Свет и мрак<br />Сборник фантастических повестей и рассказов

Все слушали с немым удивлением, посматривая друг на друга и думая. (Но ведь она права! Ведь нельзя же осудить Сильвана потому только, что он первая и ближайшая причина зла. Отрежьте голову гидре — и у ней вырастут десятки новых голов. Сильван был раб того, чего мы не понимаем. Он был слепое орудие чего-то непостижимого. Он невинен!»

И со всех сторон шепот и говор, громче и громче, перешли, наконец, в громкий крик:

— Он невинен! невинен!

Но, не успел еще главный судья-председатель остановить эти крики, как они сами замолкли.

Стих народ в новом изумлении, и теснясь, и расступаясь, сторонился и давал дорогу старому дряхлому старичку.

Он шел довольно твердой поступью — и все расступались перед ним.

— Это Прозофос! Это отец Сильвана — шептал народ.

Когда Сильвану минуло двенадцать лет и умерла его мать, еще свежая женщина, Прозофос сказал ему:

— Ступай в лес и живи в нем лицом к лицу с той великой матерью, от которой все произошло и у которой человек еще долго не похитит все её великие, могучие тайны.

И Сильван пошел в леса и сделался охотником, а отец его, который был физикусом, простился с своими товарищами и также ушел в глухие, дремучие дебри, куда с их рождения еще не проникал человек.

— Я иду, — сказал он, — дорабатывать в тиши полного, бесстрастного уединения то, что занимало меня так сильно всю жизнь!..

И он собрал все свои книги, рукописи, инструменты, перевез их в свою пустыню и поселился в ней. Порой он приходил в город; но прошло уже более десяти лет, как он не выходил из своей далекой лаборатории, и народ считал его умершим.

И вот, вдруг неожиданно, он явился на судилище.

— Господа судьи! — сказал он тихим, но твердым голосом. — Я пришел сюда не с тем, чтобы защищать моего сына или сказать что-либо в обвинение или оправдание его. Нет! Я желал бы высказать нечто по поводу того, что свершилось, и я надеюсь, что вы позволите мне это высказать, разумеется, после того, как суд произнесет свой приговор.

— Хорошо! — сказал судья председатель. — Мы охотно выслушаем ваше слово, потому что в нем найдем, вероятно, не мало поучительного для всех нас.

Потом он обратился к присяжным и сказал им:

— Вы слышали все дело, слышали все, что было сказано в защиту Сильвана. Теперь ваша очередь произнести приговор. Возьмите в помощь вашу совесть и во имя правды, во имя одной только правды, произнесите ваше бесстрастное и нелицемерное слово, одно только слово: да или нет! Виновен или невиновен подсудимый!?

И все присяжные отошли в сторону и стали совещаться. Они долго рассуждали, спорили, наконец все пришли к одному заключению и подошли к судьям.

— Мы долго рассуждали, сказал старший присяжный, — и не можем ответить на предложенный вопрос: виновен или невиновен Сильван? Он убил Никотина — это правда. Но против кого же он стал виновен?! Пусть кто-нибудь скажет, что он обижен, оскорблен убийством Никотина!

Но все молчали.

— Может быть он оскорбил общество, — продолжал присяжный, — то пусть ответит на это народ.

Но народ по-прежнему молчал, а все маменьки в тайне даже радовались, что была уничтожена ненавистная порча их дочек.

— Может быть общество боится Сильвана, может быть считает его вредным и желает, чтобы мы решили этот вопрос, тогда пусть суд постановит его, пусть спросят нас: вреден или не вреден подсудимый для общества? И тогда мы ответим: да или нет, а на предложенный вопрос мы не можем отвечать. Мы его не понимаем!

И когда замолчал присяжный, тогда вся толпа заволновалась, поднялся говор, споры. Судьи настаивали на том, чтобы присяжные ответили, ибо таков старинный закон. Все старики горячились, выходили из себя и говорили, что это нарушение правосудия, что оно всегда требует наказания или оправдания подсудимого, а когда молодежь приставала к ним с требованием объяснить, что такое правосудие, — тогда все добрые старички становились в тупик и толковали всякий вздор. Одни говорили, что это восстановление оскорбленной правды, другие говорили, что это право судить, врожденное человеку, — и все, однако, не могли возразить против постановки вопроса: вреден или не вреден подсудимый для общества? Наконец, главный судья-председатель громким голосом остановил весь этот шум:

— Господа! — сказал он: —вопрос, который мы хотели разрешить, действительно не так прост, как нам казалось с первого взгляда, но у нас есть средство для его разрешения. У нас есть сословие людей, которые имеют священную обязанность заботиться о благе всех и каждого, заботиться о всех нуждах общества и выводить его из всех затруднительных положений. Мы можем, мы должны обратиться к физикусам и химикусам.

И не успел еще кончить судья, как со всех сторон закричали:

— Да! да! Пусть они решат, пусть решат! Давайте скорей сюда физикусов и химикусов!

У всех точно гора свалилась с плеч. Многие даже обозлились и выбранили физикусов и химикусов, как они смели не принять участие в судилище!.. Как-будто эти люди были козлища очищения всех чужих грехов.

И вот послали именем царя Гороха требовать на суд физикусов и химикусов, и они явились. Сначала шли физикусы, а за ними химикусы, по старшинству. Впереди шел глава их, седой и растрепанный, в длинном черном халате, — который весь был прожжен всякими кислотами, — в черном колпаке, который весь был изъеден мышами и молью, и нес этот глава в руках весы физические, потому что они считались старше химических. А за ним шли рядами все химикусы и физикусы. Одни бледные худые. Это те, которые за своими занятиями забывали сон и еду, хотя и проповедовали всем, что это вредно. Другие были красные, да толстые, кровь с молоком, что и означало наглядно: mens sana in corpore sano. И когда вслед за физикусами потянулись химикусы, то все дамы и девушки, у кого были нервы чувствительнее, чуть не попадали в обморок от тяжелого запаха, потому что каждый химикус был весь насквозь пропитан всякими лабораторными снадобьями и специями, меркаптанами и метибутилами. Без этого запаха он жить не мог, как селедка без воды.

Когда был предложен физикусам и химикусам тот самый вопрос, который предлагали присяжным, то они тотчас же принялись за дело. Они ощупали пульс Сильвана и высчитали по нем среднее и крайнее напряжение биения сердца, причем приняли во внимание его лета, рост, сложение и все побочные обстоятельства. Потом они тщательно смерили и ощупали его голову, смерили блеск глаз, электропроводимость волос, смерили все его тело во всех частях, вычислили отношения этих частей друг к другу, определили показателей всех его функций, всех самых тонких отправлений его нервной системы. Приняли в расчёт местность и температуру дня, в которой совершено преступление. Потом долго рылись и вычисляли по своим книгам, которые все были полны всякими цифрами и формулами, и наконец сказали. — Он невинен! Он невинен, потому что по его натуре он, при всей окружающей обстановке и при столкновении всех случившихся условий, не мог побороть наплыва страстных ощущений и не совершить убийства Никотина. Его воля при этом оставалась инертна! Он невинен!

— Невинен! — закричал весь народ в радостном восторге: — невинен наш добрый, чудный Сильван, — и все бросились к нему. Но тотчас же остановились. — Из толпы выступил Прозофос и тихо подходил к судьям. Все смолкли в нетерпеливом ожидании. Все хотели скорее узнать, что скажет Прозофос. И он начал, поклонясь царю Гороху и судьям, и всему народу.

— Чуден ход светил мировых, в их чудном движении! — Так начал Прозофос тихим, ровным голосом. — Необъятен круг явлений, которые совершаются в мироздании. Человек старается инстинктивно уловить норму этих явлений и на этой норме создать «правый суд». Он старается установить правду в отношениях людей и составляет целые кодексы всякого «права». Но живая правда человеческой души убегает от этих мертвых, механических кодексов прав. Жизнь не укладывается в них. Она выше, полнее, многостороннее. И вот где начало «Суда Присяжных». В сердце каждого человека живет смутное чувство той мировой правды, которая складывается из всех мировых явлений. Мы называем это чувство «совестью», но его нельзя уловить никакими кодексами… Каждый мир неизменно совершает свой цикл и как будто возвращается на прежнее место. Но все это необъятное, безграничное число всех кругов находится в таком общем взаимно-сцепленном движении, что каждый мир, в каждое мгновенье, пробегает новое пространство и все стремится, развиваясь, осложняясь, в неизмеримую бесконечную даль, к тем чудным явлениям, о которых человечество еще долго не будет иметь никакого понятия. Точно также и здесь в этом мире, на котором развилось человечество, и здесь все сцеплено общим ходом и подчинено общему мировому теченью. Мы, физикусы и химикусы, мы можем изменить строй жизни всего народа, её постановку, её условия; но есть два полюса, между которыми еще долго будет колебаться ход её, склоняясь то в ту, то в другую сторону, и никто из нас не в состоянии найти ту неизменную среднюю норму, при которой человечество спокойно и свободно, с полным наслаждением, может идти вперед, по бесконечному пути развития. В преданиях и наших записных книгах сохранилась та ошибка, которую сделали наши предшественники, обезличив народ и отняв от него почти всю силу страстности, которая одна может действовать, как постоянный возбудитель на все другие психические процессы. Когда же снова эта часть нервной системы получила свои функции, то видите теперь перед собой её крайние проявления. Можно подавить её другим полюсом — функцией мозга. Но результат будет также односторонен и его вредное действие будет еще сильнее, чем от простого уничтожения страстности. При склонении к этому полюсу человечество отвернется от всех наслаждений. Все его действия будут совершаться с правильностью часового механизма, но энергия этого механизма будет постепенно, медленно ослабевать, падать и наконец совершенно исчезнет, а с ней и весь род человеческий. Можно приблизиться к той средней норме, которая лежит между этими двумя крайностями, но найти ее невозможно, по крайней мере в близком будущем. Чтобы найти ее, недостаточно знать все свойства натуры человека и управлять ими, недостаточно знать все комбинации этих свойств при всех окружающих громадно разнообразных условиях, для этого необходимо знать все условия, в которые может встать наш земной мир среди множества циклов других небесных миров. Вот задача отдаленного будущего!..