему и удалось обнаружить.

Охман использовал электрошок (выполнявший роль безусловного стимула, так как он вызывал эмоциональную активацию без научения) вместе со стимулами, которые либо ассоциировались со страхом (змея или паук), либо не ассоциировались со страхом (грибы, цветы или геометрические предметы). После всего одного объединения электрошока с одним из ассоциируемых со страхом стимулов люди проявляли страх при показе им змеи или паука без воздействия электрошока, в то время как требовалось намного больше объединений электрошока с цветами, грибами или геометрическими предметами, для того чтобы люди начинали бояться одних лишь этих не ассоциируемых со страхом стимулов. Кроме того, люди продолжали подолгу испытывать страх перед змеей или пауком, а после показа цветов, грибов или геометрических предметов чувство страха довольно быстро исчезало. [35]

Разумеется, мы боимся змей и пауков и в нынешних условиях, поэтому действительно ли именно эволюция объясняет результаты Охмана? Если бы этот контраргумент был верным, то тогда люди реагировали бы на другие опасные объекты в нашем сегодняшнем окружении, такие как ружья или электрические розетки, точно так же, как они реагируют на пауков и змей. Но это не тот результат, который получил Охман. Требовалось одинаковое количество времени, чтобы вызвать условную реакцию страха на ружья и электрические розетки и условную реакцию страха на цветы, грибы и геометрические предметы. Однако ружья и электрические розетки не так долго присутствовали в процессе естественного отбора, чтобы превратиться в универсальные триггеры. [36]

В своей провидческой книге «О выражении эмоций у человека и животных» Чарльз Дарвин описал эксперимент со змеей, который он провел более ста лет тому назад и который прекрасно согласуется с недавней работой Охмана. «Я приблизил лицо к толстому стеклу, за которым находилась африканская гадюка, с твердым намерением не отдергивать голову назад, если она на меня набросится; но, как только змея попыталась меня укусить, от моей прежней решимости ничего не осталось и я с удивительной проворностью отскочил назад на один или даже два ярда. Мои воля и разум оказались бессильны перед представлением о той опасности, которую мне никогда не доводилось переживать». [37] Опыт Дарвина показывает, как рациональное мышление оказывается неспособным предотвратить реакцию страха на врожденную тему страха. К рассмотрению этого вопроса мы скоро вернемся еще раз.

Нельзя сказать наверняка, действуют ли любые такие темы эмоций в качестве активных триггеров до получения опыта, связывающего их с эмоциональным результатом. Вспомните, что в исследованиях Охмана требовался определенный опыт для того, чтобы змея и паук стали триггерами страха, так как при первоначальном показе они не пугали испытуемых. Потребовалась всего одна ассоциация с неприятным результатом, чтобы они действительно стали триггерами страха, но все равно она потребовалась. Возможно, так бывает не всегда, так как Дарвин писал, что он испугался гадюки, не имея в прошлом никакого непосредственного опыта контактов со змеями. С практической точки зрения совершенно не важно, требуется ли для создания темы эмоции какое–то научение или же какие–то темы не требуют наличия у нас предварительного опыта для того, чтобы мы стали чувствительны к их возникновению. Но в любом случае мы получаем выгоду от опыта всего человеческого рода, жившего на этой планете, когда быстро реагируем на триггеры, важные для нашего выживания.

Я убежден, что одна из самых главных отличительных особенностей эмоций состоит в том, что события, вызывающие эмоции, имеют отпечаток не только нашего индивидуального опыта, но и прошлого опыта наших предков. [38] Эмоции, как удачно сказал Ричард Лазарус, отражают «мудрость веков» как в темах эмоций, так и в эмоциональных реакциях. Автооцениватели выявляют, что было важно для выживания не только в современной жизни, но и в жизни наших далеких предков, занимавшихся охотой и собирательством.

Иногда мы реагируем эмоционально на проблемы, которые были важны для нас раньше, но теперь больше не представляют для нас интереса. Вариации каждой темы, которые предоставляют и добавляют подробности к тому, что было идентифицировано с помощью автоматической оценки, начинают усваиваться очень рано — одни в младенчестве, а другие в детстве. Мы можем обнаруживать, что реагируем неадекватным образом на те вещи, которые вызывали у нас страх, гнев или отвращение прежде, и что теперь мы рассматриваем такие реакции неподходящими в нашей взрослой жизни. Мы с большей вероятностью будем делать ошибки при раннем усвоении триггеров эмоций просто потому, что наши механизмы научения еще не так хорошо развиты. Однако то, что мы узнаем в начале жизни, может забываться труднее, чем то, что мы узнаем позднее. (Это предположение лежит в основе многих методов психотерапии и подкрепляется результатами исследований.)