От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку

В паузе он продолжал буквально сыпать грозными предостережениями:

Свою историю скальд завершает таким резюме:

На мой взгляд, более вероятно, что почтенный воин, который пожелал остаться на своей приемной родине, был не кто иной, как Ари Марсон. Ко времени описываемых событий Ари было около семидесяти. Мы знаем, что он стал весьма влиятельным человеком среди альбанов. И нам нетрудно представить, что, прожив на Альбе тридцать или даже сорок лет, он, несомненно, успел обзавестись семьей и, естественно, не желал ни возвращаться в Исландию, ни вообще иметь дело с воинственными кланами, которые хотели бы силой выдворить его на родину.

Так где же находилась земля Гудлейфа?

В высшей степени маловероятно, что шторма могли угнать его корабль на противоположную сторону Ньюфаундленда, где находилась Альба на Западе. Более вероятно, что он мог оказаться в Окаке или Неброне. Но еще более вероятно, что он окончил свои дни в одной из ловушек, образуемых громадными заливами и фьордами восточного Ньюфаундленда, подобной той, в которой очутился другой исландский купец, Бьярни Херйольфсон, когда его унесло штормом в Западную Атлантику [145].

А кем были люди, которых встретил Гудлейф?

Если бы они были туземцами, скальд, автор саги, несомненно, упомянул бы об этом, ибо к тому времени исландцы кое-что знали о скрелингах и, разумеется, легко узнали бы их.

Однако это явно были не скрелинги, потому что у них были лошади!

Упоминание о лошадях использовалось целым рядом историков, чтобы дискредитировать достоверность всей саги в целом, ибо всем известно, что лошадей в Новом Свете не было до тех пор, когда их не завезли туда испанцы, а это произошло в XVI в.

Зато у альбанов лошади были, и они, несомненно, всегда увозили их с собой в ходе своих частых миграций все дальше и дальше на запад. Потомков древних европейских лошадей до сих пор можно встретить на Северных островах, в Исландии и Гренландии. Нас не должно удивлять, если выносливые низкорослые и сплошь покрытые шерстью пони, обитающие на Ньюфаундленде, несут в своих генах память о тех самых пони, которых Гудлейф видел почти тысячу лет назад…

Но если эти люди не были туземцами — а все сведения, которыми мы располагаем о них, говорят против этого, — то кто же они были? Я утверждаю, что это были альбаны или, по крайней мере, потомки от смешанных браков между альбанами и туземцами.

Благодаря неведомому воину-исландцу Гудлейфу и его людям удалось спасти свои жизни. Поистине очень странно, что сага упорно не сообщает о том, где именно высадился Гудлейф с товарищами, и не приводит хотя бы общих намеков. Отправляясь туда и возвращаясь оттуда, Гудлейф наверняка знал, где он побывал. Я подозреваю даже, что после отплытия на родину кнорр Гудлейфа оставил в неведомой стране изрядный груз европейских торговых товаров, естественно, в обмен на «валюту» с Альбы.

Весьма показательно и то, что Гудлейф после освобождения направился не прямо домой, в Исландию. Вместо этого он предпринял еще одно трансатлантическое плавание — и все это на обратном пути в Дублин! Это вряд ли было случайным совпадением. Но если Гудлейф оставил все свои товары в Альбе, ему было не с чем возвращаться в Исландию. Он наверняка принял на борт груз альбанской «валюты», чтобы сбыть ее в Европе.

Я считаю, что именно надеждами на хорошие перспективы торговли с Альбой и объясняется упорное молчание саг и прочих источников о местоположении страны, в которой побывал Гудлейф. Да, тут сыграли свою роль торговые секреты. И то, что сага постоянно подчеркивает опасности и трудности на пути в ту страну, сложности выживания там и тот факт, что отыскать ее почти невозможно, говорит о том, что сага просто стремилась сохранить эти секреты в тайне.

Альбаны уже в начале VII в. были христианами. На рубеже первого и второго тысячелетий н э. христианство наконец приняли Исландия и Гренландия. После этого все три народа оказались собранными под эгидой и единой властной рукой римско-католической церкви: диоцезов [146]Гамбурга и Бремена. Прелаты и духовенство этих диоцезов имели веские основания для того, чтобы поддерживать самые тесные контакты со своей паствой на западе. Одна из причин — обеспечить стабильный приток «денариев в кошель святого Петра» [147], а другая — такой же приток в свою собственную мошну.

Согласно исландским хроникам, некий сакский или кельтский прелат по имени Джон ок. 1059 г. совершил плавание на запад — в Винланд. Ученые предполагают, что он был направлен с миссионерской целью — обратить скрелингов в христианство, однако на самом деле церковь в те времена не проявляла интереса к прозелитизму среди «дикарей», которые, по мнению многих церковников, даже не обладали человеческой душой. Поэтому есть куда больше оснований полагать, что Джон был откомандирован в Альбу на Западе, чтобы уладить дела с паствой Гамбургского и Бременского диоцезов.

Джон был не единственным пастырем, отправлявшимся на запад. Надпись на Йельской карте Винланда сообщает, что

Этим легатом был епископ Эрик Гнупссон, который, как считается, отбыл с Гренландии в начале 1112 г. Он был епископом не только Гренландии, но и «соседних земель» (за исключением Исландии, имевшей собственного епископа). Возможно, под словами «соседние земли» имелся в виду и Винланд/ Альба.

Громоздкий и неуклюжий фламандский ког [148] был третьим торговым судном, которому удалось достичь берегов Альбы летом 1118 г., но его прибытие более всего взволновало местных жителей, ибо на нем прибыли не просто пассажиры, а клирики, а один из них даже оказался епископом!

Никогда еще столь высокопоставленный прелат не удостаивал своим визитом Новый Свет. По сути дела, на протяжении большей части своего существования христианская община альбанов на Западе либо вообще обходилась без пастыря, либо ее возглавлял расторопный прелат, буквально разрывавшийся между разными приходами. И вот наконец свершилось просто невероятное: далекие князья церкви вспомнили об альбанах и решили вернуть долг за столь долгое пренебрежение ими.

Как только ког вошел в залив Сент-Джордж Бэй, епископу Эрику предстала панорама обширного амфитеатра окрестных холмов, поросших густыми лесами и поднимавшихся на высоту более тысячи футов. А на вершине отдельно стоящего холма, отступившего на несколько миль в глубь территории от единственной безопасной бухты, высились две большие каменные колонны, обращенные вверх, словно персты древнего великана, погребенного под холмом [149].

Судно неторопливо вошло в бухту, и епископ заметил, что во многих местах лесные дебри граничили с прекрасными пастбищными лугами, которые были особенно обширны в устьях нескольких ручьев и речек, впадавших в залив. А вдоль узкой прибрежной полосы теснилось столпотворение всевозможных жилых и хозяйственных построек.