Тайны православных святых

В августе 1928 года Особое совещание при коллегии ОГПУ постановило освободить священника из-под стражи, зачтя в наказание срок предварительного заключения. Сразу после освобождения отец Софроний стал служить в храме села Улыбовка Саратовской области. В это время наступили новые гонения.

Отдав землю крестьянам, советская власть благополучно у них ее и отнимала, предоставляя крестьянам единственную возможность работать на земле — быть рабочими в колхозе. Для организаторов колхозов самым страшным врагом виделся, разумеется, сельский священник, имевший огромное влияние на крестьян. В это время и посыпались на священников доносы, большей частью вымышленные, а власти находили свидетелей и открывали дела.

Дошло дело и до отца Софрония — в конце декабря 1930 года при выезде из села он был арестован. Иеромонаха обвинили в том, что он вел антисоветскую агитацию и разлагал работу колхозов. Нашлись дежурные свидетели, которые предоставили следствию множество фактов антисоветской деятельности священника. Но отец Софроний категорически отверг все выдвинутые против него обвинения. 14 февраля 1931 года «тройка» НКВД приговорила его к ссылке в северный края на три года.

В 1933 году иеромонах Софроний вернулся из ссылки в Вольск и стал работать сторожем в Свято-Троицком храме. Но он прекрасно знал, в чем его предназначение, ему не хотелось быть сторожем. В 1935 году отец Софроний уехал в Тверскую область, где получил место священника в храме села Рождественское Кашинского района. В феврале 1937 года он был направлен в храм села Лозьево Бежецкого района. Отцу Софронию было уже 66 лет, и если бы не новые репрессии, то он бы служил в этом храме до конца жизни.

Священника опять обвинили в антисоветской агитации — в то время это было самое распространенное обвинение.

В сентябре 1937 года отец Софроний был вновь арестован, показания свидетелей к тому времени уже были готовы и подшиты к делу. Сразу после ареста началась бесконечная вереница допросов: «Следствием установлено…» — «Нет, я отрицаю свое участие…» И так бесконечное число раз… Отец Софроний на допросах держался мужественно, хотя с каждым новым допросом понимал, что следствие ведет дерзкий оговор и что все от начала до конца построено на лжи.

На одном из допросов Софроний услышал от следователя следующее: «Следствие располагает сведениями, что вы, Несмеянов, председателю церковного совета Стрижеву по поводу сталинской конституции выражали контрреволюционные взгляды. Признаете ли вы себя виновным в этом?» Выслушав внимательно обвинение, священник не стал ничего говорить. Невозможно даже представить, какие средства давления предпринимал сотрудник Бежецкого НКВД, чтобы заставить отца Софрония оговорить себя. Но заповеди Господни и страх согрешить перед Богом были намного сильнее физических мук.

Помня, как вел себя Спаситель на допросе у Пилата, престарелый иеромонах молчал и только молился. Возможно, он думал, что минуты земной жизни скоротечны, а вечность бесконечна; пусть он примет физические муки, но лжесвидетельствовать не будет — все равно стоит одной ногой в могиле.

Когда священник отказался отвечать на вопросы, следователь Черепанов вызвал спецбригаду, в которую входили сотрудники, умеющие профессионально вести пыточное следствие. Пришли три человека, специально обученных; следствие было мучительным, но никаким образом не удалось заставить священника себя оговорить. Закончилось тем, что следователи были вынуждены составить протокол, в котором написали, что священник отказался отвечать на вопросы следствия, виновным себя не признал и ничего подписывать не стал.

Допрашивать дальше отца Софрония не было возможности, так как физическое состояние пожилого священника после пыточных допросов было весьма неважное. Следователь составил обвинительное заключение, в котором повторил лжесвидетельства, выдвинутые против Софрония. Но прежний следователь, недовольный таким поворотом дела, на следующий же день вновь приступил к допросу измученного и больного иеромонаха.

На этот раз священник четко отвечал одно и то же на все вопросы следователя: «На поставленный вопрос отвечать отказываюсь и виновным себя не признаю». Теперь он подписывал протокол под каждым своим ответом. Под последним ответом он подписал: «С ответом я согласен, а с задаваемыми вопросами не согласен». Разъяренный следователь вновь позвал спец-бригаду, снова, но уже другими методами задавались до бесконечности одни и те же вопросы, и снова со стороны отца Софрония звучали твердые ответы, чередовавшиеся с мужественным молчанием.

Иеромонах уже практически в бессознательном состоянии в конце допроса, не доверяя лживому и жестокому следствию, в конце протокола написал: «От подписи протокола отказываюсь».

1 ноября 1937 года «тройка» НКВД приговорила иеромонаха Софрония к расстрелу. Через день священника расстреляли.

Иеромонах Софроний Несмеянов мужественно пронес свой крест через всю жизнь, а нам остается лишь поклониться силе духа этого человека, с гордо поднятой головой взошедшего на свою Голгофу.

Во время Первой мировой войны за северной окраиной Москвы среди березового леса была построена удивительно красивая, полная гармонии деревянная шатровая церковь по проекту архитектора Шехтеля. Казалось, что родом она из величественных лесов русского Севера, — нарядная и в то же время строгая, как древние православные распевы. Освящена эта церковь была в честь чудотворца Николая и считалась храмом 675-й пешей тульской дружины.

Рядом с этой церковью раньше стояла сторожевая будка с соломенной крышей, в народе ее называли «соломенная сторожка». Когда начал строиться храм, сторожки уже не было, но народная молва за этим местом сохранила прежнее название. Называлась так и остановка ходившего здесь трамвая. Под названием Соломенная Сторожка среди москвичей была известна и церковь Святителя Николая.

В 20-х годах этот храм прославился не только благодаря своей красоте и величию, но и возвышенным состоянием души приходской общины, которую вдохновляли пастыри.

Храм посещали разные люди, но основной состав прихода определялся близостью Петровско-Разумовской академии. Академический поселок был несколько удален от московской суеты и жил какой-то своей обособленной жизнью. Когда после революции последовал запрет преподавания в школе Закона Божия и в Петровско-Разумовской академии закрыли храм, преподаватели и профессора обратились к настоятелю храма святителя Николая с просьбой заняться религиозно-нравственным воспитанием их детей.

В эти годы настоятелем храма с 1920 года служил отец Василий (Василий Федорович Надеждин). Это был добрый и жизнерадостный человек, с которым очень интересно было беседовать, к тому же он обладал потрясающим музыкальным слухом и голосом. Священник Василий был русским красавцем — среднего роста, с волнистыми светлыми волосами и красивыми добрыми голубыми глазами.

Священник сразу же откликнулся на просьбу коллектива академии и создал молодежный хор. Отец Василий обучал юношей и девушек не только православному пению, но и церковной службе. А для малышей он у себя в доме проводил рождественские елки и утренники, которые, кстати говоря, были в те годы запрещены советской властью.

Любимое время для проповедей у отца Василия было в субботу, на утрене после шестопсалмия. Обычно священник стоял на амвоне в черном подряснике и епитрахили со служебником и свечой в руках. Отец Василий был прекрасным проповедником — на его проповеди всегда собиралось много народа. В основном священник выступал против безверия. Часто с его уст слетали довольно смелые фразы, обычно после этого кто-нибудь из близких друзей, опасавшихся за отца Василия, говорил ему: «Батюшка, разве так можно говорить?» — «Что делать, — отвечал он, — слово не воробей».

Но время становилось все опаснее и опаснее — проповеди пришлось несколько сократить. У отца Василия начались неприятности: милиция запретила ему появляться в доме, где он жил со своей семьей.