Детский психоанализ

Обращаясь к результатам моей практики, я могу только энергично опровергать утверждения Анны Фрейд, что в детском психоанализе на месте двух основных методов, которые мы используем для исследования раннего детства пациента в анализе взрослых (а именно, свободных ассоциаций и интерпретации трансферных реакций), образуется белое пятно. Я даже уверена, что детский психоанализ, и, в особенности, анализ самых маленьких детей с неопровержимой точностью сможет подтвердить психоаналитическую теорию как раз потому, что в нем возможно продвинуться гораздо глубже и высветить детали, которые никогда не проявятся столь же отчетливо в анализе взрослых пациентов.

Анна Фрейд сравнивает положение детского психоаналитика с положением этнолога, «который втуне надеется, что ему проще будет получить сведения о доисторических временах, вступив в контакт с примитивными племенами, нежели с цивилизованными расами» (на стр. 66). Еще больше, чем явным противоречием с практикой, я поражена теоретическим аспектом подобного сравнения. Если бы она попыталась чуть-чуть продвинуться в анализе маленьких детей, впрочем, это относится и к детям постарше, ей бы открылась удивительно красочная картина. Ее информационная насыщенность, которую можно обнаружить даже у совсем крох, выявляет, что, например, начиная с трехлетнего возраста, именно благодаря тому, что детская психика к этому времени уже в довольно значительной степени является продуктом культуры, ребенок пережил и продолжает переживать самые серьезные конфликты. Придерживаясь сравнения, которым Анна Фрейд иллюстрирует свое утверждение, скажу лишь, что как раз с исследовательской точки зрения, детский психоаналитик находится в наиболее благоприятной ситуации, о которой этнологу остается только мечтать, поскольку тому никогда не встретиться с ней в реальности: открыть цивилизованный народ, живущий в самом тесном союзе с народом примитивным. Благодаря такому союзу можно получить наиболее достоверную информацию как о древнейших временах, так и о ближайших эпохах.

Теперь мне бы хотелось подвергнуть как можно более тщательному разбору идеи Анны Фрейд на счет инфантильного Супер-Эго. В четвертой главе ее книге мы встречаем несколько утверждений принципиальной важности, одновременно из-за значимости теоретического вопроса, к которому они относятся, а также из-за натянутости выводов, которые Анна Фрейд делает на их основе.

Глубокий анализ детей, и главным образом периода раннего детства, раскрыл мне образ инфантильного Супер-Эго, весьма отличающийся от того, что описывает Анна Фрейд, базируясь на умозрительных теоретических рассуждениях. Безусловно, Эго ребенка несопоставимо с Эго зрелого человека, но с точностью до наоборот, детское Супер-Эго вплотную приближается к Супер-Эго взрослого. Последнее не изменяется радикальным образом в своем развитии, как это происходит с Эго. Зависимость ребенка от внешних объектов, естественно, намного сильнее, чем у взрослых, и разумеется, влечет за собой вполне определенные последствия, но Анна Фрейд, полагаю, интерпретирует их некорректно, чересчур переоценивает. Так как сами внешние объекты далеки от того, чтобы оставаться идентичными с уже сформировавшимся инфантильным Супер-Эго, даже если некоторое время назад они принимали непосредственное участие в его образовании и развитии. Таково единственное объяснение, которое мы можем дать удивительному факту, что у ребенка трех-четырех лет от роду обнаруживается Супер-Эго, радикально противоречащее своей жестокостью реальным объектам его любви, то есть родителям. Для примера приведу случай четырехлетнего мальчика, чьи родители никогда не наказывали и даже никогда не грозили ему наказанием. Скажу больше, это были исключительно любящие и нежные родители. Конфликт между Эго и Супер-Эго в данном случае (правда речь идет всего лишь об одном из примеров среди множества других) породил Супер-Эго необычайной суровости. В соответствие с известной формулой, преобладающей в бессознательном, то есть по причине влияния собственных каннибальских и садистических тенденций, ребенок ожидал такого наказания, как кастрация, боялся, что его изрежут на кусочки и сожрут. В подобных страхах — подвергнуться какому-либо из перечисленных действий, он пребывал постоянно. Контраст между любящей и мягкой матерью и наказанием, которому Супер-Эго угрожало подвергнуть ребенка, выглядел явно гротескным и иллюстрировал следующее: мы ни в коем случае не должны идентифицировать подлинные объекты с теми, что были интроецированы ребенком.

Нам известно, что формирование Супер-Эго начинается с самых разнообразных идентификаций. Результаты, полученные мной, наглядно демонстрируют, что эти процессы, примыкающие к Эдипову комплексу, иначе говоря, к началу латентного периода, на самом деле стартуют гораздо раньше. В одной из своих последних статей, основывая свои заметки на открытии, которое мне позволили совершить мои аналитические наблюдения за младенческим периодом, ранним и первым детством, я отмечала, что комплекс Эдипа берет начало от фрустрации, испытанной на этапе отнятия от груди, то есть в конце первого или в начале второго года жизни ребенка. Супер-Эго приступает к своему формированию в то же самое время. Из множества проведенных мной анализов детей вырисовывается весьма отчетливая для меня картина того, как на основе самых различных элементов формируется Супер-Эго, как затем продолжается его развитие на всех последующих этапах. Подобная картина позволяет нам отследить все стадии, которые проходит его эволюция, прежде чем стартует латентный период. Речь, действительно, идет о примыкании в подлинном смысле слова, и сама аналитическая практика привела меня к этой мысли, в корне противоречащей мнению Анны Фрейд. На мой взгляд, Супер-Эго ребенка — это чрезвычайно прочный продукт, неизменный в своей глубине и практически не отличающийся, по крайней мере в главном, от Супер-Эго взрослого человека. Единственное различие проистекает в данном случае от Эго, более зрелого у взрослых, и в том числе, более пригодного к объединению с Супер-Эго. Тем не менее, это порой всего лишь видимая сторона явления, кроме того, взрослые способны намного лучше защищаться от власти, каковую Супер-Эго представляет собой во внешнем мире. С этой точки зрения дети, несомненно, более зависимые существа, но все это никак не влияет на вывод Анны Фрейд о том, что Супер-Эго ребенка длительное время остается по-прежнему «недостаточно зрелым, чрезмерно зависимым от своего объекта, чтобы стать способным спонтанно контролировать импульсивные побуждения, когда анализ разрешил невроз». Даже у детей эти объекты, то есть родители, не идентичны Супер-Эго. Их воздействие на инфантильное Супер-Эго совершенно аналогично тому, что можно обнаружить у взрослых, когда жизнь ставит их в подобные ситуации, иначе говоря, в позицию экстремальной зависимости: действия внушающих опасения авторитетов во время экзаменов, офицеров в армии и т. д. Это вполне сопоставимо и согласуется с тем, что Анна Фрейд находит у детей «постоянные корреляции между Супер-Эго и реальными объектами любви, корреляции, благодаря которым правомерно применить метафору сообщающихся сосудов». Под прессом определенных ситуаций, взрослые, реагируют точь-в-точь как дети — увеличением количества затруднений, и так же, как из-за воздействия реальности могут быть вновь реанимированы или усилены прошлые конфликты, преувеличенное влияние Супер-Эго выходит на первый план. Такой процесс полностью идентичен тому, что описан Анной Фрейд: воздействие на Супер-Эго (инфантильное) внешних объектов по-прежнему отчетливо прослеживается. Действительно, хорошее или дурное, но его влияние на характер и любые другие отношения зависимости, которым подвержены дети, давит на них гораздо более тяжким бременем, чем на взрослых.

Но и у взрослых людей эти факторы, без сомнения, остаются крайне важными. [17]

Анна Фрейд приводит пример (на стр. 70 — 71), прекрасно иллюстрирующий, по ее мнению, слабость и зависимость потребности в идеальном «Я» у ребенка. Речь идет о мальчике в препубертатном возрасте. Он обнаружил, что если у него возникала непреодолимая тяга к воровству, единственное, что могло помешать ему осуществить кражу, — это страх перед собственным отцом. Для Анны Фрейд этот факт служит доказательством, что отец, поскольку он все еще жив и присутствует в жизни ребенка, все еще мог подменять собой Супер-Эго.