Кати в Париже

— Точно! — говорит Ева. — И держу пари, Робеспьер тоже жил здесь. Потому что здесь пахнет кровью! — И она повела ноздрями, нюхая воздух.

— Здесь пахнет pommes frites [54], но жаренным в слегка прогорклом растительном масле, — сказал Леннарт.

— Здесь пахнет кровью! — настаивала Ева. — Робеспьер сидел именно в этой грязной комнатке, в которую меня сослали, чтобы ты, Леннарт, жил в роскошном номере для новобрачных вместе с Кати. Повторяю, Робеспьер сидел именно за этим самым столом, который явно стоит здесь со дней революции [55], и с него с тех самых пор не стирали пыль. Робеспьер сидел здесь такой довольный и думал, кого бы на следующий день послать на гильотину!

Я оживленно продолжила:

— А когда он вспоминал очередное имя, он приходил в восторг и бормотал про себя: «Этохорошо!»

— У вас обеих жуткая фантазия! — сказал Леннарт. — Робеспьер прятался здесь, когда сам опасался угодить в тюрьму. Так мне рассказывали. И вообще это, вероятно, выдумка.

— Тебе вечно надо все испортить! — с досадой сказала Ева. — А нам было так приятно. Но все равно, здесь пахнеткровыо!

— Здесь пахнет pommes frites, — повторил Леннарт. — А как вообще-то насчет Эйфелевой башней?

Ох уж эта Эйфелева башня, она была для нас как бельмо на глазу! Мы вели себя просто предательски по отношению к бедному мсье Эйфелю, так как вообще не желали подниматься на его башню! Но не видели никакой возможности этого избежать.

—  Не можемже мы приехать домой и сказать, что не были там, — сказала Ева. — Так вести себя нельзя!

— Вероятно, не стоит вечно плыть по течению, — заявила я. — Тем более когда надо подниматься на высоту триста метров. Я хотела бы быть такой вот особенной туристкой, которая возвращается домой, увидев только то, что не попадается на глаза обычным туристам.

— Да, но должны лее быть границы, — возразила Ева. — Эйфелева башня, Дом инвалидов [56], Лувр [57]— никто не должен пройти мимо.

— Ты все-таки не станешь утверждать, что пойдешь в Лувртолько из чистого чувства долга, — ужаснулся Леннарт, потрясенный до самой глубины своей души любителя искусства.

— Нет, нет, нет, — заверила Ева, успокаивая его, слегка помахивая руками. — Я тоскую по Моне Лизе [58]и Нике Самофракийской [59]так, что у меня болит сердце, но я хочу покончить с ними как молено быстрее, чтобы пойти и купить себе шляпку.

Леннарт покачал головой и промолчал. В конце концов он расхохотался и сказал:

— Да, чем только не интересуются туристы, приезжая в Париж! Мы трое, собственно говоря, на собственном примере можем помочь выявлять туристов различных типов.

— Разве? — спросила я. — Объясни, пожалуйста.

— Ева принадлежит к тем, кому вообще-то следовало жить на правом берегу Сены, — сказал Леннарт, — так как там есть все, что ее интересует. Там дома мод, там большие универмаги и там Rue de Rivoli… [60]

— А что интересного на Rue de Rivoli? — алчно вытаращив глаза, спросила Ева.

— Нет, пусть Леннарт скажет сперва, что за тип я!

— Ты очень милый маленький тип! — сказал Леннарт и поцеловал мне руку. — Однако я еще не закончил с определением типа Евы!

— Нет, послушаем, чем еще я интересуюсь! Так я смогу получить множество ценных советов.

— Ты хочешь гулять по большим элегантным бульварам, сидеть в ресторанах на Champs Elysees и видеть красивых француженок в очаровательных платьях… Да, да, вообще-то, думаю, что я тоже этого хочу, но…

— Ну а что еще я хочу? — спросила Ева, делая вид, словно все сказанное Леннартом было ее заветнейшей мечтой.

— Пожалуй, ты охотно пойдешь в «Лидо» и «Drap d’Or» и в другие дорогие ночные клубы.

— Конечно, но на это у меня нет средств, — печально сказала Ева. — В таком случае мне надо сначала раздобыть какого-нибудь подходящего миллионера… а у меня ведь тут всего десять дней.

— Что касается Кати, она все-таки принадлежит к тому типу, которому следует жить на левом берегу.

— По-твоему, выходит, что престижнее жить на левом берегу? — подозрительно произнесла Ева.

— Престижнее… точно не знаю, — заметил Леннарт. — Кати интересуется красочными одеждами, людьми, старинными улицами и домами, атмосферой Парижа и прочим в этом же роде. Она интересуется книгами. Она наверняка могла бы целый день рыться в лавках букинистов и была бы абсолютно счастлива.

— Отчетливо понимаю, что Кати принадлежит к гораздо более утонченному типу, — сказала Ева. — Кати интересуется книгами и простыми тружениками, меж тем как я слежу за переменами моды на правом берегу и читаю газету «La Vie Parisienne» [61], не так ли?

— Давай не будем цепляться к словам, — предупредил Еву Леннарт.

— Позволю заметить, я купила книгу внизу, на Quai Malaquais [62]. А что купил ты? Я купила «Les fleurs du mal» [63]небезызвестного господина Бодлера.

— А ты уже что-нибудь прочитала из этого сборника?

У Евы был глубоко оскорбленный вид.

— Думаю, ты спятил! — ответила она. — Когда мне было читать? По-твоему, я должна была ночью бодрствовать и изучать господина Бодлера? Прошу заметить, что ночью я сплю,поэтому у меня такой свежий вид!

Вид у нее в самом деле был очень свежий.

— Послушаем, к какому типу относишься ты, Леннарт? — сказала я, переводя разговор на другую тему.

— Да, именно! — захотела узнать Ева. — Думаю, ты, пожалуй, просидишь в Notre Dame до тех пор, пока не настанет время ехать домой.

Леннарт навернул белокурый локон Евы на свой указательный палец и осторожно подергал.

— Я, должно быть, рассердил тебя, — сказал он. — Но я вовсе не собирался дразниться.

— Я хочу знать, какой тип ты, Леннарт! — воскликнула Ева. — Оставь в покое мои волосы! Скажи точно, чтопривело тебя в Париж?

— Кати, — сказал Леннарт. — В первую очередь я приехал сюда, чтобы жениться на Кати и показать ей город, который люблю. А кроме того… ладно! Никакой я не «тип», но считаю только, что из нас троих я, возможно, единственный, кто на самом деле считает, что ходить по музеям — чудесно. Вернее, по музеям изящных искусств.

— Да, сидишь тут — варвар варваром среди особ со сплошь возвышенной душой, — сказала Ева. — Пожалуй, не стоит напоминать вам, что это я захотела пойти с вами в Jeu de Раите уже в самый первый день?

— Да, пожалуй, я не понял тебя, Evita mia [64]— признался Леннарт.

— Вообще-то, — заметила я, — замечательно, что мы — все трое — интересуемся разными вещами, а пасемся стадом. Таким образом сможем увидеть разные стороны Парижа!

— Давайте составим список! — закричала Ева, быстро смахнув пыль со стола Робеспьера. — Сначала составим список самого необходимого, что нам надо посмотреть.

Ева составляет списки на все, начиная с «Если я заболею водобоязнью», «Заметки о тех, кто может меня укусить» до «Мужчины в моей жизни». Она вытащила листок почтовой бумаги и уселась к столу.

— Список тех, «кого я завтра пошлю на гильотину», — сказала она, — уверяювас, что Робеспьер сидел здесь и составлял такой список… Сейчас увидим, какие у нас будут рубрики. Когда приезжаешь в Париж впервые, нужен список того, без чего нельзя обойтись. Леннарт, диктуй мне… ты ведь все знаешь!

— Да, я знаю все наизусть. То, что я перечислю, делает каждый приезжающий в Париж, а потом едет домой и бьет себя в грудь со словами «Знаю ли я Париж? Да, думаю, что знаю!»